Вера Крыжановская - Мертвая петля
Он схватил руку Нины и несколько раз прижал к горячим устам. Излияние пылкой страсти всегда оказывает на того, к кому обращено, своё странное, таинственное влияние. Несколько мгновений Нина безмолвно глядела на стоявшего перед ней на коленях человека. Она переживала то состояние порабощения, которое должна испытывать птичка, гипнотизируемая змеей, собирающейся её проглотить, а Енох в эту минуту был действительно чарующе прекрасен, и охватившее его страстное возбуждение очень шло к его восточной и слегка демонической красоте. Более материальная и чувственная женщина была бы, может быть, и порабощена огнем его больших чёрных глаз, а его чувства пробудили бы отклик в её душе, но чистая и строго уравновешенная Нина чувствовала перед таким избытком страсти только страх и брезгливость. Стряхнув охватившее её несносное оцепенение, она провела рукой по лицу и сказала тихим, но твёрдым голосом:
– Встаньте и выслушайте мой решительный ответ, раз уж мы затронули этот вопрос. Во–первых, вы упрекаете меня в предрассудке, который считаете несправедливым? Может быть, вы правы, и мы, христиане, пристрастны к вашему народу, но настоящее время – не подходящее для уничтожения такой вековой вражды. Евреи совершили столько злодеяний против моей Родины, пролили столько русской крови, что вас от виновных и от невинных христиан разделяет пропасть. Но я отдаю должную справедливость вашим внешним достоинствам, ценю ваше положение и редкое музыкальное дарование; поэтому я уверена, что со временем вы найдёте женщину, которая вас полюбит и даст вам счастье. В отношении же себя я должна быть откровенной и не могу убаюкивать вас надеждой. Я не полюблю вас никогда, хотя бы вы сложили к моим ногам все сокровища мира, потому что боюсь вас и вашей любви, как зеленеющего болота, таящего пучину, где меня ждет страшная смерть.
Аронштейн поднялся. Он дышал с трудом, его мертвенно–бледное, искажённое лицо отражало такое безумное отчаяние, а вместе с тем и дьявольскую злобу, что Нина онемела от ужаса, словно перед ней явился настоящий дьявол.
– Простите, княжна, что я вас обеспокоил, – хриплым голосом начал он. – Ваш ответ столь убийственно откровенен, что мне осталось только поручить Иегове судьбу свою и возложить мои надежды на его милость.
Последние слова он закончил резким, глумливым смехом, от которого у Нины пробежала по телу дрожь. Она вскочила в испуге и опрометью кинулась из зимнего сада.
Она хотела найти отца, чтобы получить разрешение уехать домой, под предлогом мигрени, но в эту минуту в бальной зале грянула музыка, а в опустевших гостиных князя не было. Навстречу попался ей Алябьев, который спешил, тоже отыскивая кого–то.
– Кирилл Павлович, не знаете–ли где папа? – торопливо спросила она.
– Князь в карточной комнате. Но что с вами, Нина Георгиевна? Вы бледны, расстроены и, кажется, дрожите? Скажите, ради Бога, что случилось? Вот рядом гостиная, там – ни души.
Нина была так взволнована, что утратила обычную сдержанность; кроме того, это будет беседа наедине с любимым человеком, а она знала, что он её любит. Не рассуждая, прошла она в гостиную и там рассказала, что Аронштейн признался ей в любви.
– А он ничем вас не обидел? Я бы ему этого не советовал, – сказал Алябьев, вспыхивая и хмуря брови.
– Нет, нет. Только мне противна его любовь; а когда я дала понять, что ему не на что надеяться, он был в такой ярости, что мне, по правде говоря, даже страшно было. Он точно дьяволом стал: дико захохотал и сказал, что поручает свою судьбу и надежды Иегове. У меня почему–то осталось впечатление, что в его словах заключалась глухая угроза.
Алябьев молчал, но гневное выражение его лица было красноречивее слов. Нина поняла это, и страх иного рода охватил её.
– Надеюсь, что вы никому не выдадите того, что я вам сказала, и не станете искать с ним ссоры, – смущённо и с тревогой в голосе сказала она.
– Я этого не хочу… они ещё убьют вас, эти негодяи. Найти убийц среди их жидовской шайки очень нетрудно; ведь, теперь так просто – убрать с дороги того, кто им не нравится, бомбой или пулей.
Луч радостного счастья блеснул в глазах Алябьева.
– Вы хотите, чтобы я жил, Нина Георгиевна? Вы дорожите моей жизнью? А я был бы счастлив сто раз пожертвовать ею для вас, – склоняясь к собеседнице, говорил Кирилл Павлович.
