Египтянин - Мика Валтари
– Каждому я воздал сполна и бедняку дал его меру полной, так что масла и жира теперь вдоволь в глиняных мазанках. Сердце мое ликует, когда я вновь вижу упитанных детей в земле Египта, потому что дети – это богатство страны и из здоровых мальчишек вырастут отличные воины, а крепкотелые девочки нарожают больше детей, чем худые. Но праздность расслабляет, а излишества порождают беспокойство и злоречие. Поэтому моя власть понуждает меня быть начеку, а не то египетский народ скоро почувствует себя слишком вольготно под моею рукою с пастырским жезлом.
Вот почему он с умыслом обременил народ тяжкими общественными работами, строя мощенные камнем дороги и прорывая широкие каналы, дабы не стал народ в дни праздности и довольства злоумышлять против власти Хоремхеба. И вот почему народ в пору его правления был подобен быку, прилично тучному, однако с боками вечно исколотыми пикой, быку, которому никогда не дозволено вкусить покойный отдых. В возводимых храмах Хоремхеб велел вырезать изображения и письмена, восхвалявшие его дела и победы, дабы народ всякий день видел перед глазами напоминания о том, как царь восстановил правду в Египте, изгнал беззаконие и воздал каждому должное, чтобы мера его была полна. Также сказителям, сидящим на циновках подле ворот и на перекрестках, превозносившим великие дела Хоремхеба и рассказывавшим чудесные истории о его божественном происхождении, он велел дарить подарки и раздавать зерно, масло и пиво. Однако сказители – народ упрямый и лукавый, для которого нет ничего священного, и поэтому они расцвечивали свои сказки такими узорами и прикрасами, которые поистине веселили людей. Хоремхеб же был слишком самолюбив, чтобы догадаться, что те, кому он платит, смеются над ним в этих историях, к тому же и не все слушатели понимали рассказчиков: с открытым ртом, удивляясь и возводя руки в почтительном трепете, они внимали сказке о рождении Хоремхеба, случившемся, когда бог Хор проходил через Хутнисут и присел на корточки у дороги.
Однако подозрительность Хоремхеба росла, и наступил день, когда его стражники явились в мой дом, надели на меня сандалии, закутали в одежды и древками копий вытолкали всех больных с моего двора – чтобы доставить меня к Хоремхебу. Снова была весна, вода спала, и без устали носились ласточки над бурым и тяжелым от ила потоком. Стражники привели меня и поставили перед Хоремхебом. Он постарел за эти годы: голова его клонилась, лицо пожелтело и мышцы выделялись узловатыми буграми на его сухом длинном теле. Он посмотрел на меня глазами, в которых не было радости, и сказал:
– Синухе, много раз я предупреждал тебя, но ты не желал прислушаться к моим предупреждениям. Ты продолжаешь говорить людям, что ремесло воина самое презренное и низкое из всех ремесел, ты говоришь, что ребенку предпочтительнее умереть в утробе матери, чем рождаться для жизни воином, что двух или трех детей для женщины достаточно и ей нет нужды рожать еще, что лучше, счастливой, вырастить этих троих, чем, несчастной и в бедности, растить девятерых или десятерых. Также ты говорил, что все боги одинаковы, а все храмы суть темные дома и только бог ложного фараона превосходит всех остальных богов. Говорил, что человеку не пристало покупать и продавать других людей как рабов и народу, который возделывает и засевает землю, который жнет и свозит урожай в житницы, принадлежит эта возделываемая им земля и эти наполненные зерном житницы, хотя бы эта земля и была царской или храмовой. Еще ты говорил, что моя власть-де не слишком отличается от власти хеттов, и еще много других глупостей говорил ты, так что любой иной за куда меньшие прегрешения давно бы уже ворочал камни в каменоломнях и был бит палками. Но с тобой я был долготерпелив, Синухе, потому что когда-то ты был моим другом и, пока был жив Эйе, я нуждался в тебе: ты был единственным моим свидетелем против него. Теперь не то, теперь ты мне больше не нужен, скорее наоборот: пока ты жив, ты можешь вредить мне, оттого что ты многое знаешь. Если бы ты был умнее, ты бы держал язык за зубами и вел тихую жизнь, довольный тем, что у тебя есть, – а у тебя поистине ни в чем нет недостатка! Но вместо этого ты изрыгаешь хулу на меня, и долее я такое терпеть не намерен.
Его гнев рос, по мере того как он говорил. Он начал похлопывать себя золотой плеткой по худой ноге, нахмурился и продолжал:
– Воистину ты стал подобен песчинкам под моими пальцами и слепню на моем плече! Я не могу позволить расти в моем саду кусту, который не плодоносит и утыкан одними лишь ядовитыми колючками! Сейчас в земле Кемет весна: ласточки устраивают свои гнезда в иле, пока вода стоит низко, воркуют голуби и цветет акация. Это дурное время – весна всегда будит беспокойство и ненужную болтовню. Взбудораженным мальчишкам кровь бросается в голову; они хватают с земли камни и побивают ими стражников, а мои статуи в храмах уже вымазаны в навозе. Мне не остается ничего другого, как только выдворить тебя из Египта, Синухе, чтобы тебе никогда больше не видеть земли Кемет. Иначе, если я позволю тебе остаться, наступит день, когда мне придется велеть тебя убить, а я этого не хочу,
