Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать
Старый профессор взволнованно замолчал. Камилл налил в стакан отца холодный боржоми тот выпил и продолжал:
- Воспетый в наших песнях Карасубазар…, - он остановился и обратился к сыну: - Как его сегодня эти называют?
- Белогорск, - быстро вставил один из гостей, и не все слушатели догадались, что рассказчик знает это новое название, но не хочет его произносить.
- Да, - профессор сделал еще глоток из своего стакана и вытер губы салфеткой. - Что-то они часто производят свои названия наших городов от слова «белый». Так вот, Карасубазар, который мы часто называем просто «Карасу», также славился своими великолепными мечетями и караван-сараями. Еще он был известен своими мастерами, изготавливавшими ценимые во всем мире изделия из металлов, драгоценных камней, кожи, дерева. За удобные и красиво отделанные карасубазарские седла и на Западе, и на Востоке платили большие деньги. Еще в Карасу добывали высшего качества селитру, из которой на пороховых заводах в Кефе изготовляли порох, разные, сложные по тем временам, боеприпасы. Крымские купцы торговали в Европе не только боеприпасами, но и оружием. Татарские мастера изготовляли многие виды огнестрельного оружия, особенно славились качеством бахчисарайские карабины.
- А как относилось к торговле оружием тогдашняя ООН? - улыбнувшись спросил один из ребят.
- Тогдашняя ООН - это наиболее сильные и воинственные государства, - серьезно ответил рассказчик. - А раз воинственные, то торговля оружием считалась большой честью. Но и в мирном производстве Крым наш был на передовых позициях. Крымские шелковые и льняные ткани мало в чем уступали дальневосточным или французским. А вина крымские? Представьте себе, что даже в странах средиземноморья, которые сами производили вино, наше, крымское, считалось элитным.
Гости были восхищены услышанным, а профессор, между тем, продолжал:
- Да, и об этом вы можете прочитать в тех книгах,– он указал движением головы на лежащие на журнальном столике карточки, - которые вам в библиотеке принесут в течение одного часа. Я не назвал вам всех даже самых крупных городов Крымского ханства. Зачастую архитектурой своих строений и изделиями ремесленников славились даже небольшие крымские селения.
- Наш народ и наши религиозные старшины, очень доброжелательно относились к представителям других религиозным конфессий. Некоторые крупнейшие христианские монастыри в Крыму были построены по прямому указанию ханов на деньги казны. У нас в Гезлеве, то есть в Евпатории, старшины мечети Джума Джами, построенной великим архитектором Синаном, безвозмездно отдали часть принадлежащей мечети территории на постройку православной церкви. Ведь Коран прямо наставляет уважать уверовавших в Писание.
Профессор снял с полки Коран в переводе Крачковского:
- Вот слушайте. В суре второй сказано: «поистине те, кто уверовал, и те, кто обратился в иудейство, и христиане, и сабии, которые уверовали в Аллаха и в последний день и творили благое – им их награда у Господа их… … Мы не различаем между кем-либо из них… Аллах друг тех, которые уверовали: Он выводил их из мрака к свету».
…Если кто-нибудь из читающих эти строки подумает, что старый профессор Афуз-заде разговаривал со своими гостями на русском языке, тот глубоко меня обидит!
Глава 12
Пришло время, когда в Москву стали приезжать уже люди, которые с той или иной степенью прочности обосновались в Крыму и вели борьбу, так сказать, изнутри, уже с местными крымскими властями. Оказалось, - хотя кто бы в том сомневался! - оказалось, что все, даже мелкие антитатарские действия крымских властей регулируются из Москвы - с Лубянки и со Старой площади.
Среди первых жертв участников борьбы крымских татар за свои права уже на родной земле оказалась красавица Светлана, молодая русская женщина, купившая на свое имя квартиру в Симферополе и попытавшаяся прописать в эту квартиру мужа - крымского татарина. Не тут-то было!
Все власти города объединились против русской женщины.
Светлана стала работать в городской поликлинике, а мужа ее Асана, как не имеющего прописки, на работу не принимали.
- Вы знаете, что ваш муж активист так называемой инициативной группы? – хрипел, вылупив глаза в разоблачительном пароксизме, симферопольский чекист. - Вы же состояли в комсомоле, на вас замечательные характеристики из вашего института.
- Ну и что? Мой муж тоже состоял в комсомоле, причем был секретарем факультетского бюро.
- Да, да! Эти татары специально вступают в комсомол и даже в партию, чтобы изнутри вредить делу построения коммунизма в нашей стране!
