Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель
— Милорд, её ответ будет «нет», но вы ещё не научились получать отказы.
— «Да» или «нет», но ответ будет, — отрезал Вильгельм. — Видит Бог, эта осада чересчур затянулась! Иди и требуй от моего имени ключи от этой крепости!
Посольство двинулось в путь на следующее утро. В Лилле его уже ждали. Оказав посланникам должный приём, их проводили в зал, где граф давал аудиенции.
Рауль вошёл в зал в сопровождении Монтгомери. Оба были одеты очень богато и вели себя как подобает случаю.
Зал был переполнен фландрскими лордами и советниками. На возвышении на троне сидел граф — с миледи по правую руку и Матильдой по левую.
Рауль и Монтгомери подошли к возвышению. Приветствие графа было очень тёплым, но леди Матильда на мгновение подняла глаза и бросила на Рауля взгляд, не предвещавший ничего хорошего.
Рауль зачитал послание герцога притихшему двору. Как только он закончил, по залу прокатился гул голосов, но тут же все замерли. Граф, теребя мантию, произнёс полагавшиеся по такому случаю фразы: он понимает, какая честь оказана его дочери, но этот вопрос требует тщательного обдумывания.
— Мой господин, милорд, полагает, что вы знали о его намерении уже в течение нескольких недель, — произнёс Рауль с обезоруживающей улыбкой.
Граф посмотрел на дочь. Было ясно, что он растерян. Болдуин снова заговорил, на этот раз о факте родства, которое может воспрепятствовать браку. Казалось, это было его спасительным оружием.
Однако Рауль уничтожил и это препятствие:
— Герцог надеется, и не без основания, что эта проблема может быть разрешена. Ваша светлость, вероятно, знает, что настоятель монастыря Ланфранк всё ещё находится в Риме. Он шлёт нам утешительные известия.
В ответ на это граф Болдуин вновь разразился длинной речью. Суть её сводилась к тому, что он был бы рад сделаться союзником Нормандии, но его дочь уже не юная девушка, судьбой которой можно было бы легко распорядиться, и, возможно, не желает выходить замуж во второй раз, поэтому она должна дать ответ сама.
Наверное, только Рауль из всех находящихся в зале догадывался о том, что скажет Матильда. Ни граф, ни графиня не имели об этом ни малейшего представления.
Леди Матильда медленно поднялась и поклонилась отцу. Она начала говорить громко и отчётливо, тщательно подбирая слова:
— Мой сеньор и отец, я благодарна вам за заботу обо мне. Если бы вы велели мне снова выйти замуж, я, сознавая свой дочерний долг, подчинилась бы вашей поле. Этого требует моя и ваша честь.
Матильда остановилась. Стоя рядом с ней, Рауль заметил, что уголки её губ приподняты в улыбке, и приготовился к худшему.
— И всё же позвольте мне умолять вас, сеньор, отдать мою руку тому, чьё происхождение так же благородно, как моё, и не позволить крови дочери Фландрии смешаться с кровью человека, чьи предки были горожанами.
Матильда закончила говорить таким же ровным голосом, каким и начала. Снова поклонившись отцу, она села и скромно потупила глаза.
В зале воцарилась гнетущая тишина. Бросая друг на друга изумлённые, испуганные взгляды, придворные задавали себе лишь один вопрос: как нормандцы воспримут такое оскорбление?
Монтгомери вспыхнул и, сделав шаг вперёд, спросил:
— И таков ваш ответ?
Рауль перебил друга и обратился к графу Болдуину:
— Милорд, я не дерзну передать моему господину эти слова. — Увидев посеревшее лицо графа, Рауль понял, что неучтивый ответ Матильды был подготовлен без его ведома. — Милорд, я жду ответа Фландрии на послание моего господина, — повторил Рауль.
Граф с благодарностью воспользовался лазейкой, предложенной Раулем. Он постарался сгладить впечатление, произведённое на всех словами Матильды.
— Господа, — начал он. — Фландрия понимает, какая честь оказана ей, и если она вынуждена отказаться от предложения герцога, то лишь с большим сожалением. Нам следовало бы с радостью выдать нашу дочь замуж за герцога Нормандского, но леди Матильда не желает выходить замуж второй раз.
Граф говорил очень долго, стараясь смягчить оскорбление, нанесённое его дочерью. Наконец посланники удалились: один — в задумчивости, другой — презрительно пожимая плечами. Никто так и не узнал, что сказал дочери граф Болдуин, но известно, что поздно вечером он послал за Раулем де Харкортом. Их аудиенция длилась без малого час.
— Мне очень жаль, что всё так вышло, сеньор, — сказал граф.
Было видно, что он взволнован до глубины души.
— Надеюсь, хуже не будет, — сухо заметил Рауль.
