Александр Шмаков - Азиат
Они обошли ничем не приметный дом на Большой Сергиевской со всех сторон, заглянули во двор. Анюте все нравилось: и высокие белые колонны, подпиравшие крышу мезонина, и терраса, и просторный вид, открывавшийся на Волгу, на ее безлесые берега. Тут, в маленьком флигеле, находилась Ольга Сократовна — жена писателя.
А в доме Чернышевского теперь жили чужие люди. Им, должно, безразлично, кто до них поднимался по этим ступенькам на крыльцо, пил на террасе чай, встречал друзей, а в часы отдыха любовался Волгой…
Раздумье Анюты прервала Богословская:
— Отсюда молодой Чернышевский уезжал в Петербург.
Сонечка взяла Анюту под руку, и они пошли по направлению к фельдшерской школе. На углу остановились. От триумфальной арки, обнявшись, шли парни. Грустный, тягучий мотив гармоники оглашал улицу. Заметив девчат, парни лихо заломили картузы. Окованная медью и увешанная колокольчиками гармоника смолкла.
— Фельдшерским наше с кисточкой! — проговорил один из них, тряхнув чубом. И затянул:
Как у нас на праздникеПоявились стражники,Дел не делают по днямТолько рыщут по ночам.
Парни прошли через арку, спустились к Волге, к паровым мельницам.
На реке шлепали пароходные плицы, воздух содрогался от тяжелых вздохов мельничных паровиков.
Взявшись за руки, Анюта и Сонечка быстро взбежали по чугунным ступенькам и скрылись за дверью школы.
Антонова, у которой остановилась Анюта, была почти ровесницей Сонечке. Но Александра Васильевна — куда серьезнее, разумнее. И Барамзин не боялся на нее положиться: она была ему опорой в их трудной нелегальной работе.
Придя домой, Александра Васильевна снимала платье, накидывала бумазейный халатик, поправляла льняную косу, уложенную вокруг головы.
— Как надоели уроки с купеческими оболтусами, — возмущалась она. — Объясняешь теорему Пифагора, а у них в голове гимназисточки… Но чем-то жить надо! В школу меня не допускают — неблагонадежная.
Сегодня Антонова заждалась Мишеневу.
— Наконец-то явилась! — обрадованно воскликнула она. — Куда, думаю, запропастилась?
— Да с Сонечкой все, — отозвалась Анюта.
Антонова знала неуравновешенность Богословской и побаивалась, как бы не повредила делу. Благородная ее готовность помочь могла принести осложнения или провал.
— Она о деле моем ничего не знает… — поспешила успокоить Александру Васильевну Мишенева.
Когда ужинали, Анюта начала расспрашивать о рабочих Ново-Волжского стального завода. Месяц назад они избили в общественном саду околоточного за то, что тот сорвал траурную ленту с венка. Об этом ей рассказывала Богословская.
Картина похорон политического ссыльного Грачева выглядела страшно. Александра Васильевна с болью вспоминала о развернувшейся трагедии на Московской площади и кладбище. Товарищи и знакомые покойного медленно шли за гробом. Процессия двигалась через площадь. На гробу лежал венок, обвитый красной лентой с надписью: «От товарищей». Вдруг процессию нагнали околоточные. Пристав, который был во главе, потребовал снять ленту.
От следовавших за гробом отделился молодой человек, подошел к приставу и попросил дать объяснение, чем вызвано оскорбляющее память покойного незаконное требование.
— Тоже мне законник выискался! — не стерпел выходки молодого человека пристав. — Мы знаем, кто вы такие и в чем тут дело!
— Объясните толком.
— Не позволю разносить красную заразу по городу. Приказываю снять ленту!
— Это произвол! — вскипел юноша. — Кощунство!
Послышались возмущенные голоса:
— Насилие!
— Не смеете этого делать!
Взбешенный пристав забежал вперед катафалка, схватил под уздцы лошадей и не своим голосом крикнул:
— Снять!
Подскочил усатый околоточный, грубо сорвал ленту, смял ее и передал старшему. Тот, тяжело дыша, указал рукой на молодого человека:
— Взять зачинщика!
Александра Васильевна лишь умолчала, что это был ее жених.
Когда похоронная процессия достигла кладбища, ее встретили конные казаки. Угрюмые и грозные, с устрашающими плетками в руках, они окружили могилу. Гражданская панихида была сорвана…
Анюта прижалась к Александре Васильевне. За окном было совсем черно.
Из окна второго этажа виднелась Волга. Куда-то спешил в огнях пассажирский пароход. Он казался игрушечным на свинцовом фоне реки. В синем небе мигали зыбкие звезды. Сумерки совсем сгустились.
