Кейт Аткинсон - Боги среди людей
Один из товарищей Тедди бросился прочь, крича во все горло и проклиная увиденное. Парень махнул рукой на учебу и с тех пор больше не летал. Ему вменили «Н. М. С.» и с позором уволили из армии; кто знает, что с ним сталось. Другой пилот, валлиец, долго смотрел на останки инструктора и сказал просто: «Вот бедняга». Реакция самого Тедди была чем-то средним. Ошеломленный этим кошмарным зрелищем, он тем не менее порадовался, что сам не сидел в том «энсоне». Впервые Тедди наблюдал непотребства, которые механика войны творит с хрупкими человеческими телами. Его сестра, как он подозревал, такого уже насмотрелась.
– Это на потом, – сказала Бриджет, заметив, как Тедди уставился на ошметки мяса, словно вознамерившись их стащить.
По локти в мыльной воде, Бриджет стояла у глубокой фаянсовой раковины и мыла посуду. Тедди снял с крючка кухонное полотенце и предложил:
– Давай я буду вытирать.
– Нет, ступайте, – ответила Бриджет. Тедди знал, что в ее устах это означает благодарность.
Сколько лет Бриджет? Он даже приблизительно не мог бы определить. На его веку она прожила бо́льшую часть своего века, пройдя путь от наивности и даже взбалмошности («только что с корабля», не упускала случая заметить Сильви) до усталой покорности. По ее словам, она «упустила свою удачу» во время минувшей войны, а Сильви уточнила, презрительно усмехнувшись:
– А что такое удача? Каторга замужества, постоянная тревога о детях? Нет, лучше уж тебе быть с нами.
– Вернусь я домой, – сказала она Тедди, неохотно уступая ему мокрую тарелку. – Как только все это закончится.
– Домой? – переспросил растерявшийся на минуту Тедди.
Она повернулась к нему лицом, глядя в упор, и тут он понял, что никогда по-настоящему на нее не смотрел. Или смотрел, но не видел.
– В Ирландию, – уточнила она, словно он ничего не смыслил в этой жизни – а он полагал, что так и есть. – Ступайте за стол. Я сейчас пудинг принесу.
А Нэнси? А что с Нэнси? Где она, спросите вы? В одночасье выдернутая год назад из загадочного мира натуральных чисел и помещенная в тайное укрытие. Когда ее спрашивали о роде занятий, она отвечала, что работает в одном из подразделений Торгового совета, которое перевели из Лондона в безопасную загородную местность. Чтобы предотвратить дальнейшие вопросы, она монотонно бубнила: нормирование дефицитных материалов отечественного производства. Тедди надеялся с ней повидаться, но в последнюю минуту она ему позвонила:
– Никак не могу вырваться, очень жаль.
Без малого полтора года прошло – и ей «очень жаль»? Как удар под дых, но Тедди быстро ее простил.
– До чего же скрытная! Не знаю, когда увидимся, – жаловался он Урсуле, когда они «слонялись» по аллее. («Люблю это словечко, – сказала ему сестра. – Теперь слоняться особо не получается».)
Перед тем как вернуться в Лисью Поляну, они остановились выкурить по сигарете. Сильви не разрешала курить в доме. Урсула глубоко затянулась и сказала:
– Ужасная гадость. Но все лучше, чем война.
– А письма присылает вообще ни о чем. – Тедди снова завел разговор о Нэнси. – Как будто над ней цензор стоит. Уж такая секретность. Как по-твоему, чем она занимается?
– Ну, в любом случае чем-то очень математическим, – с явной уклончивостью ответила Урсула, которую охотно просвещал «мужчина из Адмиралтейства». – Думаю, ей будет легче, если ты не станешь дознаваться.
– Германскими шифрами – так мне кажется.
– Только никому не говори, – сказала Урсула, подтверждая тем самым его догадку.
После обеда Тедди предложил Урсуле выпить виски в «роптальне». Это было бы данью памяти отца – Тедди чувствовал, что они не помянули его должным образом.
– В «роптальне»? – переспросила Урсула. – К сожалению, ее больше нет.
Просунув голову в дверь задней комнатки, Тедди убедился, что в скромном отцовском пристанище устроена, по выражению Сильви, «швейная».
– Теперь здесь уютно, светло и просторно, – сказала мать. – А раньше царил мрак.
Стены она перекрасила в нежно-зеленый, на полу расстелила обюссонский ковер, а тяжелые бархатные шторы заменила льняными занавесками ажурной работы. Рядом с кушеткой, которую Сильви «купила за гроши у антиквара в Биконсфилде», угнездился викторианский швейный столик, прежде ютившийся в спартанской комнате Бриджет.
– Здесь кто-нибудь шьет? – спросил Урсулу Тедди, вертя в руках катушку хлопчатобумажных ниток, извлеченную из корзины для рукоделия.
– А ты как думаешь?
