Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век
— Вон как наш-то взлетел, — не без гордости говорили переяславцы о Владимире Всеволодовиче, — с самим Мстиславом на равных! Уважает земля русская сыновей Всеволодовых!
Уже второй день стояло два войска на виду друг друга. Князья, пришедшие к Вышегороду, ждали, что Всеволод Чермный, увидев перед собой столь много княжеских стягов, придет с повинной, но тот решил по-иному. Рано утром третьего дня стояния, когда полки князей, рассеявшись по полю, принимали пищу и только сторожевой полк стоял при оружии, князь Всеволод Чермный повел вышегородцев и киевлян на пришлых. Сторожевой полк черниговского князя Ростислава Рюриковича заслоном встал на их пути. Сеча была жестокой, много воинов пало на поле брани, в их числе сложил голову и старший сын Рюрика, зять великого князя владимирского — Ростислав. Но жертвы не были напрасны. Полки князей, спешно построившись, двинулись к месту схватки. Они шли полукольцом, обтекая вышегородцев и киевлян с двух сторон, а когда те опомнились, было уже поздно: путь к отступлению за стены города был отрезан. Предстояло биться до последнего воина или сложить оружие. Предпочтение было отдано последнему. Войско Всеволода Чермного сдалось, а сам князь успел вовремя покинуть место битвы. Он вернулся в Киев, чтобы набрать новые полки, но киевляне не пошли в войско. Они стали грозить Всеволоду, что выдадут его, и тогда тот бежал из Киева в Чернигов.
Вышегородцы открыли ворота города победителям. Посадив в Вышегороде князя Мстислава Романовича, новгородский князь Мстислав Удалой повел объединенное войско на Киев. Киевляне тоже открыли ворота и с радостью впустили в город князей. По решению совета киевский стол был отдан луцкому князю Ингварю Ярославичу, но тот, отказавшись от великой чести, передал великокняжеское правление смоленскому князю, а сам ушел с дружиной в Луцк.
Мстислав Мстиславич повел своих новгородцев в Чернигов, где затворились в крепости Всеволод Чермный и его брат Глеб. Двенадцать дней они стояли под городом, осадив его, разорив посады и окрестности. Глеб Святославич, выйдя из города, умолил новгородского князя снять осаду, простить Всеволода Чермного, который, потеряв все, ослабел умом и теперь лежит в жару и беспамятстве. Получив немало отступного, Мстислав Удалой, отдав Чернигов Глебу, мало того, отпустил плененных под Вышегородом князей Ростислава Ярославича и Ярополка, брата его.
Владимир Рюрикович, единственно оставшийся из славного рода и шедший со смоленскими полками на Чернигов, стал не у дел. О нем забыли. Цель — установить справедливость и вернуть стол черниговский Рюриковичам — была утрачена, она затерялась при дележе городов и земель. Лишь позже смоленский князь Мстислав Романович отдал младшему сыну Рюрика Владимиру Вышегород в кормление.
Мстислав Удалой вернулся с войском в Новгород. Новгородцы были недовольны походом: телеги в обозе были пусты, а в земле новгородской добавилось вдов и сирот. Посадник Твердислав не вернулся из похода. Раненный, он остался в Смоленске, а новгородцы на этот пост избрали Юрия Кончаковича — мужа сурового нрава, ярого сторонника дружбы с родом Всеволодовичей. Исподволь он и его сторонники начали подбивать новгородцев на бунт, сея недовольство правлением князя Мстислава, тысяцкого Якуна и других бояр. Все шло к тому, что вече должно было указать князю на ворота, но он не стал дожидаться этого позорного действа. Собрав на Ярославовом дворище новгородцев, Мстислав заявил:
— У меня дела на Руси, потому вы вольны в князьях. Прощай, Господин Великий Новгород!
С тем и покинул город торопецкий князь.
Новгородцы, собравшись на вече, в жестоких спорах решили обратиться к Ярославу переяславскому с предложением сесть на пустующий стол. В Переяславль-Залесский отправились с важной миссией посадник Юрий Иванкович, тысяцкий Якун да с десяток именитых купцов новгородских.
Ярославу было лестно сесть на новгородский стол, и потому после недолгих раздумий он согласился.
Свое правление Ярослав Всеволодович начал властно и круто: двух бояр, противников его приглашения на стол, приказал схватить и, заковав в цепи, отправил в Тверь; тысяцкого Якуна, обвиненного ложно, отрешил от дел, а сына его Христофора взял под стражу. Новгородцы же, распаленные речами противников Якуна, разгромили двор тысяцкого. Но по пути, допустив своеволие, разграбили двор и убили жителей Прусской улицы: Овстрата и сына его Лугошу. Князь Ярослав приказал дознаться, кто совершил сие зло, грозя примерно наказать убийц. Почувствовав властную руку переяславского князя, новгородцы заволновались за свои привилегии и вольности.
