Николай Алексеев-Кунгурцев - Брат на брата
Обошел кругом свою темницу… Толстые стены, дубовая дверь… Нет, не выбраться отсюда…
А у дверей, наверно, еще страж.
Снова смерклось, наступала уже вторая ночь его заключения.
За дверью послышался говор.
— Нашел время! — ворчливо сказал один голос. — На ночь глядя притащился.
— А ежели мне раньше было не свободно? — ответил второй. — А ты должен: у меня княжий пропуск. Вишь, печать!
— Разглядишь в этакой тьме. Да иди, только долго хороводиться не дам.
Послышался звук отодвигаемого затвора. Дверь приоткрылась, и кто-то вошел. Кто — этого сразу разглядеть молодой человек не мог.
— Андрей Лексеич! Сердешный, — сказал посетитель.
Кореев сразу узнал голос Матвеича.
Кинулся к нему и замер в его объятиях.
— Времени вадить нельзя, — зашептал Большерук. — Надевай-кась скорей…
Он снял с себя и накинул на Кореева широкий и длинный мужицкий армяк.
— Роста-то мы одного… Смекаешь… Шапку на… Да дай- кась я тебе бороду прицеплю… Из пакли я сделал, вчера всю ночь сидел… В темноте он не разберет.
Андрей Алексеевич понял, в чем дело.
Сердце его радостно забилось.
Но тотчас же его охватило беспокойство за участь Матвеича.
— А как же ты? Тебе ведь беда будет.
— Э, родненький! Я стар человек, пожил. Коли и казнят — не беда… Тебе еще жить надо, а мне…
— Почто я тебя губить стану? Я не пойду.
А сердце мучительно просило воли.
— Не пойдешь, так я сейчас сторожа придушу и все равно сгину ни за грош, — решительно промолвил старик.
Потом добавил:
— Андрон одвуконь ждет тебя за углом у твоего дома… А твоя казна вот, возьми.
Он сунул ему кошель.
— Ах, Матвеич, родимый, за тебя боязно!
— Не бойся, соколик. Ну, иди с Богом!
Старик закрестил его.
— Скоро, что ли? А то и тебя здесь запру, — послышался окрик сторожа.
Большерук толкнул Кореева к дверям, а сам упал на солому.
Дрожащей рукой схватился юноша за скобу, распахнул дверь и вышел, низко наклонив голову.
Караульный тотчас же запер за ним дверь.
Обман удался.
Не спеша, чтобы не подать подозрения, тяжелой старческой походкой побрел он к своему дому среди сгустившейся темноты.
За углом чуть вырисовывались силуэты двух коней и всадника.
— Андрон! — тихо позвал Кореев.
— Я-сь! — откликнулся всадник.
Сбросить армяк и привязную бороду было делом одной секунды.
«В следующую он был уже в седле.
— Дядька там? — спросил Андрон.
— Там… — ответил Андрей Алексеевич, и голос его дрогнул.
— Помоги ему Господь! Едем!
Выбрались за город единственными открытыми ночью воротами, где их было окликнули.
Андрей Алексеевич ответил, что холопы они боярина Епифана Кореева и посланы им по спешному делу.
Их не стали расспрашивать и пропустили, а лиц в темноте нельзя было разглядеть.
За городом поехали с возможной быстротой.
В душе Кореева было смешанное чувство радости и скорби. Он радовался свободе и печалился о верном Матвеиче. Обман, конечно, не замедлил открыться. Страж, принесший по обыкновению, воды и хлеба, тотчас же узнал подмену.
Узнав о побеге узника, Олег пришел в ярость. За Андреем Алексеевичем была послана погоня, но не имела успеха.
Участь Матвеича была решена князем коротко:
— Казнить!..
Старик был безмятежно спокоен, когда его вели на казнь.
Он помолился, поклонился на все стороны и сам положил на плаху седую голову.
Сверкнул топор. Раздался глухой удар.
И верного раба не стало.
XVIII. За веру и свободу
Страшное бедствие грозило Руси.
Надвигалось новое Батыево нашествие, усугубленное еще нападением Литвы.
Вся Русь всколыхнулась от мала до велика,
У всех на устах было:
— Хан Мамай идет воевать Русь с силой несметной!
И сила его, действительно, была несметна.
Он, злобясь на московского князя за его «непослушание», за его смелость противостоять татарам с оружием в руках, когда они вторгались в русские пределы, и побеждать их, долго готовился к нашествию. Он хотел одним ударом решить судьбу великого княжества Московского, могущество которого росло не по дням, а по часам.
Он собрал огромное войско; ядро его составляли татары, а к ним присоединились как подданные хана или его наемники половцы, харазские турки, черкесы, ясы, буртаны, т. е. кавказские евреи, армяне и крымские генуэзцы.
