Томазо Гросси - Марко Висконти
Когда он впервые встретился с Биче в Милане и увидел, что она так похожа на ее мать, образ которой сохранился в его памяти, он почувствовал, что его влечет к ней непреодолимая сила: душа его потянулась к Биче, как к родному и близкому человеку, а давно остывшее сердце вспыхнуло новым огнем, затрепетало, как в давние дни, привычно подчинившись знакомому очарованию.
Закончив в тот день разговор с Лодризио, во время которого он замыслил отнять у своего племянника Адзоне власть над Миланом, Марко решил поехать в Черульо, чтобы заплатить, как он сказал, из собственного кармана взбунтовавшимся немецким наемникам, и должен был отправиться в путь как можно скорее, но теперь, когда любовь между Отторино и Биче казалась ему несомненной, все его намерения были нарушены. На что решиться, что сделать, чтобы успокоить пожиравшую его страсть? Взять с собой Отторино? Но юноша вышел из повиновения и даже если бы опять стал его слушаться, все равно Марко не смог бы постоянно видеть его перед собой. Отослать его под предлогом переговоров в какую-нибудь дальнюю провинцию, где он задержался бы до его возвращения из Черульо? Но он не смог бы притвориться, что по-прежнему доверяет этой злой змее, ужалившей его в самое сердце. Оставить его здесь, рядом с Биче, а затем вернуться в ореоле славы, выполнив свои планы, и узнать об их браке? Одна мысль об этом приводила его в бешенство, заставляя его жаждать мести и крови… Горе тому, кто попался бы ему под руку в этот миг! Однако после долгих размышлений и колебаний он склонился наконец к более осторожному плану, решив, что все-таки уедет, но перед тем пригласит к себе графа дель Бальцо и запугает его Рускони или чем-нибудь еще пострашнее на тот случай, если Отторино решил бы из-за Биче изменить своему слову. Марко хорошо знал графа и был уверен, что это ему удастся.
После того как он принял это решение, перед ним снова забрезжила надежда, и он предался размышлениям, которые немного рассеяли его первоначальную горькую уверенность. Кто мог поручиться, что Биче отвечает взаимностью на любовь Отторино? Есть ли у него другие доказательства, кроме слишком густого румянца, появившегося на щеках девушки, когда она посмотрела на юношу, гарцевавшего на коне под ее балконом? Этого было достаточно, чтобы Марко потерял способность рассуждать здраво; но не ошибся ли он?
Чтобы выяснить истину, он решил еще раз увидеться с Биче и узнать ее сердечную тайну. Он приказал устроить накануне своего отъезда праздник и пригласил на него графа, дав ему понять, что ждет его непременно вместе с дочерью.
Однако тем временем произошло новое событие, которое легко могло бы заставить Марко изменить принятое решение. Но об этом мы поговорим позже. А пока вкратце расскажем об Отторино.
Хотя Отторино был раздосадован и взбешен суровым и странным приемом, который оказал ему накануне его господин, он все же вернулся в его дом, чтобы как-то оправдаться и принести извинения за то, что он заколебался, когда Марко предложил ему ехать в Тоскану. Он хотел сказать, что готов сопровождать Марко, хотел просить не лишать его столь великой чести, но двери дворца постоянно были для него закрыты, а под конец ему даже дали понять, что он никогда больше не должен приходить в этот дом.
Как велико было его огорчение, не стоит и говорить. Вовсе не подозревая настоящей и главной причины, навлекшей на него гнев Марко, Отторино приписал его своему отказу от дочери Рускони, чего действительно было вполне достаточно, чтобы впасть в немилость у такого человека.
Тогда юноша стал серьезно размышлять над своим положением. Отказаться от Биче — об этом не могло быть и речи. Но как же примириться с сеньором? Правда, возвращаясь из Монцы, он хвастал перед графом (не знаю, помнит ли об этом читатель), что, в конце концов, он сам себе хозяин и волен жениться на ком угодно, даже вопреки воле Марко. Но тогда это было скорей бахвальством, а теперь, по здравом размышлении, он чувствовал, что не в силах порвать с этим человеком. Марко Висконти! Мы его уже немного узнали, а Отторино знал его гораздо лучше, чем мы. Не говоря уж о том, что дружба с таким человеком могла усмирить и сделать благоразумным любого, даже самого дерзкого и наглого врага, Отторино не мог перенести, что впал в немилость у Марко, который всегда любил его, как сына, направлял его первые шаги на бранном поприще, выпестовал из него рыцаря и всегда был для него примером, наставником и светочем, озарявшим его путь.
У него была еще и другая причина для размышлений: если бы юноша и попробовал заупрямиться, взять, как говорится, быка за рога и, невзирая ни на что, просить руки Биче, то сам граф отказал бы ему — Отторино прекрасно понимал, что он вовсе не хочет ссориться с Марко; правда, граф об этом не говорил, но догадаться было нетрудно.