По Новгороду поползли тревожные слухи.
Но Ярослав решил выждать. Он не стал доводить до крайности новгородцев, кичащихся своими вольностями, а, взяв своих бояр и дружину, тихо ушел в Торжок. Новгород же Ярослав Всеволодович оставил на посадника и своих бояр — верных и доверенных: Твердислава Михайловича, Микифора Полюда, Сбыслава Смена и Олексу.
Озадаченные этим, новгородцы собрались на вече. Много шумели, но так ни к чему не пришли.
— Надо будет, другого князя призовем. Свято место пусто не бывает!
И новгородцы за свою спесь, заносчивость были жестоко наказаны. Ближе к осени на землю новгородскую упал мороз. Хлебные нивы поникли, невызревшая рожь пожухла и почернела, убирать на полях стало нечего. Цена на хлеб выросла до неимоверных размеров, и его не было. Все меньше и меньше возов с зерном приходило в город, а к первым осенним заморозкам хлеба не стало вообще. Лавки новгородских купцов, заваленные завезенными за лето товарами, обезлюдели. Да и зачем кому-то железо или заморские ткани, коли есть нечего. Голод и смерть распростерли свои страшные руки над городом.
Вече бушевало уже полдня, ибо новгородцы дознались наконец, почему иссякла хлебная река, растекающаяся по амбарам новгородских купцов тысячами пудов отборного зерна. Князь Ярослав, поделив свою дружину на несколько десятков отрядов, перегородил дороги, ведущие в Новгород. Обозы с хлебом, мясом и другими съестными припасами княжеские воины отводили в Торжок, который очень скоро был забит возами и пришлым народом.
— Чего мы ждем? — взойдя на степень, кричал молодой купец, взывая к новгородцам. — Надо собирать полки и идти на Ярослава. Этот выродок Всеволодов решил поставить нас на колени. Не бывать этому! Еще никому не удавалось покорить Новгород!
Купца на помосте сменил боярин Лавр Никитич. Сегодня уже никто не смеялся над его торчащим животом и путаной речью. Новгородцам было не до смеха.
— Хорошо Михалке в войско народ звать, — кивнул он на сошедшего со степени молодого купца, — вона рожа какая справная да красная. Видно, припас хлебушко на черный день. А останним каково? Мужики от голода еле ноги волочат! Им ли на Ярослава походом идти? — И, уже обращаясь к притихшему народу, сказал: — Ноне не до гордости. Женок, детишек от голодной смерти спасать надобно. Как ни горестно, как ни тяжело, а придется кланяться князю Ярославу.
В полной тишине, тяжело дыша, покряхтывая, спустился Лавр Никитич со степени. Помост долго пустовал. Правда, открывшаяся каждому в своей неприглядной наготе, поражала жестокостью и безысходностью.
На степень поднялся посадник новгородский Юрий Иванкович. Поклонившись поясно народу, он глухо произнес:
— Правду баял Лавр Никитич. Не гордыми, но смиренными должно предстать нам перед князем Ярославом. Просить его слезно о возвращении в Новгород.
В Торжок отправились бояре: Семен Бориславич, Вячеслав Клемятица, Якуна Зубец. Князь Ярослав их принял, выслушал и, усмехнувшись, произнес:
— Никак Господин Великий Новгород смирил гордыню свою и просит о милости? Но еще не время… Я дождусь того, что вы на коленях умолять меня будете принять вас под свою руку! — И, обращаясь к гридям, приказал: — Бояр новгородских — в поруб! В темнице все занято купцами да пришлыми мужиками. А в порубе им самое место! Стольный город ноне не Новугород, а Торжок!
Ярослав, глядя на поникших новгородцев, хохотал долго и от всей души.
Голод в Новгороде усиливался: кадь ржи стоила по десяти гривен, овса — по три, воз репы — две гривны; работный ремесленный люд ел сосновую кору, липовый лист, мох; в отчаянии отдавали детей в вечное холопство, продавали иноземным купцам за краюху хлеба; на торгу, по улицам валялись трупы, их некому было убирать. Лишь собаки да вороны, сытые от мертвечины, лениво тявкали и каркали над обглоданными трупами, наводя ужас на живых.
Долго и тревожно гудел вечевой колокол. На совет пришли немногие. По решению веча в Торжок отправились посадник Юрий Иванкович, бояре Степан Твердиславич и Микифор Полюда. Ярослав выслушал новгородских послов и тоже приказал бросить в поруб, а боярина Микифора, ранее посланного им в Новгород, привести вечером к себе в трапезную.