Эти слова мало успокоили встревоженного графа:
— Я призываю вас в свидетели, сеньор. Слова, нанёсшие оскорбление Нормандии, принадлежали не мне.
— Граф, — улыбнулся Рауль, — я думаю, не стоит запоминать то, что говорят женщины.
Граф вздохнул с облегчением, но Рауль многозначительно добавил:
— В зале был не только я, милорд!
— Господи! — вне себя воскликнул граф. — Все беды от женщин!
Его дочери наверняка польстили бы эти слова. Выйдя из комнаты графа, Рауль натолкнулся на Матильду. Он выставил вперёд руку, чтобы избежать столкновения, и почувствовал биение сердца Матильды. При свете факела она была очень бледна, но глаза её горели зелёным огнём. Рауль всё ещё не отнимал руки, но Матильда молчала. Не сводя взгляда с Рауля, она прошептала:
— Донесите мой ответ дословно, сеньор, прошу вас.
— Я сделаю всё возможное, чтобы забыть его, — ответил Рауль.
Он положил руку на плечо Матильды.
— Вы сошли с ума, леди, если осмелились произнести такие слова. Разве это благородно? Да, вы избрали нелёгкий путь.
Матильда тихо рассмеялась: «Пусть знает, что я думаю о нём. Я не для него».
Рауль опустил руку. Он не мог понять Матильду, но ему казалось, что ею двигало нечто большее, чем ненависть.
— Дай Бог, чтобы ваш смех не превратился в слёзы, — проговорил он.
Рауль хотел ещё что-то добавить, но Матильда снова прошептала:
— Так не забудьте, что я сказала.
— Миледи, что за безумие охватило вас? Чего вы ищете?
— Наверное, мой женский ум не в состоянии ответить на эти вопросы. Передайте ему, что мои укрепления ещё держатся! — В голосе Матильды послышался вызов. Она бросила на Рауля взгляд, полный тревоги.
— Вы уверены в этом, леди?
Стрела была пущена наугад, но, кажется, попала точно в цель. Матильда отшатнулась, дыхание её стало чаще. Рауль ушёл в свою комнату. Чувство удивления Матильдой сменилось в нём страхом за неё.
Немного остыв, Монтгомери сообразил, что то, что они слышали днём, не стоит сообщать герцогу. Он согласился с Раулем, что надо молчать о происшедшем, но по дороге домой постоянно вспоминал об этом.
Первой, кого встретил Рауль дома, была Мабилль, жена Монтгомери. Рауль чуть было не выругался от досады. Несмотря на свой юный возраст, эта леди, дочь и наследница Тальвеса, изгнанного лорда Белисма, уже заслужила недобрую славу сплетницы и интриганки. Рауль был более чем уверен, что она сможет вытянуть из Монтгомери абсолютно всё.
Герцог встретил своих посланников в официальной обстановке. Рауль передал ему уклончивый ответ Болдуина, однако, как ни старался, не заметил, чтобы выражение его лица изменилось. Минуту-две герцог молчал, но затем вдруг поднял глаза и спросил:
— Что сказала леди Матильда?
Роджер де Монтгомери растерялся и засуетился. Рауль честно ответил:
— Она просила передать вам, милорд, что её укрепления ещё держатся.
— Смелая женщина, — рассмеялся Вильгельм. — Понятно, — протянул он, сжав кулаки. — Понятно.
Герцог отпустил гонцов. Рауль пошёл в свою комнату. Роджер, всё ещё растерянный и смущённый, отправился на поиски жены.
Понять, какую пользу для себя хочет извлечь из своей затеи Мабилль, было невозможно. Те, кто ненавидел её, а таких было много, не сомневались в том, что ею двигала просто страсть к интригам. Как бы то ни было, она выведала секрет у Монтгомери и, не теряя времени, пустила в ход своё мастерство.
За ужином Мабилль уже сидела рядом с герцогом. Во время еды они перебрасывались незначительными фразами, но когда ужин подходил к концу, Мабилль, глядя горящими глазами на герцога, похвалила его за хорошее настроение.
— А с чего бы ему быть плохим, леди? — удивился Вильгельм.
Голос Мабилль был сладок как мёд, когда, смакуя каждое слово, она мягко спросила:
— Милорд, а на кого похожа эта жестокая красавица, которой так трудно угодить?
Вильгельм нахмурился, но ответил достаточно вежливо. Рука Мабилль скользнула по подлокотнику, она медленно подняла глаза на герцога и прошептала:
— Мой сеньор, вы сносите её оскорбления слишком великодушно. — Пальцы Мабилль теребили его рукав, губы дрожали, глаза затуманились. Она таяла от нежности. — Но как она осмелилась? — Мабилль презрительно вскинула голову, но затем снова скромно её опустила. — Простите, сеньор! Во мне говорит моя верность вам.