Нина вся вспыхнула, но тотчас смело ответила:
– Да я хочу, чтобы вы жили. Я дорожу вашей жизнью и прошу избегать всего, что без нужды могло бы подвергнуть вашу жизнь опасной мести со стороны евреев. Я попрошу отца, чтобы он отправил меня под каким–нибудь предлогом в Петербург, лишь бы не встречаться с этим господином, который мне и страшен, и противен.
Кирилл Павлович взял её руку и страстно прошептал:
– Я послушаюсь и буду беречь свою жизнь, как сокровище какое–нибудь, если вы захотите принять эту жизнь и позволите посвятить её вам, чтобы любить и оберегать вас. Моё сердце и душа – у вас в плену. Но могу ли я надеяться, что и вы меня чуточку любите и согласитесь быть моей на всю жизнь?
Нина подняла на него свои чудные лучистые глаза, в которых ясно отражалось доверие, и любовь.
– Да, я люблю вас и никому другому принадлежать не буду, – просто ответила она. Алябьев крепко пожал сё руку, а потом поднёс к губам.
– Спасибо, дорогая! Ваши слова укрепили счастье моей жизни. Завтра же я переговорю с князем: он меня уважает, и я надеюсь, что противиться нашему браку не станет. Арсений, поверенный моей любви, обещал уже мне своё содействие.
– У меня есть основание предполагать, что папа нас благословит. Но, во всяком случае, Кирилл Павлович, я хочу, чтобы наша помолвка осталась тайной, дабы не возбудить дьявольской ревности Аронштейна и не вызвать с его стороны какой–нибудь подлой предательской мести.
– Ваше желание для меня закон; к тому же вы совершенно правы, что нынче надо быть осторожным. А теперь разрешите мне, как всякому кавалеру, проводить вас в залу.
– Нет, я хочу уехать домой. Я ни за что на свете не желаю встречаться теперь с Енохом. А папе скажите, что шум противного бала меня утомил.
– О, не надо быть неблагодарной; этот бал дал нам возможность объясниться. Затем, можно ли себе представить более странную случайность, как наша помолвка – в доме того же самого Аронштейна, – радостно смеясь, заметил Кирилл Петрович.
В соседней гостиной они встретили Арсения, и тот, узнав, что сестра хочет ехать домой, тоже спустился, чтобы посадить её. Проводив Нину, они вернулись на бал и, по пути, Алябьев передал приятелю всё, что произошло у него с княжной.
– Поздравляю тебя, мой друг, – сказал князь, пожимая его руку, – и молю Бога ниспослать тебе с Ниной безоблачное счастье. Но когда я подумаю об этом мерзавце, вся кровь во мне кипит. Этот пархач воображает, должно быть, что семья князей Пронских только и создана для того, чтобы сочетаться с Аронштейнами? Довольно и того, что его дражайшая кузина марает наше имя. Я видел, что Нина танцевала с ним, а потом они исчезли, и недоверие побудило меня идти их разыскивать. Ах, так хочется, чтобы Нина была уже замужем. Сам не знаю почему, но меня гнетёт предчувствие какой–то грозящей беды, да и во сне я видел маму с бабушкой, которые обе плакали и окутывали меня чёрным крепом.
Кирилл Павлович пытался было его разуверить, отнеся его мрачное настроение на счёт нервов, но попытка эта не имела успеха; князь остался пасмурным, озабоченным и видимо нервным.
Глава 11
Дней десять спустя после знаменитого юбилейного бала Енох с княгиней сидели вечером в кабинете Аронштейна и вполголоса беседовали.
– Вполне и со всех точек зрения одобряю твой план, мой милый. Я убеждена, что он удастся и тебе нет причин отчаиваться, а Нине придется уж как–нибудь победить внушаемый тобой страх. Ха, ха, ха, – и она тихо, но злобно рассмеялась.
– А заручился ли ты согласием раввина и старейшин? – спросила княгиня после некоторого молчания. Енох утвердительно кивнул головой.
– Апельзафт начал было разные истории разводить, но я твёрдо стоял на своём, так что он принёс мне дозволение кагала на крещение и остальное. Кроме того, близка наша победа, а уж когда я буду здесь властвовать, то посмотрим, посмеет ли кто противиться моей воле.
– А, как жажду я этой минуты торжества, – прижимая руки к груди, сказала Зинаида Моисеевна. – Сколько обид мне надо отомстить! – А всё–таки, Енох, великое несчастье, что ты полюбил эту глупую и надменную девчонку. Кстати, должна сообщить тебе некоторое обстоятельство, которое мне представляется важным. Думается, что уже с неделю времени как Нина и Алябьев тайком помолвлены. Разумеется, мне ничего об этом не говорят, потому что «жидовке» не доверяют, но я уловила, что тон их изменился, затем подметила подозрительные взгляды и, кажется, что перед отъездом Жорж говорил с ними наедине.
