Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII
Уолси тогда согласился, что такое положение ненормально и даже порочно. Монарх поинтересовался, каким же может быть выход из ненормального положения. Уолси решительно отвечал, что всё зависит только от папы и будь его воля, он непременно что-нибудь изменил, надо только стать папой. Сделать это очень легко. Сначала надо сделаться кардиналом, чтобы стать членом Священной коллегии, избирающей пап. Папы часто сменяют друг друга. Кардиналы избирают того, кто больше заплатит. Так вот, Томас Уолси готов заплатить сто тысяч флоринов, такой суммы будет достаточно, и эти деньги у него уже есть. Откуда? Уолси улыбался жирной улыбкой. Доходы архиепископа весьма значительны. Главная загвоздка лишь в том, чтобы эти доходы собрать. Миряне скупы и жадны, не любят прелатов, в особенности монахов, и пренебрегают нуждами церкви. А вот доходы архиепископства Йоркского собираются полностью, Даже с избытком. Уолси нашёл человечка, который, кажется, умеет делать деньги из воздуха. Бывший солдат, сукнодел, ростовщик. Зовут Томасом Кромвелем. Три шкуры сдерёт, а ни пенса никому не простит. Помощник прямо незаменимый. Рекомендую. И отрекомендовал крепыша с толстыми ногами, широкой грудью и наглым взглядом глубоко посаженных глаз.
Ослабить власть папы. Увеличить доходы. Иметь в Риме своего человека. Хотя бы в качестве кардинала. А лучше папы. Такие люди ему были нужны. По примеру отца, у которого канцлером был кардинал, он сделал Уолси канцлером, а к нему в помощники тотчас пристроился цепкий, беззастенчивый Кромвель. Томас Уолси оказался изобретательным человеком и действовал по всем направлениям. В Риме ни в чём не могли ему отказать. Вскоре папа Лев возвёл его в звание кардинала-легата с правом входить на территории Англии в любой монастырь и вводить там любые нововведения по своему усмотрению. Томас Уолси никаких нововведений там не вводил, не желая раздражать кардиналов Священной коллегии, зато наложил руку на доходы монастырей, и очень скоро его резиденции в Гемптон-Корте и Уайт-Холле заблистали великолепием, какого не было далее в королевском дворце.
Преобразования последовали не в церковных, а в светских делах. Томас Уолси преобразовал королевский совет и завёл при нём комитеты, которые исполняли поручения государя. Членов совета назначал лично монарх, не любивший высокомерных, несговорчивых лордов, и набирал своих советников из новых людей, незнатных, но преданных ему без оглядки. Им он мог отдавать повеления, не считая нужным посоветоваться с парламентом. Парламенту это не нравилось, но Томас Уолси умел договориться и с депутатами, соблазняя большими доходами, которые получит английская церковь, когда его выберут папой. Никто не успел оглянуться, как кардинал объединил в своих руках церковную и светскую власть, одинаково бесцеремонно управляя монастырями, парламентом и королевским советом.
На самом деле через него король расширял и укреплял свою власть, оставаясь в тени, держал Уолси в руках. Назначение англичанина кардиналом-легатом было нарушением старинных статутов о посягательстве на верховную власть английского монарха и палат. Он имел полное право в любой день и час отдать Уолси под суд. Тому это было известно. Между ними возникло негласное соглашение: государь не трогал его, а Уолси нигде и ни в чём не посягал на верховную власть и права короля. Человек оказался удобный, правда, чрезмерно тщеславный. Роскошь его костюма была непомерна и не подобала служителю церкви. Кардинала-легата всюду сопровождала пышная свита. Двое слуг носили перед ним сумку, в которой находилась государственная печать. Его дворцы вызывали всеобщую зависть, власть представлялась безмерной. Порой канцлер-кардинал его забавлял. Нельзя было без смеха глядеть, как неторопливо и важно, выставив тяжёлый живот, Томас Уолси шествовал в толпе прелатов и слуг, задерживался перед каждым придворным, имевшим влияние, пространно излагал дело, которым был занят, или выслушивал просьбы и объявлял, сделав значительный вид:
— Его величество сделает это.
С полгода спустя задерживался лишь на минуту, объяснял в двух словах, нетерпеливо выслушивал и обещал:
— Мы сделаем это.
А уж потом не задерживался, выслушивал на ходу и сквозь зубы ронял:
— Я сделаю это.
