Анна Никитина - Берег Живых. Книга I
Легче всего было предположить, что эльфы, как и прежде, хотели пошатнуть рэмейский трон и нашли способ завязать союз с кем-то из приближённых Императора. Так уже случалось раньше. Вот только какими обещаниями им удалось подкупить Паваха и Метджена? Что могло двигать его друзьями, которых он знал с детства, когда они завели его в засаду? Один только Сенахт остался верен ему до конца и пал защищая его. Что ж, по крайней мере, за отца можно было не беспокоиться – на страже его безопасности стояли не простые телохранители, а Живые Клинки Ануи. Мимо них никто не мог пройти, и верность наследнику первого Эмхет была у Ануират в крови. Их можно было только убить, но не обратить против Владыки. А уж первое являлось задачей не из простых. Кроме того, царевич верил, что Император сумеет распознать врага, под какой бы тот ни прятался личиной, ведь его сердце обладало соколиным взором предка Ваэссира.
Сумерки над некрополем сгущались, тени становились плотнее, подвижнее. Западный берег Великой Реки Апет оживал мистическим перешёптыванием духов среди древних камней и заунывными песнями священных шакалов, поколения которых охраняли эти места с тех самых пор, когда некрополь только возник здесь.
В сопровождении Перкау Хэфер пришёл к маленькой довольно сносно сохранившейся мастабе, чтобы воскурить благовония в память о своём друге. Именно здесь бальзамировщики похоронили… или, скорее, спрятали мумию объявленного предателем верного стража, предварительно испросив на то дозволения духов. Сенахт обрёл последнее пристанище среди благородных мертвецов давно ушедшей эпохи, таких древних, что имена некоторых даже не сохранились до нынешнего времени. Священные шакалы охраняли его покой.
Хэфер прошептал имя друга, завершая подобающую случаю молитву. «Я восстановлю справедливость, – в очередной раз пообещал царевич мысленно. – Те, кто заслуживает наказания, понесут его. Твоё же имя будет высечено на каменной стеле рядом с моим, со словами о твоём подвиге…»
– Позволь рассказать тебе кое-что, господин, – нарушил молчание Перкау.
Наследник кивнул, не сводя взгляда с мастабы. Он был рад, что не успел увидеть истерзанное тело, потому что хотел помнить Сенахта живым, полным сил – помнить, как тот радовался удачной охоте, как грубовато шутил с друзьями, как забавно смущался вниманию столичных красавиц.
– Тот, кто предал тебя… он не смог дойти до конца.
– Что ты имеешь в виду, мудрый? – переспросил Хэфер, оборачиваясь к жрецу.
– Он не нашёл в себе сил осквернить мумию. И он помог мне закончить портрет для погребальной маски.
– Ты полагаешь, это облегчает его вину? – нахмурился наследник. – Он не остановился, когда захотел скинуть меня с колесницы и пробить мне бок копьём со спины, а потом направить на меня коней. Он не остановился, когда напали ша, – оба предателя сбежали.
– По крайней мере, эти останки он не тронул. Кажется, Проклятие Ваэссира меняет его, просветляет его разум.
– Тем лучше будет для него на Последнем Суде, – холодно ответил Хэфер.
В тот момент он почувствовал на себе чей-то взгляд – не Перкау, чей-то ещё – и прищурился, вглядываясь в сумерки. Ему часто казалось, что за ним кто-то наблюдает, особенно в последнее время.
– Там кто-то есть, – понизив голос, сказал царевич.
– В некрополе нередко явственно ощущается чужое присутствие, – пожал плечами бальзамировщик. – Мы уже привыкли к этому.
– Нет, это не похоже на поступь мёртвых… Хотя… я не могу быть уверен…
На мягких лапах из сумерек вышел пёс-патриарх. Хэфер улыбнулся, невольно расслабляясь.
– Ах вот кто это был… Привет тебе, вожак храмовых стражей.
Пёс благосклонно посмотрел на Хэфера и сел рядом, привалившись к его ноге. Как и все священные псы, он был огромным. Его голова доходила Хэферу до пояса или даже чуть выше. Царевич протянул руку и погладил зверя, как всегда удивляясь, какой же мягкой была эта шёлковая обсидианово-чёрная шерсть, местами уже изрядно поседевшая. Перкау рассказывал, что именно этот пёс привёл жрецов к месту трагедии. Стало быть, во многом ему Хэфер был обязан своим спасением… и ещё кое-кому.
– Скажи мне, мудрый, почему женщина, вернувшая меня из небытия, предпочитает скрываться? – тихо спросил царевич. – Я напугал её невольно? Обидел? Но если это так, то я всем сердцем желаю исправить впечатление.
