Эдвард Резерфорд - Лондон
– Тоска с ними, – жаловалась она.
Мать слабо возразила:
– Подумай хорошенько. Для меня главное, чтобы ты была счастлива.
– Ты-то нашла себе интересного, – напомнила Хелен.
Но где такого взять? Был один француз. Она познакомилась с ним через Фредерика, который увлекся летным делом. Брат перебросил ее через Канал на французский аэродром, и там, на редкость погожим летним днем, состоялось знакомство. У него был аэроплан. И шато. Она чудесно провела лето. Затем все закончилось. Появились другие интересные мужчины.
– Но интересным жениться не хочется, – уныло призналась она матери. Как жить дальше?
– Ох ты и ветреница, Хелен! – беззлобно подтрунивал Фредерик. – Эмансипе! Все ищешь острых ощущений!
Эмансипе – так называли ярких девиц двадцатых годов.
– А что? – спрашивала она. – Ты сам такой!
Фредерик, поступивший в армию, выглядел заправским гусаром, хотя она подозревала, что его периодические отлучки в Европу объяснялись иной, тайной жизнью. Но дело было не только в острых ощущениях: она хотела посвятить себя какой-то цели.
Казалось, что всеобщая стачка 1926 года предоставила такой шанс.
– Вот та самая революция, которой ждали большевики, – объявила Вайолет. – Нам придется сразиться с ними.
Хелен не знала никого, кто считал бы иначе. Как они трудились в те горячие дни! Она работала кондуктором в автобусе, который водил ее знакомый юноша из Оксфорда. Обслуживали маршрут № 137, ходивший от Слоун-сквер до Кристалл-Паласа. Другие вкалывали в подземке и прочих общественных сферах. Она благодарила Бога, что это Британия, где люди вели себя достойно и цивилизованно. Насилия было мало. Стачка сорвалась. И вся страна с профсоюзами заодно отшатнулась от страшной коммунистической угрозы.
После она поплыла по течению. Устроилась секретаршей к члену парламента. Работа тяжелая, но ей нравилось заниматься полезным делом. Что же касалось вещей посерьезнее, Хелен все больше разочаровывалась. Предстояли великие свершения. Она вдохновилась намерением Лиги Наций избавить мир от войн, но стала свидетельницей краха замысла. Девушка восхищенно следила за «Новым курсом» Америки, боровшейся с Великой депрессией. Но Англия, «мать всех парламентов», не выдвигала никаких инициатив для обновления мира. Практичный и скучный премьер-министр Болдуин предпочитал одну стратегию: существовать ни шатко ни валко и охранять Британскую империю, державшуюся лишь Божьим промыслом, от всяческих бед. Страстная натура Хелен втайне протестовала.
– У тебя было правое дело, а у меня его нет, – твердила она матери.
С этим помог Фредерик.
Когда в Германии пришел к власти Гитлер, Хелен, как и многие жители западного мира, сочла, что это к добру. Бытовало общее мнение: «Его сторонники неприятны, но послужат бастионом против коммунистической России». Когда он вошел в силу и поползли слухи об уродливости его режима, Хелен предпочла от них отмахнуться. Что касалось его военных устремлений, то когда неуживчивый Черчилль, удрученный своим смещением, открыл кампанию по перевооружению, Хелен предпочла верить премьеру. «Черчилль свихнулся, – заявила она. – Германия еще лет двадцать не сможет воевать».
Но в один из недолгих наездов в Лондон Фредерик развеял ее иллюзии. Годом раньше его направили в Польшу военным атташе при британском посольстве, и его оценка положения была недвусмысленна.
– Во-первых, Черчилль прав. Гитлер вооружается и хочет развязать войну. Во-вторых, моя дорогая Хелен, это является новостью только для английских обывателей. Об этом известно в любом европейском посольстве. Все военные атташе, и я в том числе, составляли подробнейшие доклады, которые Лондон старательно игнорирует. Нашего берлинского атташе, светлую голову, только что вытурили за сообщение о передислокации немецких войск, чему тот сам был свидетелем. Те политики, которые об этом знают, либо думают, что общественность не потерпит правды, либо убедили себя в том, что заключили с Гитлером сделку. Это форменный скандал!
– Но премьер говорит, что Германии еще двадцать лет не воевать! – возразила Хелен.
– Это расхожее мнение. Оно опирается на превосходный отчет военного министерства. Одна беда: он был составлен в девятнадцатом году.
После этого Хелен начала собирать сведения. Знакомые военные плюс один дипломат, даже пара человек из Вестминстера, расположенных к ней, предоставили ей факты, совпавшие с утверждениями брата. Хелен и Вайолет собрали подробное досье. Некоторые друзья, помнившие о бурном прошлом Вайолет, решили, что они не в себе, а потому улыбались и пожимали плечами. Вестминстерские секретарши, бо́льшая часть которых была родом из таких же семей, назвали эти старания крестовым походом Хелен, и вскоре она обнаружила, что у некоторых из них имелись родственники в дипломатических кругах, придерживавшиеся аналогичного мнения.
