Александр Дюма - Асканио
И в самом деле то были Коломба и госпожа Перрина. Когда обедня кончилась, они пошли домой, в Малый Нельский замок, но, напуганные рассказами об осаде и страшным зрелищем, представившимся их глазам, в ужасе остановились и затерялись в толпе.
Но как только Коломба, встревоженная судьбой отца, заметила, что сражение поутихло и по улице можно свободно пройти, она, невзирая на мольбу госпожи Перрины, заклинавшей девушку держаться подальше от места схватки, бесстрашно направилась к замку, предоставив госпоже Перрине полную свободу действий; но госпожа Перрина в глубине души нежно любила Коломбу, поэтому, правда умирая от страха, все же решилась сопровождать свою воспитанницу.
Обе женщины отделились от толпы в ту минуту, когда Асканио и Жак Обри завернули за угол.
Теперь нам понятен план Бенвенуто Челлини.
Увидев, что женщины приближаются к замку, он пошел к ним навстречу и учтиво предложил руку Коломбе.
– Сударыня, не бойтесь, – произнес он. – И, если вы пожелаете опереться на мою руку, я вас проведу к вашему отцу.
Коломба колебалась, но госпожа Перрина повисла на руке Челлини, хотя он и забыл предложить ей помощь.
– Соглашайтесь, милая крошка, соглашайтесь на покровительство этого благородного кавалера!..
Смотрите-ка, а вот и сам господин прево – он стоит на крепостной стене! Вот он наклонился…
Конечно, он тревожится за нас.
Коломба оперлась на руку Бенвенуто, и все трое подошли к воротам замка.
Тут Челлини остановился, держа под руки Коломбу и госпожу Перрину.
– Господин прево,– крикнул он,– ваша дочь желает вернуться домой! Надеюсь, вы откроете дверь и впустите ее, если не согласны отдать в руки врагов такую прекрасную заложницу!
Не раз за эти два часа прево,сражаясь под прикрытием крепостной стены, думал о дочери, которой так неосмотрительно разрешил выйти, и не мог придумать, как же впустить ее в замок.
Он надеялся, что девушку вовремя предупредят и она догадается пойти в Шатле и там переждать, как вдруг увидел Челлини; ваятель покинул отряд и направился к двум женщинам, в которых д'Эстурвиль сразу узнал Коломбу и госпожу Перрину.
– Глупая девчонка! – проворчал сквозь зубы прево. – Однако нельзя оставлять ее среди этих нечестивцев…
Затем, повысив голос, спросил у Челлини, открывая оконце и припав лицом к решетке:
– Чего вы требуете?
– Вот мое условие,– произнес Бенвенуто.– Я позволю вернуться домой госпоже Коломбе и ее дуэнье,а вы со всеми своими людьми выйдете на улицу,и мы сразимся в открытом бою. Тот, за кем останется поле битвы, будет владеть замком, и тогда– горе побежденным! Voe victis! – как говорил ваш соотечественник Бренн¹.
[¹Бренн– галльский вождь, который в 390 году вторгся в Этрурию и захватил Рим. По преданию, Бренн потребовал от населения города огромный выкуп и, когда ему отвешивали золото, бросил на ту чашу весов, где лежали гири, свой меч, воскликнув при этом: «Горе побежденным!» (По-латыни «voe victis!»).] – Согласен, – сказал прево, – но при одном условии.
– Каком же?
– Вы и ваши воины отойдете, чтобы дать моей дочери время войти, а моим стражникам выйти.
– Пусть так! – проговорил Челлини. – Но сначала вы выйдете, затем войдет госпожа Коломба, и, чтобы отрезать себе путь к отступлению, вы перекинете ключ через стену.
– Согласен, – сказал прево.
– Даете слово?
– Слово дворянина! А вы?
– Слово Бенвенуто Челлини!
Когда они обменялись честным словом, ворота распахнулись: стражники во главе с мессером д'Эстурвилем вышли и выстроились в два ряда.
Теперь их было девятнадцать человек. А в отряде Бенвенуто Челлини, без Асканио, Германа и Жака Обри, было только восемь, в том числе и Симон-Левша, к счастью, раненный в правую руку.
Но Бенвенуто был не из тех, кто считает своих врагов, – ведь он сразил Помпео, которого охраняла дюжина наемников. Он с радостью дал слово, ибо больше всего на свете хотел, чтобы произошло решительное, генеральное сражение.
– Теперь вы можете войти, сударыня, – сказал он своей прелестной пленнице.
Коломба, вспорхнув, как голубка, на которую она была похожа, перелетела от лагеря к лагерю и вне себя от волнения бросилась на шею прево.
– Батюшка! Батюшка! Ради бога, не подвергайте опасности свою жизнь! – воскликнула она, заливаясь слезами.
