Кен Фоллетт - Столпы Земли
Уильям тоже бросил свое оружие под деревом. Реджинальд посмотрел на него с немым вопросом на лице.
— Все в порядке, — успокоил его Уильям. — Монастырь окружен.
Они пересекли кухонный дворик и взошли на крыльцо дворца. Уильям оставил одного из рыцарей по имени Ричард на страже, а сам вместе с остальными прошел в столовую.
Дворцовые слуги мирно ужинали. Значит, подумал он, Томасу и его окружению сегодня они уже не понадобятся. Один из слуг поднялся им навстречу.
— Мы посланцы короля, — сказал Реджинальд.
В комнате стояла тишина, все ждали.
— Добро пожаловать, милорды. Я — здешний управляющий, меня зовут Уильям Фицнил. Прошу, входите. Желаете отужинать?
Уж слишком он любезен, подумал Уильям, зная, что его хозяин давно враждует с королем. А вдруг все подстроено?
— Спасибо, мы не голодны, — ответил Реджинальд.
— Тогда, может быть, по бокалу вина с дороги?
— У нас послание к твоему хозяину от короля, — поспешил сказать Реджинальд. — Будь любезен, доложи о нас.
— Непременно. — Управляющий поклонился. Они были без оружия, и у него не было причин отказать им. Он вышел из-за стола и прошел в дальний конец зала.
Уильям и четверо рыцарей поспешили за ним, провожаемые взглядами остальных слуг. Шериф дрожал, что всегда бывало с ним перед боем, и желал только одного: чтобы он поскорее начался; тогда эта противная дрожь исчезнет сама собой.
По лестнице они поднялись на второй этаж и вошли в просторную приемную. Вдоль стен стояли длинные скамьи, по центру одной из стен — высокий трон. На скамьях сидели несколько священников и монахов в черных одеждах.
Управляющий подошел к распахнутой двери внутренних покоев и громко объявил:
— Посланцы от короля, мой господин.
Ответа они не услышали, но архиепископ, судя по всему, кивнул в знак согласия, и управляющий жестом пригласил их войти.
Монахи и священники пристальными взглядами проводили рыцарей до порога.
Томас Бекет в своей архиепископской мантии сидел на краю кровати. Рядом, у его ног, сидел монах, весь обращенный в слух. Уильям встретился с ним взглядом и вздрогнул: перед ним был приор Филип из Кингсбриджа. Какого черта ему здесь понадобилось? Не иначе, заискивает перед архиепископом, решил Уильям. Недавно его избрали епископом Кингсбриджа, и он ждал теперь своего утверждения. Не дождешься, мелькнула у Уильяма ехидная мысль.
Филип был поражен не меньше, увидев своего заклятого врага. Томас тем временем продолжал говорить, словно не замечая рыцарей. Уильяму показалось, что архиепископ намеренно демонстрирует свое пренебрежение к гостям. Рыцари сели на невысокие табуретки и лавки, стоявшие вокруг кровати. Уильям тут же пожалел об этом: их визит теперь выглядел слишком уж дружественным; он чувствовал, что они теряют решимость. А может быть, Томас на это и рассчитывал?
Наконец архиепископ обратил на них свое внимание. Но не поднялся, чтобы приветствовать. Он знал их всех, кроме Уильяма, и взгляд его остановился на Хью Морвилле, самом высокопоставленном из них.
— А-а, Хью, — сказал он.
Уильям поручил эту часть операции Реджинальду, и поэтому он, а не Хью заговорил с архиепископом.
— Мы прибыли с посланием короля из Нормандии. Зачитать тебе его при всех или желаешь уединиться?
Томас переводил раздраженный взгляд с Реджинальда на Хью и обратно; ему словно неприятна была сама мысль о том, что беседу предстоит вести с самым молодым из посланцев Генриха. Он тяжело вздохнул и сказал:
— Оставь нас, Филип.
Тот поднялся и пошел к двери мимо рыцарей; в глазах его угадывалось беспокойство.
— Но дверь оставь открытой, — сказал ему вдогонку Томас.
Когда приор вышел, Реджинальд обратился к архиепископу:
— Именем короля я приказываю тебе прибыть в Винчестер и ответить на выдвинутые против тебя обвинения.
Уильям испытал необычайное удовольствие, заметив, как побледнел Томас.
— Вот, значит, как. — Архиепископ держался спокойно. Он поднял глаза от пола и взглянул на управляющего, который переминался с ноги на ногу в дверях. — Пусть все войдут, — приказал ему Томас. — Я хочу, чтобы все это слышали.
