Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки

Куба была связана зависимым положением по рукам и ногам, и ей поэтому было очень трудно стать самостоятельной. Половина кубинских детей до 1958 г. не ходили в школу, и все же, как много раз подчеркивал Фидель Кастро, невежество гораздо более распространенное зло и оно опаснее, чем неграмотность. Во время начавшейся в 1961 г. кампании по ликвидации неграмотности масса добровольцев из среды молодежи вызвалась научить читать и писать всех кубинцев. Результаты ошеломили весь мир: в настоящее время на Кубе, по данным Международного департамента ЮНЕСКО по образованию, наименьший процент неграмотных и наибольший процент учащихся в школах (начальных и средних) в Латинской Америке. Однако другое проклятое наследие — невежество — не изживешь ни за сутки, ни за дюжину лет. Нехватка научно-технических кадров, некомпетентность управленческого аппарата и низкий уровень организации производства, бюрократический страх перед творческой инициативой и свободой решений продолжают создавать препятствия на пути строительства социализма. Но несмотря на «систему бессилия», созданную за четыре с половиной века угнетения, Куба с неослабевающим энтузиазмом возрождается в новом качестве, напрягая все свои силы — радостно и энергично, — чтобы устранить все препоны со своего пути. /112/

«Разве на сахаре строить лучше, чем на песке?» — риторически вопрошал Жан Поль Сартр в 1960 г. на Кубе.

Над молом в порту Гуаябаль, откуда экспортируется сахар, возле огромных складов кружат пеликаны. Я вхожу туда и в изумлении останавливаюсь перед золотистой сахарной пирамидой. Снизу то и дело открываются дверцы, через которые сахар, минуя стадию упаковки в мешки, попадает прямо в трюм корабля, а сверху, через отверстие в потолке льются все новые золотые струи сахара, привезенного с инхенио. На струях пляшут солнечные зайчики. Эта сыпучая гора, которой я касаюсь, с трудом охватывая взглядом, стоит около 4 млн. долл. И мне представляется, что в ней воплотились весь восторг и вся драма рекордной сафры 1970 г., в ходе которой стремились, но не смогли, несмотря на сверхчеловеческие усилия, получить 10 млн. тонн. Перед моим мысленным взором проходит гораздо более давняя история, связанная с сахаром. Я вспоминаю о предприятиях, еще недавно принадлежавших «Франсиско шугар Ко», компании Аллена Даллеса, где мне довелось пробыть педелю, послушать рассказы о прошлом и увидеть рождение будущего: вот Хосефина, дочь Каридад Родригес, которая учится в школе, бывшей казарме, и сидит она как раз на том самом месте, где пытали перед смертью ее арестованного отца; вот Антонио Бастидас, семидесятилетний негр, который в этом году как-то ранним утром уцепился обеими руками за рычаг заводского гудка, ибо инхенио перевыполнил задание. «Черт возьми! — кричал он. — Выполнили, черт возьми!» — И никто не мог оторвать его руки от гудка, который разбудил весь поселок, разбудил всю Кубу. Я слышал истории о канувшем в лету прошлом, в которых фигурировали выселения, подкупы, убийства, голод, странные профессии, порождавшиеся безработицей, которая терзала рабочих 6 месяцев в году, «ловец сверчков» например. Я думаю — и теперь это всем известно — о том, какие неимоверные страдания пережила эта страна. Нет, не зря погибли те, кто погиб: Амансио Родригес, в упор расстрелянный штрейкбрехерами на собрании, когда он с негодованием отверг чек компании на крупную сумму, хотя товарищи, укладывавшие его в гроб, не нашли у него в доме второй пары штанов и носков; или, например, /113/ Педро Пласа, которому было 20 лет, когда его арестовали, а он указал путь грузовику с солдатами прямо на мины, которые сам же и закладывал, и взорвался вместе с грузовиком и солдатами. И многое другое я слышал в этом месте и в других местах. «Здесь в семьях очень чтут мучеников, — сказал мне один старый рабочий, — но только после их смерти. А при жизни они слышали только жалобы». Я думаю, что не случайно партизанские отряды Фиделя Кастро на три четверти состояли из крестьян, рубщиков тростника, и не случайно провинция Орьенте была и самым крупным поставщиком сахара и одновременно самым крупным очагом восстаний за всю историю Кубы. Я понимаю, почему здесь накопилось столько ожесточения: после небывалой сафры 1961 г. революция предпочла покончить со страданиями, приносимыми сахаром. Сахар был постоянным напоминанием о былых унижениях. Неужто сахар навеки должен остаться судьбой страны? Не пора ли ему расплатиться за свои прегрешения? Или и ныне ему быть рычагом, катализатором прогресса в экономике?

