Ирина Даневская - Битва за Францию
Бэкингем был как всегда великолепен. Придворные щёголи, как обычно, принялись обсуждать модные детали его туалета, дамы — призывно улыбаться, а герцог, не обращая внимания ни на тех, ни на других, склонился в грациозном поклоне перед королевой.
— Ваше Величество, — произнёс он, — у вас нет более верного подданного, чем я. В день вашего рождения позвольте мне поздравить вас и уверить в своей безграничной преданности.
Он сделал знак пажу, и тот, опустившись на колени, открыл драгоценный ларец сандалового дерева, где на парчовой подушке лежало нечто ослепительное. Вздох восхищения эхом прокатился по залу. Бэкингем впился глазами в лицо Генриетты, пытаясь разглядеть впечатление, произведённое подарком. Её широко раскрытые глаза, приоткрытый в полуулыбке рот, видимое изумление — всё говорило о том, что замысел герцога удался.
Драгоценное ожерелье из огромных сапфиров и бриллиантов, изготовленное личным ювелиром герцога, который по уровню мастерства превосходил даже королевского, было истинным шедевром ювелирного искусства. Оно обошлось Бэкингему в четырнадцать тысяч фунтов — огромную сумму, но оно стоило этих денег. Четыре больших фиалково-синих сапфира-близнеца в бриллиантовой оправе сияли в центре, а двадцать пять сапфиров помельче, вместе с множеством крупных и мелких бриллиантов, образовали собою драгоценную сетку, предназначенную обнимать самую прекрасную в мире шею. Всё это великолепие излучало немыслимое переливчатое сияние и было предназначено удивлять, ослеплять, ошеломлять всех и вся, а главное, ту женщину, которой оно и предназначалось.
Прошло довольно много времени, прежде чем Её Величество с видимым усилием оторвала взгляд от соблазнительного украшения и смогла поблагодарить герцога за подарок. В эту минуту её глаза сияли ярче драгоценных камней, а герцог, слушая всеобщие восторги с напускным безразличием, наконец-то смог поздравить себя с удачным финансовым вложением.
А вечером, собираясь на бал, Генриетта долго раздумывала, не решаясь надеть ожерелье. Но по роковой случайности или же замыслу герцога, оно восхитительно подходило к специально сшитому по этому поводу наряду. Платье, цвета небесной лазури, с глубоким декольте, и алмазной отделкой, выгодно подчёркивало красоту королевы, и, всё-таки сердцем чуя подвох, перебрав все драгоценности, Генриетта не решалась сделать такой естественный выбор.
— Ваше Величество, — её задумчивость прервал голос гвардейца, — его светлость, герцог Бэкингемский, просит вас о немедленной личной аудиенции.
— Сейчас? — удивилась королева, с тревогой прислушиваясь к необъяснимому сердечному трепету, но, окинув взглядом лукавые лица фрейлин, решилась.
— Пригласите милорда герцога, — ответила она дежурному офицеру и отпустила придворных дам.
Вошёл Бэкингем. Он был уже одет для бала, и опять по какому-то совпадению, его богатый лазоревый костюм удивительно гармонировал с нарядом королевы. Сам же герцог показался ей как никогда красивым.
— Вы не совсем вовремя, милорд, — Генриетта попыталась скрыть замешательство, произведённое этим открытием, но это ей плохо удалось.
— Совсем наоборот, — лукаво улыбнулся Джордж, скользнув взглядом по её обнажённой шее. — Я предполагал, что вы не решитесь его надеть.
— Какого дьявола вы преподнесли мне ТАКОЙ подарок?! — взорвалась Генриетта.
— А мне показалось, что он вам понравился, — с самым сокрушённым видом произнёс герцог. — Умоляю простить меня, моя королева, в следующий раз я преподнесу вам что-нибудь более ценное.
— Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать, — отпарировала Генриетта.
— Но ведь подарить его другой даме... хотя бы и моей жене, было бы кощунством! Украшения обязаны подчёркивать прелести своей обладательницы, а не затмевать их.
Говоря всё это, Бэкингем достал из футляра ожерелье, и на мгновение потупил взгляд, машинально перебирая камни.
— Так что, моя королева, я признаюсь вам, что являюсь эстетом, который желает созерцать красоту, любоваться ею, а иногда и создавать.
Он неожиданно поднял голову и теперь пытливо вглядывался в её глаза. Потом уверенно улыбнулся и решительно надел ожерелье на шею Генриетте. Его пальцы скользнули по её груди, распрямляя драгоценный блеск. От неожиданности Её Величество не смогла помешать ему и молчала, запутавшись в собственных чувствах.
