Валерий Мухачев - Сын предателя
Николай отказал просто и бесхитростно:
-Марина, мне же учиться ещё три года! Я не могу бросить учёбу!
-Я буду работать, буду тебя откармливать! - с жаром начала Марина, но сразу же и сникла. - У меня нет образования, а без образования много не заработаешь.
-А какое оно у тебя? - чтобы не молчать, спросил Николай.
-Семь классов. Знаешь, когда меня в пятнадцать лет в первый раз изнасиловали, мне понравилось, я почувствовала себя взрослой и бросила учиться.
А у вас в городе меня взяли ученицей парикмахера. Только здесь все, кто приходит стричься, сразу глаза на меня пялят, а я не могу отказать.
Разговор повернул в сторону, уже совсем неприятную для Николая. Можно было предполагать, что девушка так легко пообщалась с ним в постели, почувствовав к нему нечто большее, чем к другим парням. Но из её откровений получалось, что он - один из многих, ничем не примечательный, и если бы не встреча, на его месте мог бы быть любой.
Такая мысль ещё более укрепила его желание прекратить встречи. Он уже был не рад, что затеял это непредсказуемое знакомство. Но и отказаться от встреч сил не было. Эта шелковистая кожа, глупо расширяющиеся голубые глаза и неописуемое удовольствие, которого он никогда прежде не испытывал, притягивали его. Они встречались ещё две недели, в течение которых он всё больше стеснялся раздеваться при свете, клял себя за малодушие.
Через две недели вернулась с курорта Прасковья. Мать увидела красавицу, успевшую накинуть на себя платье, но забывшую трусы и бюсгалтер убрать со стула. Несколько мгновений обе смотрели на эти украшения на стуле, после чего мать изобразила на лице такое неудовольствие, что Николай понял - это конец. Прасковья посмотрела на часы, которые показывали семь часов утра.
-Стоило мне уехать, как ты уже почувствовал себя хозяином дома! - зло проговорила Прасковья. - Чтобы это больше не повторялось!
Николай выпроводил Марину за ворота, пробормотал что-то похожее на извинения, договорился о встрече в городе. Марина без тени смущения смотрела на него.
-Теперь тебе мама не даст встречаться со мной, - сказала она просто, я понимаю, тебе надо учиться. Ну, прощай!
Лёгкой походкой семнадцатилетняя развратница упорхнула, будто не была. Но Марина украла у Николая часть души, и какая-то сила толкала его некоторое время вслед за Мариной. Душа, казалось, кричала, что лучше этой девицы уже никогда не будет, что таких голубых глаз нет и у сотен других девушек, что такой шелковистой кожи он уже никогда не ощутит!
Но ноги стояли на месте, руки сжимали дверь и косяк двери, прерывистое дыхание никак не могло перейти в ровное. Жёлтые листья клёнов скрыли синее платье. Ещё два-три раза мелькнули красивые ноги, лёгкая пыль песчаной тропинки улеглась.
Слава И.Е.Репина стала заполнять мозг, охлаждать плоть, ставшую рабой сексуального удовольствия. В комнату вернулся уже прежний раб красок и кистей.
Прасковья, всё ещё не сменившая выражения лица, ворчала, что она всем жертвует ради его диплома, а что видит? Какая-то шалава лезет в её жизнь, хочет её исковеркать в одно мгновение!
Николай впервые столкнулся с откровенной ревностью матери к возможной снохе. Это ему было незнакомо, но он уже понял, что не будь матери, Марина навсегда бы осталась в доме.
Приехавшая к сентябрю Зина вдруг не стала казаться красавицей. Этому Николай нисколько не удивился. Познав любовь в полном объёме с необыкновенной лёгкостью, его уже не тянуло этой любви добиваться с Зиной. Его невысокий рост и худоба не были отвергнуты Мариной, которая была на полголовы его ниже. И Марина навсегда заняла неоправданно большую часть того мира, в котором Зине оставалась крохотная лазейка.
глава 26
Им повезло. И дед оказался дома и Надя. Только была она какая-то хмурая. Сидела за столом, сжавшись в комочек, перед гостями не суетилась. от неё веяло каким-то испугом, который она даже не могла скрыть. Дед зыркал глазами во все стороны, стараясь не встречаться взглядами с Фёдором. Он не был уверен, есть у двух пришельцев оружие или нет, поэтому торопился поставить на стол котелок с варевом. И то, что не Надя, а именно старик суетился возле печки, Фёдора начинало раздражать.
-А что это, дедуня, девушка у тебя не в себе? - задал он вопрос вкрадчивым голосом. - Аль нерадива в хозяйстве оказалась?
Дед забегал от печки к столу и обратно ещё быстрее. Уже на столе появился и мутноватый напиток в четверти.
-Нешто я буду вашу девушку-то эксплуатировать? У меня она живёт, как гостья, что ни на есть дорогая, вроде дочки! Ну, когда попрошу что-то помочь, так сейчас не тот момент!