Одолеваемый подобными мыслями, Отторино изо дня в день становился еще мрачней и печальней, и, как он ни старался, ему не удавалось скрыть свою грусть от Эрмелинды и ее дочери, с которыми он проводил большую часть своего времени. Они стали расспрашивать его о причине столь внезапной озабоченности; он, однако, избегал объяснений и либо заводил разговор о другом, либо отвечал столь уклончиво, что они начали беспокоиться, не случилось ли с ним какого-либо несчастья.
А что делал в это время отец девушки?.. Что делал граф дель Бальцо? Бедняга! Опьяненный успехами и похвалами, которыми он упивался с утра до вечера, завороженный бесчисленными расшаркиваниями и поклонами, которыми его повсюду встречали как близкого друга Марко, он совершенно не думал ни о жене, ни о дочери и почти забыл об их существовании. И беда, если Эрмелинда пыталась иногда низвести его с его гордой высоты и хоть на миг вернуть к земным делам. Беда, если она пыталась заговорить с ним о Биче, о браке, с которым что-то никак не получалось, о сомнениях, вызванных поведением Отторино, — граф тут же приходил в бешенство. К чему торопиться? Пусть все идет своим чередом! Разве не все в порядке? Какие могут случиться затруднения? Он наденет ей на палец обручальное кольцо, как только та, другая, вернет ему его; ну и что же, что он не торопится?
Спустя несколько дней Отторино начал поговаривать о том, что хотел бы по возможности ускорить помолвку, но тут же туманно намекнул, что об этом никто пока не должен знать. Загнанный в угол Эрмелиндой, решившей выяснить истину, он стал путано ссылаться на Марко, которому якобы не хотелось предавать все слишком скорой огласке, чтобы не создавать впечатления, будто он поссорился с Рускони. Такое объяснение могло быть и правдой, однако графиня на этом не успокоилась: ей казалось, что такой простой причины было бы недостаточно для того, чтобы вызвать столь очевидное смятение в душе юноши. Она засыпала его вопросами, настойчиво допытываясь правды, и в конце концов он сдался и подробно рассказал ей, как обстояли или, вернее, какими ему представлялись его дела. Нетрудно догадаться, как была огорчена и испугана Эрмелинда.
Что же после всего этого могла сказать своей дочери любящая мать, когда, оставаясь с ней наедине, она видела ее задумчивой и печальной и догадывалась, какой тайный червь точит ее сердце? Чтобы она больше не думала о свадьбе? Чтобы она забыла Отторино? По правде говоря, она пока еще не считала это необходимым, а, кроме того, хорошо понимала, что говорить об этом уже поздно: разве в сердце ее дочери не разгорелся огонь, с которым она больше не может справиться? Огонь, который безжалостно испепелит ее жизнь.
Поэтому она решила рассказать Биче обо всем. И теперь Отторино, часто втайне советовавшийся с обеими, успокаивал их одной и той же надеждой.
— Марко, — говорил он, — должен скоро уехать в Тоскану, где ему, видимо, предстоит задержаться весьма надолго. Дальность расстояния, новые заботы, с которыми ему придется столкнуться, заставят его позабыть о пренебрежении к его слову. Ему ведь важно не мое обещание, — говорил юноша, — а выполнение его прихоти — такой уж он человек. Но когда Биче станет моей, он со всем примирится. Вот увидите: все пойдет, как надо, и время все уладит. Когда Марко вернемся, ему, вероятно, будет не до Рускони, а тому вряд ли захочется из-за несбывшихся надежд терять дружбу с Висконти, ибо, повторяю, ни я не давал слова, ни сам Марко никогда не связывал себя обещаниями. А кроме того, моя верность ему, моя служба… он таких вещей не забывает.
Эти и другие подобные рассуждения, казалось, утешали Биче, однако у ее матери не становилось спокойнее на душе.
Еще больше угнетала ее мысль о том, что граф, узнай он — боже упаси! — о недовольстве Марко, все перевернул бы вверх дном и скорее отказал бы Отторино от дома, чем рискнул разгневать Висконти. Поэтому лучше было обо всем молчать. Так дело с помолвкой, которая должна была состояться после отъезда Марко в Тоскану, откладывалось и откладывалось, пока в дом графа не прибыл один из оруженосцев Висконти, который передал, что его господин приглашает графа с дочерью на упомянутый уже нами выше праздник. Отторино был очень этому рад, хотя сильно расстроился из-за того, что не попал в число приглашенных но тут же принялся отвергать все доводы Эрмелинды, уговаривавшей мужа не брать с собой Биче, а также и возражения самой девушки, и так настаивал, что было решено принять оба приглашения.