Дело Светланы Сеитовой было признано весьма серьезным. Разрешить ей прописать мужа значило создать прецедент. Поэтому этим неприятным случаем заинтересовались в самой Москве. Надо было любыми средствами разрушить семейные узы русской женщины с крымским татарином или уж, если не получиться, вынудить доктора Сеитову уехать из Крыма.
Как раз в эту пору Асан Сеитов по заданию Организации должен был ехать в Москву для встречи с соратниками, прибывающими из Узбекистана. Светлана, взвинченная неожиданным для нее безобразным поведением местных симферопольских властей, пожелала сопровождать мужа. В Москве крымские татары расселились по подготовленным адресам. Асан и Света оказались гостями Камилла.
Вечером второго или третьего дня пребывания группы крымских татар в Москве в квартире раздался телефонный звонок. Камилл и четверо его гостей, в том числе и Асан со Светланой, сидели за чайным столом.
- Это доктор Камилл Афуз-заде? - ну о-о-чень вежливо осведомился приятный мужской голос.
Камилл сразу усек, откуда этот звонок, и обратил внимание на подчеркнутое обращение «доктор».
- Да, это безработный доктор физико-математических наук Камилл Афуз-заде, - ответил он жестко.
- Наша организация не причастна к тому, что вы безработный, - поспешно заверили его на том конце провода, даже еще не представившись. Но говоривший сразу же спохватился и поспешил добавить: - Я капитан такой-то, беспокою вас из Комитета государственной безопасности.
- По какому же поводу беспокоит меня Комитет государственной безопасности? – спросил Камилл своего невидимого собеседника, а сам подумал, что чекистов все еще тревожат его разветвленные связи с диссидентами, оттого и такая вежливость.
- Я хотел бы поговорить со Светланой Сеитовой, которая гостит у вас. Это возможно?
- А откуда у вас информация, что у меня гости? – рассердился Камилл. – Я, что, под негласным наблюдением? В любом случае я не намерен вступать с вами в разговор относительно посещающих меня людей.
- Погодите, не кладите трубку, - забеспокоились на другом конце провода. – Я прошу вас, передайте товарищу Сеитовой телефон полковника NN, с которым она может переговорить по вопросу, очень для нее важному.
И Камиллу был продиктован номер телефона.
- Хорошо, при случае я передам ваш телефон, - Камилл записал продиктованные ему цифры.
- Очень буду вам благодарен, если вы сообщите этот номер Светлане Сеитовой, с тем, чтобы она завтра утром позвонила нам. Всего хорошего.
Камилл невежливо не ответил на «доброе пожелание» собеседника и положил трубку, когда в ней раздались короткие гудки.
Во время этого короткого телефонного разговора гости настороженно смотрели на хозяина квартиры. Положив трубку, Камилл рассмеялся и обратился к Светлане:
- Товарищ Сеитова, полковник госбезопасности NN ждет вашего звонка завтра утром по вопросу, очень важному для вас.
Присутствующие были в недоумении: почему кагебистам приспичило говорить именно со Светланой?
- Наверное, Светлану хотят использовать в качестве агента в нашем лагере, - со смехом произнес один из гостей.
Наутро Светлана позвонила из камилловой же квартиры – чего уж играть в конспирацию! – этому полковнику NN и была приглашена в здание на Лубянке. Провожала Свету в логово большая группа земляков, которая осталась дожидаться ее в скверике напротив Политехнического музея.
…Его фамилия была Нюркин, но в целях благозвучия ему на службе дали псевдоним «Огневой». Так и числился он в табели - капитан Алексей Огневой (Нюркин). Это был рослый белокурый красавец, которому недостаток интеллекта возмещала наглость, и который посему пользовался успехом у женщин определенного круга. Соответственно этому и определялось его использование в спецоперациях, что породило у капитана завышенное представление о своей неотразимости. Однако начальство знало об ограниченности сферы, в которой эта «белокурая бестия» может быть использована. Кроме всего прочего Нюркину-Огневому не давались иностранные языки, что позволяло привлекать его к операциям в основном внутри страны. Но когда возникала необходимость в операциях вне сферы контингента, в котором действовали флюиды белокурого капитана, то этого на все готового офицера руководство иногда все же использовало и здесь, цинично ухмыляясь, что «бабы есть бабы» - и часто срабатывало. Нюркин ходил «в народе» с расправленными плечами, приподымая грудную клетку и победно посматривая по сторонам, отчего походка у него была слегка подпрыгивающая. В стенах же родного учреждения поступь его менялась, он твердо ступал по паркету, почти не сгибая колен, и взгляд его становился ищущим – сказывалась легкая близорукость.
