Владимир Тан-Богораз - Восемь племен
— Смотрите же! — сказал вдруг Ваттан. — Не шути со мной. Либо чтобы вышло по-моему, либо конец.
Мрачный огонь вспыхнул в его глазах.
111
— Не шути со мной, — прибавил он с угрозой. — Черти страшны, а я еще страшнее черта.
Он схватил своими крепкими руками ту самую ветвь, на которой пытался удавиться, и вдруг выдернул ее из земли с частью корня и с целой сетью молодых побегов, зеленых сверху и засыпанных снизу землей.
— Увидишь! — сказал Ваттувий.
Лицо дикого шамана имело напряженное и как бы прислушивающееся выражение. Ваттан шел за ним сзади с лицом человека, который внезапно проснулся от сна, и по дороге каждый раз протягивал руку, схватывал и ломал толстые ветви и вырывал из земли целые кусты, движимый стихийной силой разрушения.
В полночь того же дня, когда птицы и звери крепко спали и только месяц смотрел белым взглядом на росистую землю, Ваттан и Ваттувий поспешно шли вперед по узкой тропинке между кустами. Горная река попалась им навстречу. Они сняли обувь и, перепрыгивая с камня на камень, стали перебираться на небольшой остров, со всех сторон опоясанный мелкими струями разветвившегося течения.
— Здесь! — сказал Ваттувий, ступив на сухую землю. — Сделаем, как я сказал тебе.
На острове не было кустов, но он весь порос густой травой по пояс человеку.
Они разошлись в стороны и, очутившись на разных концах острова, стали почти одновременно снимать с себя одежду. Скоро оба они стояли совершенно нагие, сняв с себя даже шейные амулеты. Ноги их скрывались в траве, но верхняя часть их тела белела в лунном свете. Прежде чем начать колдование, Ваттувий посмотрел на месяц.
— Солнце мертвых, — громко сказал он, — светило злых духов, посмотри благосклонно на мои злые мысли!..
Он сам не знал, верит ли он или нет в силу заклинания, но ему непременно хотелось, чтобы эта ночь дала, Ваттану настоящее средство для чар.
— Ка! Ка! Ка! — закричал шаман, искусно подражая призыву песца и подавая условный знак.
Оба они упали на четвереньки и поползли к середине острова, почти совершенно скрываясь в траве.
— Ка! Ка! — кричал Ваттувий.
112
— Ка! Ка! — вторил ему с противоположной стороны более густой голос Ваттана.
Они представляли песцов и для большого сходства ползли на трех конечностях, волоча за собой одну ногу, как хвост.
В середине острова была небольшая круглая ложбина с влажным дном, густо поросшим хвощами и осокой. В осоке лежал прошлогодний труп, почти совершенно объеденный воронами и песцами. Трупы были редки в этой части тундры, ибо оленные люди сжигали своих мертвецов. Ваттан даже не мог сообразить, чье именно тело лежало на острове. В минувшем году по стойбищам ходил Дух Колотья, и во время осенних кочевок пастухи из разных лагерей ослабевали на пути и пропадали без вести.
Они остановились перед трупом с разных сторон. Лицо мертвеца было обращено к Ваттану; щеки его были совершенно объедены, но на голове присохла большая черная прядь волос. Мертвец, по-видимому, сердился. Рот его сердито оскалился, и пустые глаза напряженно смотрели прямо в лицо Ваттану.
— Месяц, смотри! — громко сказал Ваттувий. — Это не покойник, это ее любовник. Она не девушка, а полевая телка. Трупным запахом наносит на нее от ее прежней любви, она убегает стремглав, бежит по нашей тропе, чтобы стать нашей добычей!..
Они подползли к трупу совсем близко и нагнулись над этими черными, полуобглоданными костями.
— Ну! — нетерпеливо шепнул Ваттувий.
Ваттан, пересиливая невольное отвращение, припал к трупу и сорвал своими крепкими зубами частицу чего-то жесткого, — мясо или кость, он сам не знал хорошенько. И когда зубы его прикоснулись к трупу, в голове его помутилось, и он на минуту почувствовал себя песцом, оскверняющим останки покойника. Мертвые кости заскрипели и развалились в разные стороны. Мертвец по-своему протестовал против святотатственного оскорбления, но Ваттан уже полз обратно, зловещая частица была зажата в его руке, и ему казалось, что она так велика, что мешает ему как следует опираться на землю.
Он продолжал чувствовать отвратительный вкус и
113
зловонный запах гнилого мяса, и ему казалось, что часть покойника осталась у него во рту и что ему никогда не отвязаться от нее.