– Ступай прочь!– грубо ответил прево,схватив ее за руки и отводя к воротам. – Из-за твоей глупой выходки мы попали в труднейшее положение.
Коломба вошла в замок в сопровождении госпожи Перрины, которая от страха хоть и не летела словно на крыльях, как ее прелестная воспитанница, зато бежала, и довольно быстро, а ведь целых десять лет она воображала, что у нее отнимаются ноги! Прево захлопнул за ними ворота.
– Ключ! Ключ! – крикнул Челлини.
Прево, верный своему слову, вынул ключ и перебросил его через стену во двор замка.
– А теперь,– крикнул Бенвенуто, устремляясь к прево и к его отряду, – каждый за себя. Бог за всех!
И тут произошла кровопролитная схватка, ибо не успели стражники прицелиться из аркебузов и выстрелить,как Бенвенуто с семеркой подмастерьев очутился среди них, рубя направо и налево своей грозной шпагой, а ею он не только ловко действовал, но и сам ее на диво закалил, поэтому не было на свете такой кольчуги и такого панциря, которые бы перед ней устояли.
Стражники побросали аркебузы, ставшие бесполезными, выхватили шпаги и, в свою очередь, пошли врукопашную. Но, несмотря на количество и на силу врагов, отряд Челлини мигом разметал их по площади, а двое или трое самых смелых были так тяжело ранены, что уже не могли сражаться и принуждены были отступить.
Прево видел опасность, но это был человек храбрый и в свое время, как мы упоминали, мог похвалиться ратными успехами; он бросился навстречу грозному Бенвенуто Челлини, перед которым все отступали.
– Ко мне, – кричал он, – ко мне, гнусный разбойник, и пусть все решит между нами поединок! Теперь посмотрим!
– О, клянусь, ничего иного я и не желаю, мессер Робер! Прикажите своим людям не мешать нам, и я в вашем распоряжении.
– Смирно! – приказал прево стражникам.
– Ни с места! – крикнул своим помощникам Челлини.
И все замерли в неподвижности, как воспетые Гомером воины, прекратившие сражение, чтобы не пропустить ни единого движения двух знаменитых полководцев, вступивших в поединок.
И вот прево и Челлини устремились друг на друга со шпагами наголо.
Прево искусно владел оружием, но и Челлини был непревзойденным фехтовальщиком. Уже десять-двенадцать лет у прево не было случая обнажить шпагу. И, напротив, за десять-двенадцать последних лет, вероятно, не проходило дня, чтобы Бенвенуто не дрался холодным оружием; прево, который так самоуверенно вступил в бой, при первых же выпадах заметил преимущество врага.
А Бенвенуто Челлини, в свою очередь не ожидавший, что какой-то судейский окажет такое сопротивление, фехтовал энергично, быстро, ловко. Все поражались, глядя, как его шпага, словно двойное жало змеи, угрожала одновременно голове и сердцу врага, перелетала с места на место, не позволяла противнику нанести ни единого удара и едва давала ему время парировать удары. И прево, понимая, что имеет дело с более сильным фехтовальщиком, подался назад, правда защищаясь, но в конце концов начал сдавать позиции. Мессеру Роберу не повезло: он стоял спиной к замку. Поэтому не успел он отступить на несколько шагов, как Бенвенуто прижал его к воротам, к которым прево инстинктивно приблизился, хотя отлично помнил, что сам их запер и перебросил ключ за стену.
И тут прево почувствовал, что все кончено,и, как кабан, обороняющийся от собак, собрался с силами и сделал три-четыре выпада с такой быстротой, что Бенвенуто, в свою очередь, пришлось перейти к защите; но один удар он отразил слишком поздно, и вражеская шпага, несмотря на превосходную кольчугу, надетую на Бенвенуто, поцарапала ему грудь. Почувствовав холодок стального острия, Бенвенуто разъярился, как раненый лев, напряг все силы, и молниеносный, могучий удар поразил бы мессера д'Эстурвиля, но в эту минуту ворота распахнулись, прево упал навзничь, и шпага пронзила того, кто только что спас мессера прево, внезапно растворив ворота.
Но произошло нечто неожиданное: раненый не застонал, зато Бенвенуто издал вопль отчаяния.
Оказалось, что он сразил Асканио. Бенвенуто не обратил внимания ни на Жака Обри, ни на Германа, стоявших позади раненого. Он как безумный заключил юношу в объятия, осматривал, ощупывал, целовал его, ища рану, и кричал, рыча и рыдая, как, вероятно, рычит и рыдает лев.
– Убит, убит! Я убил его! Асканио, дитя мое, я убил тебя!
В это время Герман схватил здорового и невредимого прево, лежавшего у ног Асканио и Челлини, поднял его и отнес, как малого ребенка, в сарай, где Рембо обычно складывал садовые инструменты, запер дверь и со шпагой наголо встал у входа, готовясь отразить любую попытку врагов освободить пленника.
