Анн Бренон - Нераскаявшаяся

— Гильельма уже замужем, — поспешно пояснила Азалаис. — Она живет в Ларок д’Ольме. Она недавно пришла сюда, чтобы погостить. Завтра придет ее отец, и она вместе с ним вернется домой.

Во время ужина Берната посадили на почетное место у очага, и они беседовали — стареющая женщина и гордый юноша. Они говорили намеками, приглушенным голосом, говорили о людях, дорогих их сердцу. О пастухе Пейре, который был далеко, почти в земле Сарацинов, о добрых людях, которые пытались восстановить порядок и течение жизни, нарушенные ударами и репрессиями прошлого года. Фелип де Кустаусса прибыл в Тулузу вслед за Старшим, Пейре Отье и его друзьями; Андрю де Праде и Гийом Отье остались в Сабартес, чтобы сегодня, этой ночью, в Праде, сделать так, чтобы все было хорошо. А Гийом Белибаст, старший брат Берната, прячется вместе с ними по деревням на карнизах. Что же до его отца, Эн Белибаста, и его братьев, Арнота и Раймонда, то молодой человек был очень обеспокоен их судьбой. Инквизитор до сих пор держит их в тайных подземельях Каркассона. Может быть, они уже умерли от нужды и горя? Бернат был также очень опечален судьбой своей старой матери, жившей в крайней нищете на окраине Кубьер с невестками Эстеллой и Гайлардой, и которой иногда помогала ее дочь, На Кавалья.

Азалаис печально вздохнула:

— А ваш дом?

— Вернувшись из Тулузэ, я в прошлом месяце тайно побывал в Разес, — ответил Бернат. — Да я и Рождество провел с моей бедной матерью и сестрами, стараясь никому особенно не попадаться на глаза. Наш дом разрушен и сожжен по приговору Монсеньора Жоффре д’Абли, наше имущество и стада проданы: инквизитор Каркассона и архиепископ Нарбонны поделили наше добро, как звери делят свою добычу. Кстати, там я узнал, что в Арке арестовали Раймонда Пейре: его слишком большое желание обелиться перед инквизитором и получить этот подписанный папой листочек вызвали подозрения. Он сам накликал на себя беду. Зато его жену Себелию очень быстро отпустили… Сам я несколько последних дней жил в долине Акса, и думаю остаться там еще какое–то время, если Бог так захочет.

Бернат умолк, вымачивая хлеб в миске и доедая ужин. Он опустил голову и длинные черные волосы закрыли ему лицо. Потом он оглянулся и бросил через плечо быстрый взгляд на Гильельму.

— Церковь волков вышла на охоту, — снова вздохнула Азалаис.

— Благодарение Богу, — сказал Бернат, — еще остались друзья добра. Как Гийом Фалькет, неоднократно доказавший свою преданность, или как Пейре Бернье, который всласть посмеялся над инквизитором, а затем, как говорят, сбежал с несколькими другими добрыми верующими из тюрьмы Мур в Каркассоне! Или вот как госпожа Себелия Бэйль, которая сейчас живет в Аксе. Для того, чтобы служить гонимой Церкви, она бросила свой богатый дом и влиятельного мужа…

— Пейре Бернье на свободе! — воскликнула Азалаис.

На протяжении всего ужина Гильельма почти ничего не говорила. Она спешила точными уверенными движениями накрыть на стол, потом убрать со стола, пока мать утихомиривала и укладывала детей. Ей нужно было время, чтобы привыкнуть к этой неожиданной встрече. Она позволила своим глазам наслаждаться всеми этими образами, всем этим странным и властным присутствием Берната, позволила словам юноши, его хрипловатому голосу, его тону, то резкому, но напевному, его жестам, преисполненным жара жизни, убаюкать свои мысли. Какой странной и сложной игрой предстает перед нами книга нашей жизни — где в ней судьба, Бог и князь мира сего; и что в ней, в конце концов, служит только для увлечения людей и отдаляет от истины, а что ведет к Отцу Небесному, который один заботится о спасении душ? Бернат, которого она пыталась забыть, сын ночи, улетевший, как ангел, вдаль, чтобы служить Церкви. Недосягаемый Бернат. Потерянный. Запрещенный. Недоступный. Действительно ли это его видит Гильельма, такого же человека из плоти и крови, как и она сама? И в этот момент она по–настоящему серьезно спросила себя, куда ее влечет на самом деле, на какую дорогу она ступила? Как могло так случиться, что, возвратившись в Монтайю, она попала в тот же мир, где жил и Бернат? Может быть, это знак? Даже слишком ясный и очень убедительный. Но что он означает? Бернат, который вновь, словно какими–то чарами, появился на перекрестке дорог Гильельмы именно в тот момент, когда ей стало казаться, что все ее пути ведут в никуда.

Но вот Азалаис зевнула, ее глаза покраснели; она оставила юного гостя, глянула на спящих на тюфяке детей, и отправилась в свою комнату, где этой ночью будет спать одна. Гильельма же осталась ждать, вместе с Бернатом Белибастом, прихода своего брата, Гийома Маури, чтобы, после ухода молодых людей в долину Акса та потушила бы огонь в очаге. Она также задула калель, а потом зажгла небольшую сальную свечу.