Он закончил бегать, вытер пот со лба.
-Прячу я её в подполье, когда немцы приходят. А чтобы понадёжнее это, значит, было, вот - самогон! Немцы как выпьют, так "гут" верещат и уходят. Да вот, сосед у меня дерьмовый, боюсь я всё время, как бы не прознал про девоньку-то.
Он заискивающе посмотрел в первый раз в глаза Фёдору. - Может, лучше будет, если она с вами уйдёт?
-Наверно, лучше, - согласился Фёдор.
Рано на заре они выскользнули из избы деда и направились туда, откуда пришли. В лесу напряжение понемногу спало. Фёдор и Андрей распрямились, но Надя продолжала идти, согнувшись, будто боялась задеть нависающие ветки.
-Ты чего, Надь? - удивился Фёдор, - Распрямись, так ведь тяжело идти-то!
-Я не могу, - прошептала Надя, - спину ломит.
-Да отчего же ломит-то? Дед ведь не эксплуатировал тебя!
-В подполье я жила! - сказала Надя и заплакала. - Дед всё хотел, чтобы я спала с ним, а за отказ заталкивал в подполье, грозился выдать немцам!
-Вот гад! Фашисты пришли, а с народом-то сразу какие мерзкие перемены! - подал голос и Андрей.
Ну, не совсем уж дед-то плохой, - примирительно отозвался Фёдор. - Надя жива, мы с каким-никаким провиантом, а за хотение его давайте уж простим старичка! Ему, поди, нелегко было терпеть молодушку под боком.
Долго шли молча. Надя постепенно расходилась и распрямилась. Они уже давно прошли то место, где сбежали от трёх переодетых в полицейскую форму партизан, а ощущение, что встреча может состояться, не покидала их. Фёдор точно знал, что только к северу двигаясь, не произойдёт непредвиденное столкновение с их конвоирами. Суток трое они растягивали ту провизию, что им выделил дед. В какой-нибудь населённый пункт и близко не подпускал обыкновенный страх. Часто слышался им нарастающий гул немецкой техники, самолёты пролетали над их головами с фашистской свастикой. Такая близость врага каждый день лишала последних сил и уверенности.
Днём они обычно таились в каком-нибудь густом ельнике, плотно прижавшись к земле, на которую ещё не выпал снег. Желание есть глушили беседой громким шёпотом. Темы крутились вокруг политики с точки зрения обывателя.
-А что будет, если нас поймают немцы? - спросил Андрей, прекрасно понимая, какой будет ответ.
-В лесу пристрелят, а в деревне, пожалуй, нет, - ответил и Фёдор, не видевший разницы в том, где произойдёт встреча.
-Так давайте пойдём в деревню! - предложила Надя, сразу ухватившись за второй вариант встречи. Её тешила надежда, что в деревне кто-нибудь да и отнесётся с сочувствием к ним, спрячет от немцев, а самое главное, накормит. Немцы, которых она уже не раз видела и боялась их меньше, чем полицаев, могли и не оказаться именно в той деревне, о которой её воспалённый от голода мозг мечтал.
-Вообще-то, если они заподозрят в нас лазутчиков, пытать будут, точно, - охладил Надино воображение Фёдор, - не посмотрят, кто из нас мужик, а кто - баба! А партизаны будут опять не доверять. Так что нет у нас другого варианта, как вернуться к командиру отряда, из которого мы недавно выбыли.
-А что мы скажем в своё оправдание? - полюбопытствовал Андрей.
-Вот и новая тема для нашей следующей остановки на отдых, - заключил Фёдор, - попадём в разряд дезертиров, не выполнивших задание лесного командования, суд будет короткий и правый. Зато хоть Надя останется жива и это небольшой наш будет вклад в борьбу за светлое будущее нашей Родины. Она наплодит новых защитников Отечества, которые будут нам благодарны.
-Да ладно вам! - рассердилась Надя. - Я и так беременна, да не знаю, от кого! В темноте она кулачком ткнула в бок Фёдора и засмеялась. - Кормить его надо, а я голодная!
Фёдор невольно дёрнулся, не успевая вникнуть в смысл её слов, но Андрею пришло в голову, что виновны в этом насильники-полицаи, и он зло выругался вслух, пообещав убивать всех, кто носит немецкую форму. Фёдор же нащупал руку Нади, сжал её крепко:
-Завтра непременно добудем еду, что бы нам это ни стоило!
В ту же минуту в сердце его вонзилась заноза, стало трудно дышать. "От кого ребёнок?" - проносилось в мозгу. Он смотрел искоса на Надю. Сам факт беременности от насильников был вероятен, да и у деда всё могло случиться. Но жизнь Нади в подполье была явной, а насилие было связано с таким избиением, что и этот вариант не вязался с радостным восклицанием Нади.
