Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)
И повисла долгая пауза, лишь камин постреливал угольками, и осторожная Наталья Ивановна бесшумно подгребала их тапочком к железному листу. Аристарх Павлович сидел с опущенной головой и чувствовал на себе взгляд Валентины Ильинишны.
— Убедил ты меня, Аристарх Павлович, — распрямившись, сказал Алексей твердым и трезвым голосом. — Все, хватит. Настрелялся досыта… Только домой, и никуда больше!.. Семью всю соберу сюда, под одну крышу!.. Детей своих буду поднимать сам. Пожить охота, Аристарх Павлович! Мне ведь тридцать два… а я как старик стал. Все! Приеду, полк сдам — и в отставку!
Он налил в бокалы, поднял свои и засмеялся весело, по-детски показывая белые зубы.
— За тебя, Аристарх Павлович! За твой… талант, что ли, за песню!
— Удивительно! — прорезался голос у Натальи Ивановны. — Мы же не знали, что он так-то может! — стала она объяснять Алексею. — Сроду не думали не гадали! Раньше-то, до болезни, он часто бывал у нас в теплице, а потом перестал… И вот надо же! Надо же!
Только Валентина Ильинишна промолчала, и молчание ее было приятно Аристарху Павловичу, дороже, чем самые откровенные слова. Она сейчас напоминала ему ту Валентину Ильинишну, с которой он встречался на несколько мгновений в своем воображении. И потому он тоже молчал.
Это было их первое свидание, тайное, хотя рядом были люди, и бессловное, как мечталось.
Еще бы одно такое или два! И тогда бы возникла истинная надежда, появились бы отношения между ними, установилась бы понятная для двоих молчаливая связь. Да Наталья Ивановна, что-то заметившая, а что-то и домыслившая, без умысла и по доброте душевной все испортила, превратила в пошлую игру. Похоже, рюмочка развязала ей язык.
— Товарищи, товарищи! — вдруг подскочила она. — Вот сидит Аристарх Павлович, замечательный человек, красивый мужчина. А вот наша Валечка, молодая, красивая женщина, добрая и хозяйственная. И оба они — одиноки!
— Наталья Ивановна, не нужно, — морщась, попросила Валентина Ильинишна. — К чему это? Сядь, помолчи…
— Отчего же — не нужно? — подхватил неожиданно старший Ерашов и тем самым поддержал неуместную, стыдную игру. И сделал это наверняка оттого, что ему похорошело, что он наконец после долгих раздумий и колебаний принял решение — в отставку.
— Очень даже нужно! — воспряла Наталья Ивановна. — Давайте их рядышком посадим и полюбуемся. Какая пара!
Аристарх Павлович чуть лишь удержался, чтобы не выругаться. Он уже не мог взглянуть на Валентину Ильинишиу; и та, смущаясь, отводила взгляд, протестовала:
— Ну что ты придумала, Наташа? Ну, перестань, в самом деле…
Видимо, Алексей наконец сообразил, что вмешиваться в эти отношения не следует — все-таки умный мужик! — засмеялся тихо и ушел к окну курить в открытую форточку. Аристарх же Павлович собрался с духом и проревел густым басом:
— Дадите мне сказать? Или я тут и слова не имею?!
Наталья Ивановна закрыла рот и будто бы обиделась. Зато Валентине Ильинишне это очень понравилось, потому что она смотрела с благодарностью и, как показалось, даже с восхищением.
Однако не дали ему сказать слово, поскольку старший Ерашов крикнул от окна:
— Смотрите!.. Что они делают?! Смотрите!
Его призыв подбросил женщин, все было забыто. Они сунулись к окну, замерли, и Аристарху Павловичу ничего не оставалось делать, как тоже подойти…
Сразу отлегло от сердца: под дождем младший Ерашов танцевал на аллее вальс, кружил девушку, обряженную в свой мундир, кружил умело, самозабвенно, и она доверялась его воле. Они приближались к парадному, можно было рассмотреть их лица… Все стояли у окна, не шелохнувшись: не хотелось ни говорить, ни петь, ни думать, поскольку этот танец под ливнем был выразительнее, чем слово или самая изощренная фантазия ума.
Аристарх Павлович вдруг ощутил прикосновение к своей руке, опущенной вниз. Рука Валентины Ильинишны оказалась рядом, и скорее всего в порыве радостного очарования она сжала ему кисть и тем самым как бы утвердила свой восторг в высшей его точке. Он осознал этот жест, душа возликовала, но в тот же миг он понял, что в жизни Валентины Ильинишны никогда и ничего подобного не было, а ее женская суть просила, нет — требовала взрыва такой стихии!
Она верила в некую романтическую любовь и, возможно, потому так долго оставалась одинокой; либо, напротив, единожды испытав ее, не признавала больше никаких, иначе выраженных чувств.
Возле крыльца Кирилл подхватил девушку на руки, взбежал по ступеням и заорал:
— Палыч! Палыч! Открывай двери шире!