Герцог отошёл в сторону, дав королеве возможность рассмотреть себя в зеркале. Генриетта застыла, ошеломлённо рассматривая чудное виденье, а он, молча поклонившись, неожиданно исчез в полной уверенности, что продолжит наслаждаться этой красотой на балу.
Так и случилось. Ещё некоторое время придворные сплетницы обсуждали удивительный подарок, впрочем, не переходя границ пристойности. Чарльз Английский оценил внимание к супруге как уважение к монаршей власти, и единственный, кто во всём происходящем увидел нечто больше, был лорд Бристоль, последняя интрига которого с треском провалилась из-за неожиданной сонливости графа в покоях королевы. Джон Дигби был не настолько легковерен, чтобы приписать это досадное происшествие случайному совпадению. И пока он, рискуя свернуть себе шею, наблюдал то за Бэкингемом, то за Генриеттой, они словно для того, чтобы облегчить ему задачу, объединились в танце. Их движения были столь естественны и грациозны, что прочие танцоры, боясь конкуренции, окружили пару плотным кольцом, любуясь захватывающим зрелищем. Бристоль тоже подошёл ближе, правда, привлекло его не искусство Терпсихоры, а желание подслушать оживлённый разговор между герцогом и королевой, который слишком выбивался из плавного темпа аллеманды.
* * *Генриетта, как истинная женщина, уже почувствовала, что означает такое внимание министра, и решила прекратить его ухаживания, затронув тему, обсуждение которой, как она полагала, была бы ему неприятна. Королева уже успела поговорить с виконтом Пурбеком и выяснить у него все обстоятельства ссоры с Эленитой.
— Милорд, должна вас предупредить, что этот роскошный подарок не заставит меня забыть о той неблаговидной роли, которую вы сыграли в судьбе баронессы Сент-Люс, — строго произнесла Генриетта сразу же, как только Бэкингем открыл рот, чтобы отвесить ей очередной комплимент.
— Вы о том, что я до сих пор не потребовал развода для своего брата? — сразу же догадался герцог. — Хорошо, признаюсь, я не сделал это только потому, что не в восторге от выбора нашей дорогой Элениты. Только не говорите, что вам он нравится.
— Представьте себе!
Бэкингем рассмеялся.
— Ладно, я понял. Элен стремится стать женой Джона, Джон хочет жениться на Элените, а вы, моя прекрасная королева, потакаете их низменным желаниям... Хорошо, поскольку я в явном меньшинстве, мне остаётся только смириться.
— Милорд!
— Так и быть, — Джордж изящно поклонился, как того требовала очередная танцевальная фигура. — Я готов добиваться развода и добьюсь его.
— Когда же?
— Тем скорее, чем раньше Ваше Величество начнёт мне улыбаться.
Генриетта действительно улыбнулась, но только на миг.
— Не могу, — сказала она, тут же посерьёзнев. — Бристоль не сводит с нас глаз. И зачем, чёрт возьми, вы меня пригласили на танец?
— Я хотел получить удовольствие от танца с достойной партнёршей... Впрочем, если бы вы и вовсе не умели танцевать, я всё равно пригласил бы вас, чтобы поближе рассмотреть...
Он бросил полный неприкрытого желания взгляд прямо в глубину её откровенного декольте, выдержал минутную паузу и, дождавшись, пока её щёки покроются нежным румянцем, закончил:
— ...игру драгоценных камней.
Королеве ничего не оставалось, как рассмеяться. Смех получился наигранным, и, она, досадуя на себя, внезапно замолчала. Бэкингем же, пользуясь смущением Генриетты, нежно поцеловал ей руку, и, так как танец окончился, прощаясь, изящно поклонился.
Со стороны эта сцена выглядела совершенно невинно, и только лорд Бристоль усмотрел в ней что-то особенное, дав себе слово разобраться, что всё это значит.
* * *После бала Бэкингем собирался прямо сказать королеве о своих желаниях и чувствах, но Её Величество, предвидя этот шаг, в свою очередь, решила не дать ему ни малейшей возможности осуществить задуманное и не соглашалась принимать его светлость иначе, как в присутствии придворных дам. Отчаявшись застать королеву одну, герцог придумал выяснить отношения там, где Генриетта точно оставалась одна, а именно в её спальне.
Да, мир между супругами продлился недолго, и Бэкингем, пользуясь тем, что король уже не заговаривал о разводе, громко объявил, что больше не станет вмешиваться в супружескую жизнь августейшей четы. Чарльз печально согласился с таким решением, и, объявив Генриетте, что не станет посещать её ночью до тех пор, пока она сама его об этом не попросит. Разумеется, королева не собиралась этого делать, и с тех пор спала одна.