— Ты знаешь, что твой отец сейчас в Ларок д’Ольме, — как бы между прочим, уже стоя на пороге своей комнаты, обратилась она к Гильельме приглушенным голосом. — Не забудь, что завтра он вернется, и, как все мы надеемся, он проводит тебя обратно, к твоему мужу.

ГЛАВА 19

НЕМНОГО ПОЗЖЕ

(Бернат Белибаст) добавил, что в Монтайю, в доме моего отца, Гильельма сказала ему, что сбежала от своего мужа, и просила Берната забрать ее с собой, чтобы она могла служить добрым христианам, иначе она пойдет бродяжничать по миру, потому что она не хочет оставаться со своим мужем ни живой, ни мертвой…

Гильельма сидела за еще несложенным столом, и, уронив голову на руки, детально, с ужасающими подробностями, представляла, как этой самой ночью ее отец Раймонд Маури испытывает в Ларок д’Ольме все прелести тяжеловесного гостеприимства злобной вдовы с ее сыном, Бертраном Пикьером. Ее сердце так билось, что чуть не выскакивало из груди. Перед ней словно оживала вся эта атмосфера, тени и блики света, запахи и шумы, звуки голосов, раздающиеся в огромном доме, который так никогда и не стал ее родным домом. Она как будто слышала униженные слова Раймонда Маури, усугубленные его положением просителя. Его лицо, их враждебные лица. Гильельма вновь увидела каменную физиономию своего мужа, его массивную фигуру, грубые руки. Эту лестницу, по которой она каждый вечер поднималась в спальню. Ее начали душить слезы.

Бернат, протиравший вином нож, перед тем, как повесить его себе на пояс, поднял голову и взглянул на нее.

Внезапно, до того, как он успел что–либо сказать или сделать, Гильельма резко вскочила и, заломив руки, обратила к нему умоляющий взгляд:

— Забери меня с собой, Бернат! Забери меня, все равно куда, в любое место, где я могла бы служить добрым людям.

Бернат протянул к ней руки.

— Ты тоже хочешь уйти в подполье? Теперь, когда стало так опасно? Гильельма, ты хорошо подумала?

Они сели рядом на лавку, в полумраке, спиной к догорающему жару очага. Бернат держал руки Гильельмы в своих ладонях, пока они говорили. Пока она говорила ему. Шептала жалобные слова, задыхаясь от слез, и от этого понемногу успокаиваясь. Она говорила, что не хочет оставаться с этим человеком ни живой, ни мертвой. Что завтра отец придет за ней и отведет ее в Ларок д’Ольме, откуда она все равно решила сбежать. Что если он вернет ее, то она предпочитает бродяжничать по миру. Одна. Что она не будет есть свой хлеб, подчиняясь похотливым желаниям мужчин. Она говорила, что не вынесет больше, если какой–нибудь мужчина прикоснется к ней. Бернат ласково улыбался, тени их лиц на стене переплетались с тенями их четырех скрещенных рук. Снова Гильельма плакала, укрывая лицо в ласковых пальцах его ладоней. Он чувствовал, как слезы струятся по ее щекам. Теперь заговорил он, и его слова были простыми и убедительными.

— Не плачь, Гильельма. Я буду с тобой. Я сделаю все, чтобы помочь тебе, я найду выход. Он обязательно должен быть, этот выход. Никто не может обязать тебя жить с этим человеком. Конечно, он твой муж, и отец желает, чтобы ты оставалась с ним, а я не имею никакого права вмешиваться. Ты же знаешь, я хотел, чтобы ты стала моей, но я стал изгоем, беглецом, у меня нет дома. Я даже не мог претендовать на то, что мы с тобой были обручены: твой отец никогда мне ничего не обещал, а я никогда не просил у него как следует твоей руки. Если я заберу тебя с собой прямо сейчас, люди назовут тебя развратницей, и эта ложь падет на твоих отца и мать. И этот стыд в дальнейшем будет стоять между тобой и твоими родителями. Мы должны найти другой выход, достойный выход…

Гильельма подняла голову:

— Ты должен поговорить с моим братом Пейре. Найди его. Скажи, что я его зову. Он обещал придти, если я его позову.

— Правда? Значит, ты спасена. Если Пейре на твоей стороне, мы сможем преодолеть все препятствия. Я и сам должен был прежде всего подумать об этом. Он не одобрит ни зла, ни насилия, чинимого над тобой. Я это знаю так же хорошо, как и ты. Он твой брат, а мой друг. Он, как и я, может действовать свободно, он тоже беглец, его ничто не держит. И кроме того, он твой старший брат. Гильельма, если отец отказался тебе помочь, то это сможет сделать старший брат. Если твой отец поступил плохо, старший брат защитит тебя. Он имеет право забрать тебя у твоего злого мужа. Это он заберет тебя, и с ним ты уйдешь, высоко подняв голову. Но это значит… что тебе придется терпеть еще несколько недель. Ты выдержишь?