Аристарх Павлович распахнул дверь. Кирилл внес девушку и в первое мгновение обомлел, но все‑таки сказал заранее приготовленную фразу:
— Палыч… Смотри, какую невесту нашел! Какую красоту…
И замолк, уставившись на брата. А спохватившись, поставил невесту на ноги и, удерживая ее за руку — отпустить боялся! — кинулся к Алексею, обнял одной рукой.
— Алеша… Братик Алеша!
— Ну хватит, лейтенант! — Старший Ерашов отстранил брата. — Привел невесту показать и тут же про нее забыл.
— Вот такой балбес, — сказал она, извиняясь. — Он меня уже бросал… На кладбище, среди покойников. Ужас!
Кирилл сладил с неожиданностью и встал рядом с невестой. С них текла вода…
— Анна Ледяева, моя невеста, аспирантка географического факультета пединститута, — отчеканил он. — По пути из загса попали под ливень, слегка промокли, страшно хотим есть.
Аристарх Павлович снова бросился к платяному шкафу, но, там уже не было другого вечернего платья, а нашлось повседневное, сиреневое и почти не ношеное. Между тем Кирилл продолжал, указывая на брата:
— Алексей Ерашов, брат, подполковник… или полковник?
— Действительно балбес, — сказал старший Ерашов. — Сначала предложи барышне сухую одежду!
— Видишь, в самом деле подполковник! — продолжал Кирилл. — Командир! Откуда он взялся здесь — не знаю. Наверное, упал с неба. Он летчик. И уже падал шестнадцать раз. А это — Аристарх Павлович! Настоящий кавалер гусарских войск! У него даже настоящая лошадь есть, сабля и вот такой кольт. Мы с ним по ночам пьянствуем и стреляем.
— В кого? — спросила Аннушка.
— Просто так, в белый свет!
Аристарх Павлович подал ей платье. Женщины вдруг засобирались.
— Вы уж простите нас, — запела Наталья Ивановна. — Дождик вроде кончается, дойдем…
— А это кто? — громким шепотом спросил Кирилл, склонившись к Аристарху Павловичу.
— Это друзья Аристарха Павловича! — ответил старший Ерашов. — Наталья Ивановна и Валентина Ильинишна.
— Очень приятно! — козырнул Кирилл в своем прежнем ребячьем восторге. — Честь имею!.. Друзья Палыча — мои друзья! Сейчас мы будем пить шампанское!
— Мы совсем некстати, — стеснялась Наталья Ивановна. — У вас все тут по-семейному…
— Не отпущу сегодня никого! — вдруг пропел Аристарх Павлович и повел Аннушку к двери ванной. — Загуляем, запьем и ворота запрем!
Кирилла он отправил переодеваться на кухню.
— Может, нам перебраться… в ту половину? — спросил старший Ерашов. — Неудобно тебя стеснять…
— Гулять будем в парадной зале! — пробасил Аристарх Павлович. — Сам говорил, тут балы учиняли!
— Тогда я пошел за Полиной Михайловной! — обрадовался Алексей. — Перенесу ее сюда. И узнаю, скоро ли обед. Устроим праздник, Аристарх Павлович!
6
За обедом старший Ерашов ненавязчиво и аккуратно переключил все внимание гостей и домашних на молодых, сам же, под предлогом перекура, вышел на улицу и сначала побродил возле дома. Мысль сама собой зацепилась за дело приятное и долгожданное — восстановление утраченных деталей особняка. Построить деревянные веранды по обе стороны парадного особого труда не представляло. Во время войны они были попросту разобраны на дрова жильцами дома, и остались кирпичные фундаменты, на которых теперь стояла штакетная изгородь палисадников. Ротонда же была каменной и поднималась от парадного на высоту двух этажей и там смыкалась с крышей. Она придавала дому основной облик, как бы концентрировала в себе изящество и легкость всего строения. Двенадцать белокаменных колонн, лепной карниз и полукруглый свод, разумеется, посчитались архитектурным излишеством, принадлежностью барской жизни и были снесены еще в двадцатом году, когда дом, за исключением комнат бабушки Полины, разгородили на клетушки и поселили семьи рабочих лекарственной фабрики. По рассказам бабушки Полины, эти рабочие очень жалели разрушенной ротонды, поскольку были людьми образованными и культурными, и, похоже, таким образом из них вытравляли мещанское представление о красоте. Через семь лет фабрика вылетела в трубу, какие-то предприимчивые люди купили этот дом по дешевке, снесли перегородки и, установив новые, сделали восемь фешенебельных по тем меркам квартир и даже попытались восстановить ротонду: нэп снова потребовал красоты и роскоши. Из-за дороговизны белого камня попытка не удалась, и предприниматели распродали квартиры с молотка, разумеется, за исключением одной — Полины Михайловны, которая жила здесь безвыездно. С тех пор жильцы в доме не менялись, разве что уходило одно поколение и приходило другое. Может, поэтому дом и сохранился, по крайней мере, его внутренняя целостность. И даже значительная часть мебели павловского времени, разболтанная, ободранная и продавленная, все еще служила жильцам.
