Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
Тут Аль-Фар спросил:
— Когда ты видел в последний раз Зубайду?
Поразмыслив немного над его вопросом, Ахмад сказал:
— В январе прошлого года, то есть почти год назад. В тот день она пришла ко мне в лавку, чтобы найти покупателя на её дом…
Ибрахим Аль-Фар сказал:
— Его купила Джалила, а та безумная влюбилась в кучера экипажа, и он оставил её без гроша в кармане. Сейчас она обитает в комнатушке под самой крышей дома певицы Саусан в таком ужасающем состоянии, что вызывает жалость!
Ахмад Абд Аль-Джавад с сожалением покачал головой и пробормотал:
— Султанша ютится в комнатушке под крышей!.. Пресвят Вечноживущий.
Али Абдуррахим заметил:
— Удручающий конец, но вполне предсказуемый…
У Мухаммада Иффата вырвался горестный смех:
— Да помилует Аллах тех, кто ещё верит в этот мир!
Затем Аль-Фар позвал их играть, и Мухаммад Иффат бросил ему вызов. Вскоре все они собрались вокруг коробки с нардами, и Ахмад Абд Аль-Джавад сказал:
— Интересно, кому повезёт, как Джалиле, а кому — как Зубайде?!
6
Камаль сидел вместе с Исмаилом Латифом в одной из комнат кофейни Ахмада Абдо. Это была та же самая комната, в которой Камаль сидел когда-то на заре своей юности с Фуадом Аль-Хамзави. И несмотря на декабрьский холод, в кофейне было тепло, поскольку двери были закрыты, что препятствовало проникновению холодного воздуха, этого единственного источника мороза, в это подземное заведение. Вполне естественно, что было тепло, и влага ощутимо распространялась вокруг. Исмаилу Латифу не нравилось сидеть в этой кофейне, если бы не желание подражать Камалю. Он был его старинным другом, дружеские связи с которым не прервались для Камаля, хотя ради куска хлеба он перебрался в Танту, где был бухгалтером после окончания торгового колледжа. Когда он возвращался в Каир, будучи в отпуске, то звонил Камалю в школу Силахдар и назначал встречу в каком-нибудь историческом уголке города.
Камаль принялся разглядывать своего старого друга. Телосложение его казалось плотным, а черты лица острыми и заострёнными. Он дивился тому, что тот стал вежливым, степенным и честным. Тот, что когда-то служил исключительным примером наглости, безрассудства и вульгарности, теперь был лучшим примером мужа и отца.
Камаль налил другу в стакан зелёного чая, затем налил себе и с улыбкой произнёс:
— Кажется, тебе не по душе кофейня Ахмада Абдо!
По привычке вытянув шею, Исмаил Латиф сказал:
— Она и впрямь странная. Почему бы нам не выбрать местечко на поверхности земли?!
— В любом случае, это самое подходящее место для таких достойных людей, как ты.
Исмаил засмеялся и снисходительно кивнул головой, словно подтверждая, что он стал и правда достойным признания своей респектабельностью.
Камаль ради соблюдения норм этикета спросил:
— Как дела в Танте?
— Отлично. Днём я работаю в конторе без перерыва, а вечер провожу с женой и детьми.
— А как там твои потомки?
— Слава Богу. Их покой — всегда за счёт наших забот. Но мы благодарны Господу в любом случае…
Подталкиваемый любопытством, которое возбуждало у него любое упоминание в целом о семье, Камаль спросил:
— А ты и впрямь нашёл в них своё истинное счастье, как говорят знающие люди?
— Да, всё так и есть.
— Несмотря на усталость?
— Несмотря ни на что!
Камаль поглядел на друга с ещё большим интересом. Это был совершенно новый человек, связь которого с прежним Исмаилом Латифом, которого он знал с 1921 по 1927 год, практически была утеряна. Это было в те исключительные моменты, прожитые им всеми фибрами души, когда не проходило ни минуты без ощущения глубокой радости или сильной боли. То время истинной дружбы, которую воплотил собой Хусейн Шаддад, и искренней любви в лице Аиды, неукротимого энтузиазма, подпитываемого пламенем великолепной египетской революции, суровых экспериментов, вызывавших сомнение, цинизм и страсти. Исмаил Латиф был символом той последней эпохи, её достойным показателем. Вот только насколько он далёк сегодня от того, кем был тогда?!.. Исмаил посетовал:
— Всегда найдётся что-то, что нас беспокоит, вроде новых кадров и задержки в повышении по службе, а тебе известно, что я привык к безбедной жизни под крылышком у отца. Но мой отец не оставил наследства, а мать, в свою очередь, тратит на себя всю свою пенсию. Поэтому я согласился работать в Танте, чтобы свести концы с концами. Разве такой человек, как я, согласился бы на это?!