Через несколько минут, накинув на себя одежду, они опять переходили реку, прыгая с камня на камень своими босыми ногами. Ваттан спрятал частицу в свой шейный мешочек, где лежала голова горностаевой шкурки, данная ему шаманами во время очистительного обряда при рождении. На самой середине речки Ваттувий, бывший немного впереди, остановился и дождался племянника. Они стояли рядом расставив ноги, как жонглеры, и слегка балансируя, чтобы сохранить равновесие на скользких камнях.
Спереди, сзади, под ногами шуршала бегущая вода, заглушая все остальные звуки.
Ваттувий приблизил свое лицо к лицу молодого оленевода.
— Отняли! — сказал он. — Захватили!
В глазах его блеснуло торжество.
— Слушай, — продолжал он, — кругом вода, никто не услышит, ни люди, ни духи. В этом сильная порча, присуха, тайное колдовство. От белой суки, не родившей щенков, возьми сердечной крови, тем обмажь. У пятнисто-черного кобеля вырежь кожу из-под горла, сшей мешок, туда вложи, надень на шею. Тогда ищи ее, кого тебе нужно...
Он все время избегал называть имя девушки.
— Ну? — жадно спросил Ваттан.
От его прежнего спокойствия не осталось и следа.
Шаман еще ближе нагнулся к уху Ваттана и дал ему последнее наставление.
— А что тогда будет? — спросил Ваттан.
— Надвое, — сказал шаман. — Я тебе говорил, все надвое. Если твои духи сильнее, — будет она у тебя, как важенка, пьющая из рук, а если ее духи сильнее, порча твоя отскочит и вернется к тебе!
— А она? — спросил Ваттан.
— И ей тоже не поздоровится! — объяснил Ваттувий. — Будет на гибель обоим. Ты сам выбирал!
— Лишь бы вместе! — сказал Ваттан. — Что за беда! Все равно уходить надо, — прибавил он с странным равнодушием к смерти, которое всегда лежало в самой
114
основе характера северных племен и делало их такими бесстрашными в битвах и поспешными к самоубийству.
Глава четырнадцатая
Уже третью неделю Ваттан странствовал пешком, переходя с сопки на сопку и с реки на реку и направляясь на север. Это было трудное и необыкновенное путешествие, ибо летом не странствует никакое из племен северной пустыни.
На каждом шагу ему попадались неожиданные препятствия. Он переходил болота, перепрыгивая с кочки на кочку и погружаясь при каждом неверном шаге в холодную воду, хранившую в глубине вечно не тающее дно, и целыми часами искал брода на горной реке, вздувшейся от внезапного прилива, выносил дождь, и солнцепек, и нападение комаров в сырых низинах. Он не имел с собой запасов и питался случайной добычей: мелкой рыбой, попавшейся на крюк во время вечернего отдыха, куропаткой, подстреленной из лука, горстью ягод, парой съедобных корней.
Сперва ему попадались по дороге стойбища соплеменников, потом началась горная пустыня и продолжалась много дней без малейших следов человеческого пребывания, столь же дикая, как тот Щелеватый перервал, на котором он одержал победу над Мышеедами.
Наконец воды, попавшиеся ему навстречу, потекли на север, сопки стали ниже и горные отроги стали перемежаться полосами открытой равнины. Это начиналась земля Таньгов, соплеменников Мами. Снова стали встречаться стойбища и стада. Шатры были похожи на южные, но более грубы и грязны; люди говорили сходным языком, но были более свирепы, чем соплеменники Ваттана, и однажды он набрел на разграбленный лагерь, где несколько трупов валялось среди опустевших шатров. Однако его принимали приветливо на стойбищах и даже не насмехались над его южным произношением, ибо Таньги ненавидели Мышеедов непримиримой ненавистью, и по всем стойбищам их земли с увлечением передавался рассказ о великой победе Ваттана над хищниками.
Ваттан все шел вперед, расспрашивая о предмете
115
своих поисков, и на двадцать пятый день приблизился к стойбищу Мами.
Его последний ночлег был в шатрах Коплянто, приходившегося старому Кумаку двоюродным братом, и здесь ему рассказали странные вести.
Мами с самого ухода с Щелеватой сопки, продолжала избегать людей и проводила все время с оленями.
Придя на родную землю, она внезапно отбила лучшую половину стада и угнала его на юго-запад в ближайшие предгорья. Никто не осмелился последовать за ней, ибо она забралась в Ущелье Каменных Людей, наполненное каменными столбами и обломками странной формы.
Таньги считали их недоделанными, людьми и верили, что Всемогущий Ворон, вырубив на заре творения еще неопытным резцом такие неуклюжие фигуры, рассердился и не захотел вдохнуть в них жизнь.