Генрих посмеивался над человеком, который был нужен ему, и ждал, когда придёт его час. Его час пришёл очень скоро. Господь взял германского императора. Открылась вакансия. Европа взволновалась и забурлила. Курфюрсты должны были выбрать на своём съезде нового императора. Претендентов набиралось больше десятка. Главным был французский король. Франсуа обещал крестовый поход против турок, угрожавших Венеции, Вене и Венгрии, и три миллиона флоринов курфюрстам, что подадут за него свои голоса. Крестовый поход вдохновлял, но не очень. Многие государи, владения которых были для турок недосягаемы, полагали, что Венеция, Вена и Венгрия должны сами себя защитить. Зато флорины производили неотразимое действие, и Франсуа рассыпал их десятками и сотнями тысяч. Его соперником выступил Карл, тоже обещал крестовый поход, о сумме флоринов молчал, но тоже не скупился.
Немецкие государи млели от счастья, но были растеряны. Блеск флоринов их соблазнял, но они колебались, решая, чьи предпочесть и на чью потом сторону встать. Немалое число их брало флорины и у той, и у другой стороны. Самые мудрые брали так по нескольку раз. Насытить эту прорву оказалось делом нелёгким. У Франсуа и у Карла истощались финансы. Фуггеры выдавали кредиты. Эти богатейшие финансисты и ростовщики не колебались. Сначала они давали большие кредиты французскому королю, считая его более сильным и удачливым из претендентов. Потом отказали ему и перешли на сторону Карла, когда подсчитали, что Карл победит. Все ждали, как поведёт себя английский монарх, не самый сильный, не самый богатый, но симпатичный, во-первых, потому, что был самым образованным государем Европы, а во-вторых, потому, что жил далеко, за проливом, на острове, а стало быть, мог редко появляться в Священной Римской империи и досаждать своим новым подданным.
Генрих верно оценил свои слабости и преимущества и ввязался в борьбу. Он в самом деле был самым бедным из них и не мог сыпать флорины десятками и сотнями тысяч. Потратиться и ему, конечно, пришлось, но главным образом он рассчитывал на Римского Папу. Пришла очередь канцлера-кардинала. Томас Уолси плёл интриги при папском дворе. Казалось, обстоятельства благоприятствовали.
После битвы при Мариньяно воинственный пыл оставил папу Льва. Папа пошёл победителю на большие уступки, продал двадцать кардинальских шапок, окружив себя надёжными людьми и наполнив казну, и наслаждался покоем. Потомок Медичи покровительствовал художникам, рыбачил, охотился, с удовольствием смотрел комедии Макиавелли и Плавта, которые ставились для него, или развлекался иными забавами, вроде зрелища жирных монахов, их ему на потеху молодые прелаты с хохотом подбрасывали на одеяле. Дрязги с выборами досаждали святому отцу. Он колебался, не зная, кого предпочесть, колебания утомляли. Приходилось рассчитывать, размышлять, когда рыба клевала или олень выскакивал под выстрел арбалета.
Поначалу папа тоже склонялся на сторону французского короля, солдаты которого стояли в Милане, слишком близко от Рима, чтобы не симпатизировать им. Потом стал склоняться на сторону Карла, который его тоже пугал, уже не только солдатами, но ещё больше своим холодным умом и неуёмным стремлением к власти.
Покоя всё-таки не было. Куда ни кинь, он между двух огней. Карл не простит ему поддержки французского короля. Франсуа не простит поддержки испанского короля. Не тот, так другой непременно ринется на него, а его латы и шлем давно заржавели. Английский государь подходил папе Льву больше других. Не такой воинственный, не такой грубый, а главное — далеко. Доводы Уолси вместе с некоторым пополнением папской казны тоже убеждали его, и Лев готов был поддержать Тюдора против Габсбурга и Валуа. Но уже никому не было дела до папы. Выборы состоялись. Избран был Карл.
Генрих получил ещё один, на этот раз жестокий урок. Династические браки, союзы и папа отодвинулись в сторону. Разумеется, они продолжали существовать. Короли продолжали жениться из будущих выгод, составляли союзы из будущих выгод, заискивали перед папой, тоже из будущих выгод, но времена наступали другие. Деньги встали выше браков, союзов и папы. Выигрывал тот, кто больше платил. Побеждал тот, кто имел больше денег и благодаря этому мог нанять больше солдат. Папой тоже становился лишь тот, кто много платил. Если он хотел выигрывать и побеждать, то должен был платить и платить. А чем ему было платить? Английский государь действительно был беднее и Карла, и Франсуа, и римского папы.
Глава восьмая
СВОЙ КРЕСТ
Томаса Мора не оставляла тревога. Ему ли было не знать, что короля не остановят ничьи слова, если тот видел впереди громадные выгоды. Ближайшее будущее представлялось таким же грозным, кровавым и смутным, как недавнее прошедшее несчастной Германии, залитой кровью.