Камаль засмеялся:
— Такой, как ты, не согласился бы ни на что!
Исмаил улыбнулся с некоторым тщеславием и гордостью за своё славное прошлое, которое он оставил по собственному желанию. Камаль спросил:
— И ты не боролся с собой, чтобы вернуть хоть кое-что из прошлого?
— Ну нет, я сыт им по горло. И могу сказать, что новая жизнь совсем не вызывает у меня раздражения. Всё, что мне требуется, так это использовать свою смекалку время от времени, чтобы выцыганить у матери немного наличности. Моей жене приходится играть ту же роль со своим отцом, поскольку я по-прежнему люблю жить на широкую ногу…
Камаль не удержался и засмеялся:
— Ты нас научил, а затем кинул одних на дороге…
Исмаил громко расхохотался, от чего на серьёзном лице его появилось хитрющее выражение, напомнившее о прошлом. Он заметил:
— Ты об этом сожалеешь?.. Нет. Ты с удивительной искренностью любишь эту жизнь, хотя ты и умеренный человек. За те несколько лет забав я сделал столько, сколько тебе не сделать за всю жизнь…, - затем прибавил уже серьёзным тоном… — Женись и измени свою жизнь!
Камаль шутливо сказал:
— Эта тема достойна размышлений!
«Новый Исмаил Латиф появился в период между 1924 и 1935 годами, что достойно внимания любопытного. В любом случае, он был старым верным другом. Что касается Хусейна Шаддада, то Франция отняла его у родины, как и Хасана Салима, для которого заграница стала местом обитания и жизни. С ними у меня не было никаких связей, к сожалению. А Исмаил Латиф никогда не был моим духовным другом, зато был живым напоминанием об удивительном прошлом, и потому я горжусь дружбой с ним, а ещё верностью друга, хотя я и не был в восторге от товарищеских отношений с ним именно потому, что Исмаил — живое доказательство того, что прошлое не было плодом моих фантазий: то прошлое, реальность которого я стремлюсь доказать так же страстно, как и стремлюсь жить. Интересно, что делает Аида в этот момент?.. И в какой части мира она сейчас?.. Как моему сердцу вообще удалось оправиться от этой болезни — любви к ней?!.. Всё это так странно…»
— Я в восхищении, господин Исмаил: ты — личность, достойная всяческого успеха.
Исмаил бросил вокруг себя взгляд, рассматривая потолок, фонари, комнаты, мечтательные лица людей, занятых играми и беседами, затем спросил Камаля:
— И что тебе нравится в этой кофейне?
Камаль не стал отвечать ему, а лишь с сожалением промолвил:
— Ты разве не знаешь?!.. В скором времени её снесут, чтобы возвести на развалинах новое здание. И этот артефакт исчезнет навсегда!
— Скатертью дорожка. Пусть это кладбище исчезнет, чтобы на его месте возникла новая цивилизация.
«Прав ли он?.. Возможно. Но у сердца свои муки. Любимая моя кофейня, ты кусочек меня. Я часто видел тебя во сне и думал о тебе. Тут годами любил сидеть Ясин, а Фахми собирался вместе с революционерами, чтобы подумать о лучшем мире. Я люблю тебя, потому что ты создана из того же вещества, что и мечты. Вот только к чему всё это? Бесполезно… Чего стоит ностальгия по прошлому?.. Наверное, прошлое это опиум для романтиков, и тяжелейшее горе для тех, у кого сердце сентиментально, а ум — скептичен. Так что говори что хочешь, я всё равно не верю ни во что».
— В этом ты прав. Я предлагаю разрушить пирамиды, если для будущего будет хоть какая-то польза от этих камней!
— Пирамиды?!.. Что общего между пирамидами и кофейней Ахмада Абдо?!
— Я имею в виду исторические памятники, что нужно разрушить всё ради сегодняшнего и завтрашнего дня.