— Сегодня получена новая партия литературы, — сказала Александра Васильевна. — Значит, скоро в путь. Договорились, отправишься пароходом до Самары. Там встретят наши, помогут пересесть на поезд.
С прогулки возвратилась бабушка Фрося с Галочкой.
— Всласть находились, аж ноги гудят, — заговорила она от порога. — Сидите без огня. Аль не страшно?
— Так лучше, — беззаботно отозвалась Александра Васильевна.
Подала голос Галочка. Анюта приняла дочурку от бабушки Фроси, нежно зашептала:
— Скоро с папочкой встретимся, с папочкой…
Александра Васильевна прошла к столу, зажгла керосиновую лампу, и бледноватый свет наполнил комнату..
Из дневника филераКасатка в 10 часов 30 мин. утра направилась в книжный магазин Киммель в доме № 21 по Московской улице. Затем посетила несколько магазинов в Гостином дворе и пассаж. Затем на конке отправилась в дом № 3 Васильевской по Провиантской улице, где пробыла до 2-х часов 3-х минут и вернулась домой. В 5 часов 30 минут вышла вторично и пошла на занятия в фельдшерскую школу…
К Касатке в 12 часов дня пришла неизвестная с мягким свертком и книгою в переплете. Пробыла часа два и ушла без упомянутых предметов. Проведена во двор дома № 3 Васильевской по Провиантской улице. Установлено: ученица фельдшерской школы Софья Федоровна Богословская, 20 лет…
Касатка вместе с хозяйкой квартиры отправились на рынок. Возвратились через час. В 7 часов 25 минут вечера вторично вышли. Проведены во двор дома № 3 по Соборной улице в квартиру негласно поднадзорного, бывшего студента В. С. Голубева…
В 11 часов утра квартиру Касатки посетила Богословская. Вышли вдвоем через полчаса. Сели на конку. Проведены до железнодорожного вокзала. Взят билет до Уфы на завтрашний поезд. С вокзала отправились в фельдшерскую школу, откуда наблюдаемая в 7 часов 30 минут вечера возвратилась домой…
Выхода Касатки из дома не видел. Приходила Богословская в два часа дня. Через полчаса вышла, села на конку. Проведена до вокзала. Возвратила железнодорожный билет, проехала в фельдшерскую школу. 10 часов вечера. Выхода Касатки не было…
А накануне, вечерним часом, из дома Александры Васильевны вышла бабушка Фрося с Галочкой. Это была переодетая Анюта. В городском саду она дождалась Соню Богословскую. Подруга проводила ее на извозчике до речной пристани, помогла сесть на пароход. «Аптекарские товары» уже были отправлены Антоновой в Самару для пересылки их в Уфу.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Герасим благополучно доехал поездом, до границы. Теперь надо было перебраться через реку Збруч, приток Днестра, вздувшуюся после ливневых дождей. Возле ажурного железного моста, вскинутого высоко над быстрой рекой, они с проводником напоролись на пограничную стражу и едва успели скрыться в зарослях прибрежного кустарника. Пришлось всю холодную ночь просидеть под деревом в низине и наблюдать за кострами, горевшими у сторожевых будок и постов.
То раздирающе стонала выпь, то надрывно кричала сова. Обострившийся слух улавливал каждый звук — бульканье лягушек, мышиный писк, отдаленный хруст ветки под лапами крадущегося зверя, шорох крыльев нечаянно вспугнутой с гнездовья птицы.
Проводник, неразговорчивый крепкий мужчина средних лет, сидел, положа руки на подогнутые острые колени. Он чувствовал себя спокойно, привычно в этой обстановке…
В Каменец-Подольске, где Герасиму была назначена явка, до недавнего времени отлично работал техник Смолин. Его пункт переправы из-за границы «Искры» считался лучшим в Западном крае. Да и сам Каменец-Подольск, губернский центр, стоявший на развилке (одна железная дорога проходила в сотне верст от города, другая — в тридцати), был удобен для транспортировки литературы и перехода агентов «Искры» за границу. В него можно было попасть, как в барскую усадьбу, только на лошадях. Хотинский тракт вел на перевоз через Днестр, где на другом берегу находилась пограничная переправа. Через Днестр ходил паром.
Казалось, удобнее Каменец-Подольска и перевалочного пункта не найти. Однако же Смолина выследили и арестовали. Это был уралец — Николай Кудрин. Герасим слышал о нем в Женеве добрые отзывы. Кудрин встречался с Плехановым и Лениным, работал в редакции «Искры» и журнала «Заря». Его снова выслали в далекий Нижне-Колымск. Путь неизбежный при провале каждого, кто связан с революционным делом.