Александр Дюма - Графиня Салисбюри

— Успокойтесь, Гильом, — сказала королева, пока Алисса, от которой не укрылся смысл слов и страсть молодого человека, хранила молчание, — ежели мы еще через день не получим известий с твердой земли, то поручим вам отправиться за ними. В таком случае вы можете совершить какой-нибудь военный подвиг для того, чтобы рассказать о нем по возвращении.

— Ах, ваше величество! — возразил Гильом, — если бы вы были так милостивы, что исполнили ваше обещание, то я счел бы вас вторым моим провидением.

Едва Гильом де Монтегю окончил эти слова, произнесенные им с увлечением юности, как раздалось — Кто идет? — часового, находящегося у ворот замка, закричавшего так громко, что голос его явственно раздался в комнате королевы, почему и узнали, что кто-нибудь приближался к замку.

— Что это значит? — спросила королева.

— Не знаю, ваше величество, — отвечал Гильом, — но если прикажете, сейчас узнаю и донесу вашему величеству.

— Идите скорее, — сказала королева, — мы с нетерпением будем ожидать вас.

Гильом повиновался, и обе дамы, погрузясь в прежнюю задумчивость, из которой вывел их звук колокола, пробившего девять часов, вспоминали нить мечтаний, прерванных рассказом королевы об ужасном происшествии, впечатления которого, если не уничтожило совершенно, то, по крайней мере, ослабило появление Гильома Монтегю и его разговор. Поэтому, забыв о поручении, данном Гильому, не слышали, как он вошел, и, приблизившись к королеве, решился сам говорить, не дождавшись вопроса.

— Я очень несчастлив, ваше величество, — сказал он, — потому что никогда не исполняется то, чего я желаю; вот известия, за которыми вам угодно было обещать послать меня. Вероятно, я способен только охранять старые башни этого замка, следовательно, и должен покориться моей участи.

— Что вы говорите, Гильом? — вскричала королева, — разве есть какие известия из армии?

Что же касается до Алиссы, то она не говорила ни слова, но смотрела на Гильома таким умоляющим взором, что он, невольно обратясь к ней, отвечал больше на ее молчание, нежели на вопрос королевы, потому что это молчание было красноречиво и обнаруживало нетерпение.

— Два приехавших рыцаря говорят, что они посланы королем Эдуардом. Прикажите ли их ввести к вашему величеству?

— Введите как можно скорее, — сказала королева.

— Несмотря на позднее время? — спросил Гильом.

— Во всякое время дня и ночи я готова принять посланных моего государя и супруга.

— И вероятно, еще более будете рады, — сказал в дверях звучный и приятный голос, — если этот посланный, почтенная тетушка, будет Готье-Мони, привезший добрые вести.

Королева вскрикнула от радости и, встав, подала руку рыцарю, который, сняв шлем и отдав его своему оруженосцу, приблизился к королеве. Товарищ же его остановился у дверей, не снимая шлема и не поднимая даже забрала. Королева была до того обрадована, что не могла произнести ни одного слова, пока рыцарь, наклонясь, прикасался устами к ее руке. Что же касается Алиссы, то она молчала и дрожала всеми членами. Гильом, понимая, что происходило в ее душе, прислонился к стене, чувствуя, что силы ему изменяют и колени его подгибаются, и старался в темноте скрыть свою бледность и огненный взгляд, который он устремил на нее.

— Вы приехали от короля, супруга моего? — прошептала наконец королева. — Скажите мне, здоров ли он, и что делает?

— Он ожидает, ваше величество, и поручил мне счастье проводить вас.

— Может ли это быть? — вскрикнула королева. — Поэтому он вступил уже во Францию?

— Нет еще, почтеннейшая тетушка, не он, но мы были там для избрания замка Тун в колыбели вашему сыну. Замок этот есть истинное орлиное гнездо, приличное быть местом рождения королевскому потомку.

— Объяснитесь подробнее, Готье, потому что я ничего не понимаю. Я так счастлива, что опасаюсь, не сновидение ли все это?.. Но для чего товарищ ваш стоит у дверей, не снимая шлема, и не приближается к нам? Не опасается ли он, что его, вестника таких приятных вестей, примем мы дурно?

— Этот рыцарь произнес обет, так же как вы, тетушка, и как графиня Алисса, которая, не говоря ни слова, смотрит на меня так пристально. Успокойтесь, — сказал он, обращаясь к ней, — он жив и здоров, хотя и видит свет только одним глазом.

— Благодарствуйте, — сказала Алисса, вздохнув свободно, — благодарствуйте. Теперь скажите нам, где король и где армия?

— Да, да, скажите, Готье, — спросила королева, — по последним известиям, полученным нами из Фландрии, мы знаем, что вызовы были сделаны королю Филиппу Валуа. Что же было после этого?