Итак, вместо «роптальни» они отправились на прогулку в сад, который теперь в основном занимали грядки с овощами и просторные курятники. Своих кур Сильви держала под надежным замком: в округе расплодились лисы. Среди лужайки по-прежнему непоколебимо стоял развесистый бук, но остальная часть сада, за исключением розария Сильви, начала приходить в запустение.
– Не могу найти приличного садовника, – сердито посетовала Сильви.
– От этой войны – сплошные неудобства, – съязвила Иззи, подмигивая Тедди, который, однако, смолчал: не вступать же с ней в сговор против матери, хотя та кого угодно могла вывести из себя.
– Моего последнего садовника забрали в отряд гражданской обороны, – продолжала Сильви, не обращая внимания на Иззи. – И если на пути войска захватчиков окажутся такие, как старик Мортимер, нам останется только уповать на Господа.
– Свинью хочет завести, – сообщила Урсула Тедди, под кудахтанье и квохтанье заточенных в клетки несушек.
– Кто?
– Мама.
– Свинью? – Почему-то Тедди не мог представить мать у свинарника.
– Да уж, с нашей мамой не соскучишься, – согласилась Урсула. – Кто бы мог подумать, что в ней проснется торгашеский дух? Теперь еще будет продавать с черного хода бекон и сосиски. Ее предприимчивости можно только поаплодировать.
В другом конце сада они набрели на целую полянку маргариток, – должно быть, они перекочевали сюда с луга.
– Еще одно захватническое войско, – отметила Урсула. – Пожалуй, возьму небольшой букетик с собой в Лондон.
К удивлению Тедди, она достала из кармана пальто большой перочинный нож и принялась срезать тонкие стебли.
– Я еще не то с собой ношу, – засмеялась Урсула. – Будьте готовы! Ну, ты знаешь – это девиз девочек-скаутов, да и всех скаутов: «Будьте готовы к любым трудностям и опасностям, зная, что и как следует делать».
– У скаутов по-другому: требования длиннее и подробнее, – возразил Тедди.
К мужчинам требования выше, думал он, хотя все его знакомые женщины тут же оспорили бы эту мысль.
Урсула постоянно забывала, что Тедди так и не перешел из бойскаутов младшей дружины в старшую. Ей-то самой никогда не приходилось страдать в «Киббо Кифте».
Тедди решил поехать в Лондон с Урсулой, хотя и знал, что это расстроит маму, которая рассчитывала удержать его еще хотя бы на денек. Но без отца Лисья Поляна опустела, и это удручало.
– Если мы выйдем сейчас, то успеем на ближайший поезд, – сказала Урсула, подталкивая Тедди к дверям. – Расписание можно не смотреть, в любом случае оно сбилось…
После прощаний, когда они уже шли переулком, Урсула сказала:
– На самом деле у нас еще куча времени, я просто спешила унести ноги. С мамой всегда сложно общаться, с Иззи еще хуже, а вдвоем они просто невыносимы.
Поезд прибыл на вокзал Марлибон, и Урсула спросила:
– Остановишься у меня?
Нет, ответил Тедди, разыщу старого приятеля, устроим ночную гулянку. Он и сам толком не знал, зачем лжет и почему не хочет остановиться у сестры. Мучительная потребность быть свободным – возможно, в последний раз.
– Ой, чуть не забыла! – воскликнула Урсула, порылась в сумочке и наконец извлекла на свет небольшую, потускневшую от времени серебристую вещицу.
– Кролик? – спросил Тедди.
– Нет, скорее заяц, хотя отличить сложно. Узнаёшь?
Нет, он не узнал. Заяц – или кролик – смирно сидел в корзинке. У него были заостренные уши и гравированная шубка. «Да, определенно кролик», – подумал Тедди.
– Когда ты был совсем маленьким, – напомнила Урсула, – он висел на твоей детской коляске. А до этого – на наших. Думаю, изначально это была мамина погремушка.
Этот заяц действительно когда-то был украшением на детской погремушке Сильви, с бубенчиками и детским зубным кольцом цвета слоновой кости. Однажды Сильви этой погремушкой чуть не выбила глаз своей матери.
– Это мне? – удивился Тедди.
– На счастье!
– Серьезно? – скептически усмехнулся Тедди.
– Это талисман. Вместо кроличьей лапки я дарю тебе целого зайца, который будет тебя охранять.
– Спасибо.
Он даже развеселился. Урсула, обычно не суеверная, не признавала никаких талисманов.
Взяв зайца, Тедди небрежно опустил его в карман, где уже лежал конский каштан – другой подарок от сестры, успевший потерять свой блеск. Тедди обратил внимание, что маргаритки Урсулы, завернутые во влажную газету, совсем поникли, почти завяли. Ничто не хранится, думал он, все утекает сквозь пальцы, как песок или вода. Или время. Может, ничего и не нужно хранить. Но это была аскетичная мысль, которую он тут же отогнал.