Монахи, священники, приор Филип один за другим вошли в комнату. Кто-то сел на скамьи, остальные остались стоять вдоль стен. Уильям не стал возражать: напротив, чем больше людей будет присутствовать — тем лучше; ведь главной целью этой встречи было показать при свидетелях, что Томас отказался подчиниться королевскому приказу.
Когда все заняли свои места, архиепископ обратился к Реджинальду:
— Повтори еще раз.
— Именем короля я приказываю тебе прибыть в Винчестер и ответить на выдвинутые против тебя обвинения.
— О каких обвинениях идет речь? — тем же спокойным тоном спросил Томас.
— Ты обвиняешься в государственной измене.
Архиепископ покачал головой:
— Генриху не удастся устроить надо мной суд. Я не совершал никаких преступлений. Бог свидетель.
— Ты отлучил от Церкви слуг Его Величества.
— Это сделал не я, а Папа.
— Ты также лишил многих епископов их постов.
— Я милосердно предложил им вернуться. Но они отказались. Хотя мои предложения остаются в силе.
— Ты поставил под угрозу преемственность власти, осудив коронацию сына монарха.
— Ничего подобного я не совершал. Архиепископ Йоркский не имеет права короновать кого-либо, и Папа вынес ему порицание за подобную вольность. Но никто никогда не говорил, что коронация была недействительной.
— Одно следует из другого, ты, чертов тупица! — не выдержал Реджинальд.
— Ну все, довольно, с меня хватит! — сказал архиепископ.
— А мы по горло сыты тобой, Томас Бекет! — заорал Реджинальд. — Видит Бог, как ты надоел нам своей самонадеянностью, своими смутами и изменами!
Томас встал.
— Мои замки заняты людьми короля! — возмутился он. — Король же забирает себе всю арендную плату, которая причитается мне! Архиепископу приказано не покидать пределов Кентербери! И вы еще смеете заявлять, что ваше терпение кончилось?
Один из священников попытался вмешаться:
— Милорд, давайте обсудим все в узком кругу…
— С какой целью? — оборвал его Томас. — Они требуют от меня того, что я не обязан делать и не сделаю ни при каких условиях.
На шум сбежались все, кто был во дворце; они толпились в дверях с широко открытыми от удивления глазами. Спор продолжался довольно долго, и собравшиеся могли теперь засвидетельствовать, что Томас отказался подчиниться королевскому приказу. Уильям сделал знак Реджинальду. Жест был почти неуловимым, но приор Филип заметил его и очень удивился, сообразив, что за главного здесь не Реджинальд, а Уильям.
Реджинальд монотонно произнес, словно читал по написанному:
— Архиепископ Томас, ты больше не находишься под защитой короля. — Он развернулся и скомандовал: — А теперь всем освободить помещение!
Никто не тронулся с места.
— Вам, монахи, — продолжал он, — я приказываю именем короля сторожить архиепископа и не дать ему улизнуть.
Конечно же они откажутся. Уильям это прекрасно понимал. Но именно их неповиновение и нужно было ему: он молил Бога, чтобы Томас попробовал бежать, и тогда было бы легче покончить с ним.
Реджинальд повернулся к управляющему, Уильяму Фицнилу, который был, кроме всего, еще и личным телохранителем архиепископа.
— Ты арестован, — объявил он ему, схватил за руку и вывел из комнаты. Тот не сопротивлялся. Уильям и остальные рыцари вышли следом.
Они сбежали по ступенькам и выскочили из дома. Рыцарь Ричард все еще стоял на страже у крыльца. Уильям ломал голову, что делать с управляющим.
— Ты с нами? — спросил он его.
Человек был напуган до полусмерти.
— Да, если вы за короля!..
Пожалуй, в таком состоянии он ни для кого не представляет опасности, решил Уильям. И приказал Ричарду:
— Глаз с него не спускай. Из дворца никого не выпускать. Дверь держи закрытой.
А сам побежал к шелковице, где остальные рыцари уже натягивали на себя доспехи и застегивали пояса с мечами. Вот он, долгожданный момент, думал он со странной смесью азарта и страха, сейчас мы вернемся обратно и покончим с архиепископом Кентерберийским. О Боже! Уильям уже давно не надевал шлем, и края кольчуги, которые прикрывали шею и плечи, все время задирались. Он проклинал свои неловкие корявые пальцы. Возиться с железками было некогда. Заметив неподалеку какого-то мальчишку, который, раскрыв рот, смотрел на него, Уильям крикнул:
— Эй, ты! Тебя как зовут?
Мальчуган обернулся, посмотрел в сторону кухни, словно сомневался, отвечать ему или нет, и наконец сказал:
— Роберт, мой господин. Все зовут меня Роберт Свирель.