Движимая естественным нетерпением, революция вырубила многие тростниковые плантации, захотела в мгновение ока диверсифицировать сельскохозяйственное производство, но, хотя каждое социализированное хозяйство сразу занялось выращиванием чрезмерного количества культур, революция не допустила традиционной ошибки, она не раздробила латифундии на непродуктивные минифундии. Для индустриализации страны надо было значительно увеличить импорт, повысить продуктивность сельского хозяйства и удовлетворить потребности населения в продуктах питания, значительно выросшие после революционных преобразований в стране. Но как без сахарных сафр добывать валюту для импорта? Кроме того, развитие горнодобывающей промышленности, прежде всего никелевой, потребовало огромных капиталовложений, которые уже сейчас в нее делаются; лов рыбы увеличился в восемь раз, а это также требует больших затрат; долгосрочные планы производства цитрусовых уже осуществляются, но от посадки деревьев до сбора плодов должны пройти годы, требующие терпения. И вот тогда революция поняла, что она спутала нож с убийцей. Сахар, ранее бывший фактором слаборазвитости, отныне превращается в инструмент развития. Не было иного выхода, как использовать монокультуру, породившую зависимость Кубы от /114/ мировых рынков, именно для того, чтобы разорвать путы этой зависимости.

Дело в том, что доходы от сахара теперь направлены отнюдь не на упрочение системы эксплуатации[34]. Импорт машин и промышленного оборудования вырос с 1958 г. на 40%. Приносимая сахаром прибыль служит развитию тяжелой индустрии и тому, чтобы не было ни пустующих земель, ни безработных. Когда пала диктатура Батисты, на Кубе было 5 тыс. тракторов и 300 тыс. автомобилей. Сейчас — 50 тыс. тракторов, хотя значительная их часть простаивает из-за слабой организации труда, а из старого автомобильного парка, состоявшего в большинстве своем из дорогих моделей, остались отдельные экземпляры, пригодные разве что для лавки древностей. Цементная промышленность и энергетика развиваются удивительно быстро. Новые фабрики по производству удобрений дают сейчас продукции в пять раз больше, чем в 1958 г. Повсюду в стране создаются водохранилища, их емкость после 1958 г. увеличилась в семьдесят три раза[35], орошаемые площади расширяются не по дням, а по часам. Новые дороги, проложенные по всей Кубе, покончили с изоляцией многих областей, которые, казалось, были приговорены к вечному одиночеству. Чтобы качественно улучшить малоудойное стадо зебу, Куба ввезла быков голштинской породы и путем искусственного осеменения получила 800 тыс. коров смешанной породы.

Большого успеха кубинцы добились в механизации уборки и отгрузки сахарного тростника на основе техники, разработанной в основном на Кубе, хотя оборудование это еще требует совершенствования. Преодолевая сложности, в стране складывается новая профессиональная структура населения, призванная заменить старую, сломанную /115/ революцией. Рубщики тростника, «мачетерос», эти сахарные каторжники, ныне стали представителями вымирающей профессии на Кубе. Ведь и им революция дала возможность выбора других, менее тяжелых работ, а их сыновьям — возможность учиться в городах и получать стипендию. Правда, освобождение рубщиков тростника от «каторги» породило определенные трудности в экономике острова. В 1970 г. Куба вынуждена была утроить число работников для сафры, большинство которых составили добровольцы, солдаты, трудящиеся других секторов народного хозяйства, что притормозило некоторые работы в городе и деревне: сбор плодовых культур, фабричное производство. При этом следует иметь в виду, что в социалистическом обществе в отличие от общества капиталистического активность трудящихся обусловливается не боязнью безработицы и не жаждой наживы. Иные стимулы — солидарность, коллективная ответственность, осознание своих обязанностей и прав, выходящие за узкие рамки человеческого эгоизма, — должны стать движителями прогресса. Однако психология целого народа не меняется в мгновение ока. Когда революция взяла власть в свои руки, большинство кубинцев, как сказал Фидель Кастро, еще даже не прониклось антиимпериалистическим сознанием.

Мышление кубинцев радикализировалось по мере углубления их революции, по мере того, как Гавана отвечала вызовом на вызов, ударом на удар Вашингтона, и по мере того, как идеалы социальной справедливости претворялись в конкретные дела. Построено 170 больниц и множество поликлиник, медицинская помощь стала бесплатной; в три раза увеличилось число учащихся в школах и университетах, обучение тоже стало бесплатным; более 300 тыс. детей и молодых людей получают стипендии; появилось множество интернатов и детских садов. Значительная часть населения пользуется бесплатным жильем, и уже не надо платить за пользование водой, светом, телефоном, за посещение спортивных мероприятий. Расходы государства на социальное обеспечение возросли в пять раз за последние несколько лет. Но теперь, когда все имеют возможность учиться и носить нормальную обувь, потребности растут в геометрической прогрессии, а производство — только в арифметической. Рост объема и расширение структуры потребления, ибо теперь потребление — привилегия всех, а не немногих, также /116/ заставляют Кубу быстро увеличивать экспорт, и, таким образом, сахар продолжает оставаться главным источником доходов.