– Так поговорите об этом с начальством, как делаю я, – призывала Хелен. – В конце концов, оно сидит в парламенте, вы видитесь каждый день!
Однажды она и сама попыталась потолковать с премьер-министром. Когда в 1936 году разразился кризис отречения[82] и все только и знали, что судачить о новом короле и миссис Симпсон, Хелен только пожала плечами.
– Конечно, мне его жаль, – заявила она, – но вряд ли это важно, если Гитлер задумал агрессию.
Неудивительно, что посыпались жалобы.
– Вы пугаете людей и подстрекаете других девушек, – указал ей шеф. – Я вынужден потребовать, чтобы это прекратилось.
– Не могу, – ответила она.
Ее уволили. Хелен поискала другое место в Вестминстере, но не нашла. Тогда и решила отправиться в путешествие по материку с особенным вниманием к Германии. Она собралась написать небольшую книгу, но через месяц после ее возвращения в Европе грянул серьезнейший кризис и страна, как она и боялась, начала сползать к войне.
Когда все завертелось, Хелен вызвалась водить карету «скорой помощи». Это, конечно, было опасно и страшно, но она не тревожилась.
– Я одинока, мама, – обронила она на прошлой неделе. – Уж если кого убивать, так лучше меня.
Ничего равного ужасному блицу Лондон не видывал. Многие предсказывали, что современная война погубит мир. Хелен полагала, что если так продолжится достаточно долго, то вся столица будет лежать в руинах. Однако, отправляясь на работу, она об этом не думала. Не могла.
Когда дождь немного стих, Хелен покинула отель и направилась к Гайд-парку. Ее излюбленный маршрут проходил мимо озера Серпентайн, но сегодня она пошла налево и устремилась на запад, за Альберт-Холл по направлению к Кенсингтонским садам.
В парке с его тихими аллеями и просторными лужайками сохранилась атмосфера эпохи Стюартов и XVIII века. Узрев небольшой кирпичный Кенсингтонский дворец, стоявший безмятежно и скромно под бледным солнцем, а перед ним – лужайки, неброско блестевшие после дождя, Хелен почти ждала, что вот-вот оттуда выедет и скроется в роще карета. Но, оглядевшись, она отметила и наглядные признаки грубого XX столетия. Повсюду виднелись траншеи. Хелен прошла мимо зенитного орудия. Дойдя до открытого участка у Круглого пруда, она увидела в синем небе десятки аэростатов заграждения. Самым неуместным казался огромный огород, в который превратилась целая газонная секция. «Копай для победы!» – сказали лондонцам. Продовольствие приходилось обеспечивать любой ценой, пусть даже парк приспособят под овощи до последнего дюйма.
Пора было возвращаться. Хелен позволила себе запечатлеть безмолвный пейзаж – быть может, в последний раз. Она вздохнула. Жаль, если больше не доведется встретиться.
ВечерОгромный стеклянный дворец сгорел четыре года назад, но район сохранил название Кристалл-Палас. Из садика Перси и Дженни был виден весь Лондон. Они стояли там с Гербертом и Мейзи, высматривая далекий Хэмпстед.
Небо на западе пламенело, предвещая беду. С востока от эстуария надвигалась ночная тень. Что до столицы, которая заполнила бассейн огромной кляксой, то в ней строжайше соблюдалось затемнение. Прежнего миллиона огней не было и в помине. Лондон стал черным пятном, дожидавшимся неразличимости.
Их осталось только четверо. Герберт и Мейзи были бездетны. Сын Перси и Дженни воевал, дочь вышла замуж и жила в Кенте. Мейзи и Дженни так и не сблизились, но со временем поладили и этим днем, желая отвлечься, ходили в кино на «Унесенных ветром». Прошлую ночь они простояли в саду, наблюдая за самолетами, волнами накатывавшими на Лондон, и пламенем, которое занималось там и тут, выбрасывая огромные клубы пепла во мрак ночного неба. Снова горел Ист-Энд. Куда упадут бомбы сегодня?
– Будешь смотреть? – спросила Дженни.
– Нет, не сегодня, – ответила Мейзи.
– Время, – сказал Перси.
Им с Гербертом было за шестьдесят. Ночами они помогали на соседней маленькой пожарной подстанции. «Не могу сидеть сложа руки и ждать», – объяснил Перси. Мейзи считала, что Герберту правильнее остаться с ней. «Им лучше быть вместе», – возразила ей Дженни.