— Ничего особенно важного, — отвечал Готье. — Только несмотря на эти вызовы и на данные обещания, владетели империи медлили явиться на место назначения, поэтому король со дня на день становился грустнее, и мы с Салисбюри заметили, что эта грусть его происходила от воспоминания, произнесенного вами обета, исполнение которого не зависело от него. Тогда, не говоря никому ни слова, мы, взяв с собою отряд храбрых воинов, отправились из Брабанда. Шли дни и ночи, прошли Гейнау, мимоходом подожгли Мортань, и, оставив за собой Конде, прошли Эскау. Остановились отдохнуть в аббатстве Денен, потом достигли укрепленного прекрасного замка, состоящего в подданстве Франции, который называется Тун-Эвек; обошли его для осмотра со всех сторон, и, заметив, что в нем вы могли бы исполнить обет ваш, почтенная тетушка, мы с Салисбюри во главе нашего отряда поскакали прямо на двор замка. Гарнизон, угадав наше намерение, начал было сопротивляться, и переломил с нами несколько [копий для того, чтобы не сказали, что они сдались без сопротивления. Взявши замок, мы поспешили осмотреть его внутренность, и нашли, что он во всех отношениях достоин сделанного нами ему назначения. Кастелян для женитьбы своей отделал его заново. И в нем с Божьей помощью вы можете, прекрасная тетушка, также спокойно дать наследника его величеству, королю, как и в своем замке Вестминстере или Гранвиче. Затем, оставив в нем, под начальством моего брата, значительный гарнизон, мы поспешили возвратиться к королю с уведомлением ибо всем случившемся, и о том, что ему не о чем теперь больше беспокоиться.

— Итак, — сказала тихо Алисса, — граф Салисбюри исполнил верно свой обет?

— Исполнил, графиня, — отвечал в свою очередь другой рыцарь, приблизившись к ней, снимая шлем и преклоняя колено. — Исполните ли вы теперь обет ваш?..

Алиса вскрикнула. Этот второй рыцарь был граф Петр Салисбюри, у которого один глаз был завязан шарфом Алиссы, с того самого дня, как она произнесла обет; в чем удостоверяли несколько капель крови, запекшиеся на нем от легкой раны, полученной им в голову.

Через две недели после этого происшествия, королева вышла на берег Фландрии в сопровождении Готье-Мони, в то время, как граф Салисбюри праздновал, в принадлежащем ему замке Варк, свое бракосочетание с прекрасною Алиссой Гранфтон.

Эти два обета исполнились первые из всех, произнесенных над цаплею.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава XI

Однако, несмотря на тот восторг, с которым приняли участие в этой войне, германские владетели, как мы уже сказали выше, медлили с исполнением своих обещаний. Но Эдуард ожидал с терпением, благодаря подвигу, совершенному Готье-Мони; почему и повелел проводить под охрану верной стражи королеву Филиппу Гейнау в замок Тун-Эвек, где она, по произнесенному ею обету, разрешилась от бремени на земле Франции сыном, которого назвали Иоанном, герцогом Ланкастерским. Шесть недель спустя после этого, она приехала в Ганд и жила в замке графа, расположенном на площади Вандреди.

Все эти промедления давали Филиппу Валуа время сделать приготовления к войне, необходимые для того, чтобы действовать быстро, по предложению Эдуарда, который желал ее вести с быстротой внезапного нападения. Но Франция не такое государство, которое можно было бы покорить разом, завоевать в одни сутки, в одну ночь сменить и ее властителя и ее знамена. Филипп получил вызовы от владетелей Империи и, ожидая объявления войны, собрал всю армию во Франции; начал переговоры с Шотландией, послал сильные гарнизоны в Камбрези, где действия Готье-Мони и графа Салисбюри были первым началом военных действий. Приказал войскам своим занять графство Понтие, которым владел Эдуард по матери своей, и отправил послов к многим владетелям Империи, в том числе и к графу Гейнау, своему племяннику, наследовавшему графство после отца, умершего от подагры, недолго спустя после того, как он во время этой болезни принимал посланников короля Эдуарда, к герцогу Лорренскому, графу Бару, епископу Меца и Адольфу Ламарку уговорить их, чтобы они не принимали участия в заговоре против него. Четверо последних отвечали ему, что они отказали Эдуарду в содействии, которого он от них просил. Что же касается до графа Гейнау, то этот последний письменно уведомил его, что так как он одинаково зависит от Германии как и от Англии, то до тех пор, пока Эдуард будет сражаться на землях Императора, как наместник Империи, он останется союзником Эдуарда; но как только Эдуард вступит во Францию, то он присоединится к Филиппу Валуа, и будет помогать ему защищать его королевство по двойной его обязанности против обоих государей. В заключение Филипп дал знать Гугу Кирету, Николаю Бопоше и Барбеверу, начальникам своего флота, что война объявлена между Францией и Англией, вследствие чего разрешил им идти на неприятеля и причинять ему всякий вред, какой только будет можно. Отважным пиратам не нужно было повторения этого приказания; они пустились к берегам Англии, и однажды в воскресенье утром, в то время, как все жители были в церкви, они вошли в гавань Сутамптона, вышли на берег, разграбили город, похитили жен и дочерей жителей, нагрузили свои корабли добычей, сели на них и с первым приливом моря удалились с быстротою хищных птиц, унося в когтях своих внезапно похищенные ими жертвы.