Перед походом Мамай объявил на совете мурз:
— Иду по следам Батыя истребить Русь. Казним рабов строптивых, обратим в пепел их города и села и церкви христианские. Разбогатеем русским золотом.
Не довольствуясь тем, что имел сильную рать, Мамай еще заключил союз с Ягеллой, условившись напасть на Русь одновременно с ним. Не побрезгал он даже союзом с Олегом рязанским.
Казалось, он соединил все, чтобы покорить Русь.
Он в этом был уверен и в конце лета 1380 года двинулся со своими полчищами к пределам России.
Олег не солгал, сказав Корееву, что известил Димитрия о нашествии Мамая и Ягелло: он, действительно, это сделал, продолжая играть роль коварного друга.
Горячо молился в этот день великий князь во храме Богоматери.
По лицу его катились слезы, когда он шептал:
— Не за себя молю, Заступница, а за сынов земли русской… Если нужна моя жизнь, да возьмет ее Господь и спасет русскую землю!..
Молясь, он мог плакать, как женщина, но когда настала пора действовать, он явил, себя сильным мужем.
Немедленно по всем городам полетели гонцы с приказом:
— Сбираться к Москве, спасать землю русскую!
Поднялась Русь, как один человек.
Рвение выказалось необычайное. В несколько дней вооружались и поднимались целые города.
Отовсюду, со всех концов России, стремились к Москве тысячи ратников, готовых умереть за веру и свободу.
И простой смерд, и знатный боярин — равно взялись за оружие, чтобы встать в ряды бойцов.
Как лавина, катящаяся с горы, вырастала могучая рать.
Шум оружия не умолкал на улицах Москвы.
Юноши и мужи готовились к бою, старцы и женщины молились. Храмы были переполнены… Горячие моленья не умолкали.
Нищих не было в это время в Москве; на них щедрою рукою сыпались благотворения.
Подавая милостыню, говорили:
— Помолись за спасенье Руси.
Димитрий Иоаннович устраивал полки, а, устроив их, поспешил в Троицкую обитель — помолиться со святым Сергием.
Преподобный, истинный сын русской земли, ободрил князя.
— Иди против татар не колеблясь… Бог поможет тебе… Многие падут честно, но сломится сила татарская… Ты вернешься здрав и невредим и с победою.
Целый день пробыл Димитрий Иоаннович в монастыре, укрепляясь беседой с преподобным.
Прощаясь с великим князем, святой игумен благословил его, окропил святою водою бывших с ним военачальников и дал ему в помощь двух иноков: Александра Пересвета, бывшего в мире брянским боярином и храбрым воином, и Ослябю.
На их схимы он велел нашить изображение креста и сказал, напутствуя:
— Вот оружие нетленное, да служит он вам вместо шлемов!
Вскоре после поездки великого князя в Троицкую лавру было назначено выступление.
Медленным, но неудержимым потоком потекли войска к воротам Флоровским, Никольским, Константино-Еленским [14]…
Духовенство сопровождало их с иконами и хоругвями» окропляло святою водой.
День был ясный.
Солнце сверкало на оружии ратников, золотило ризы духовных, озаряло толпы плачущих женщин и детей.
В это время великий князь молился в храме Михаила Архангела над прахом погребенных там его предков.
Когда он вышел, ему подвели боевого коня.
Он обнял жену рукою, уже одетою кальчужной рукавицей, вскочил на коня и промолвил:
— Бог наш заступник!
И поскакал к воинству.
Словно невиданная, сверкающая река заструилась, разлилась на много верст среди полей.
Звенит оружие, ржут кони… Висит в воздухе плач проезжающих… Но все меньше и меньше их… Редеют толпы…
Вот уж воинство одиноко стремится вдаль от родных святынь…
Молчаливы воины. Их лица серьезны, и спокойным огнем горят очи…
В Коломне с Димитрием Иоанновичем соединились полки полоцкие и брянские, предводимые сыновьями умершего Ольгерда, перешедшими на службу Москве — Андреем и Димитрием.
Великий князь под Коломной сделал смотр воинству.
В стройном порядке растянулась необозримая русская рать.
Тихо шелестели десятки знамен, осеняя стальные шеломы и шишаки.
Гордо реяло черное знамя великокняжеское с золотым изображением Спасителя.
В рядах оказалось более ста пятидесяти тысяч воинов.
Князь с умилением смотрел на этих ратников, поднявшихся на защиту родины, и печалью сжималось его сердце при мысли, скольким из них не придется больше увидеть своих оставленных отцов, матерей, жен и детей.