– Господин мой Хэфер, не тревожь свой разум. Тебе не о чем беспокоиться, – мягко проговорил жрец.
– Тогда в чём причина, если не в обиде и не в страхе?
– Просто так лучше для всех.
– Я мог бы приказать вам показать её мне, однако же не делаю этого, – заметил Хэфер.
– И, смею надеяться, не сделаешь, потому что чтишь наше гостеприимство, – спокойно согласился бальзамировщик и вдруг пристально посмотрел на наследника, точно сомневаясь, задать или не задать некий вопрос.
Мгновение – и взгляд его снова стал прежним, подёрнутым дымкой размышлений. Хэфер даже уточнить не успел, что же тот хотел спросить у него. А может, ему просто показалось?
– Тяжело не иметь возможности даже выразить благодарность, – вздохнул царевич, качая головой.
Поначалу Хэфер надеялся найти и узнать «свою» жрицу в маленькой общине служителей Ануи, но быстро понял, что ему попросту показывались не все обитатели храма. Его спасительница исполнила просьбу царевича и иногда приходила к нему во время тренировок или прогулок, когда он задерживался до темноты. Но Хэфер никогда не видел её и не беседовал с нею – только чувствовал её присутствие. Это было и приятно, и невыносимо. Он пытался обращаться к ней, но она никогда не отвечала и исчезала, как только он спешил найти, где она скрывалась. В итоге Хэферу пришлось удовлетвориться только лишь знанием, что она была где-то рядом.
Сейчас он не был уверен, что наблюдала за ними именно его жрица. Возможно, причина неуверенности была в самом ощущении от некрополя – многоликого, многообразного, исполненного дыханием древних.
– Пожалуй, нам пора возвращаться, господин, а не то опоздаем к вечерней трапезе, – проговорил Перкау.
– Ты прав, мудрый, хотя едва они ли начнут без своего Верховного Жреца, – Хэфер чуть улыбнулся.
– Тем более после полного трудов дня негоже оставлять их голодными, – добродушно усмехнулся жрец.
Вместе они шли обратно к храму. Пёс-патриарх держался ближе к царевичу, то и дело задевая его ногу горячим боком, как бы обозначая надёжность своего присутствия. За это Хэфер был ему благодарен, тем более что спиной всё ещё чувствовал взгляд… казалось уже, что даже не один.
– Хватит щадить меня, мудрый. Я тоже хочу помогать при храме. Сезон Всходов никогда не бывает лёгким, так что ещё одна пара рук окажется не лишней.
– Но господин… твоё положение… ты ведь можешь найти это… унизительным… – Перкау смутился и даже остановился, подыскивая слова.
Хэфер не выдержал и рассмеялся. Камни некрополя отразили его живой голос призрачным эхом, но это не пугало, а скорее словно напомнило самому месту, что оно не было заброшено и забыто.
– Мой предок сам помогал крестьянам засевать первые поля и рыть первые оросительные каналы. Так с чего бы мне считать труд унизительным? И разве ты не знаешь, что к наследнику трона Владыка наиболее требователен? – он улыбнулся, вспоминая. – Мне доводилось работать даже в каменоломнях, не то что в полях. Будущий Император должен знать, чем живёт его народ, причём не из книг. Так завещал Ваэссир, первый Эмхет.
Перкау смущённо улыбнулся:
– Мне ведома традиция, но я не знал, что она ещё жива.
– О, поверь, мудрый, ещё как жива, – Хэфер тихо рассмеялся. – Когда-то, в юности, мне казалось, что отец ненавидит меня, иначе зачем бы он отсылал своего наследника по поручениям самым неподобающим. Ну а потом, когда ума промеж моих рогов стало несколько больше, я осознал, что к чему. Потому единственное, чем ты можешь оскорбить меня, это отказать в возможности помочь твоей общине хоть как-то. Я и так долго не вставал с ложа, прибавив вам забот.
Жрец задумчиво покачал головой:
– Ну что ж, здоровье твоё, пожалуй, позволит кое-какие занятия…
– От них оно только улучшится, – заверил царевич. – Бездействие приводит к унынию, и я устал от него.
– Ты не бездействуешь, – возразил Перкау несколько укоризненно. – Для меня не секрет, что ты возобновил тренировки.
– Возобновил – это слишком сильное слово для того, на что я пока способен, – со вздохом ответил Хэфер и, предупреждая слова жреца, добавил: – Знаю-знаю, мудрый… и не ропщу. Разве что не могу не сердиться на себя и собственную глупость.
– Всё вернётся к тебе, господин, дай только время.
– Дайте то Боги, чтобы время это у нас было.
Перкау ничего не ответил, но Хэфер чувствовал, что бальзамировщик был с ним более чем согласен.
