Джеймс Баллард - Империя солнца
Джим прекрасно понимал, что Бейси в этом смысле очень и очень отличается от отца. Дома, если он что-нибудь делал не так, последствия его неподобающих поступков затмевали все и вся на несколько дней вперед. А вот с Бейси от них в тот же миг не оставалось и следа. Впервые в жизни Джим почувствовал, что свободен делать то, что ему действительно хотелось. В голове у него бродили самые причудливые мысли, а голод и лихорадочное возбуждение от сознания того, что он ворует у стариков еду, только подстегивали их. Отдыхая в перерывах между поручениями в первом ряду, перед огромным пустым полотнищем экрана, Джим думал об американских самолетах, которые он видел летящими меж облаков в шанхайском небе. Теперь он мог одним усилием воли едва ли не заново вызвать их к жизни, заставить серебристый воздушный флот зримо явиться в дальней части неба. Чаще всего он видел их, когда бывал голоден; и в нем жила надежда, что рядовой Блейк, который, судя по всему, голоден был постоянно, — что рядовой Блейк тоже их виде л.
15. По дороге в лагерь
В тот день, когда умерла англичанка, в фильтрационный центр привезли очередную партию заключенных. Джим как раз замешкался в дверях женского склада, где миссис Блэкберн и дочь старика голландца пытались хоть как-то утешить оставшихся сиротами мальчиков. Мать, в мокром насквозь платье, лежала на каменном полу, похожая на утопленницу, которую только что достали из реки. Сыновья то и дело оборачивались и смотрели на нее так, словно ожидали, что она вот-вот начнет давать напоследок какие-то необходимые им советы. Братьев звали Пол и Дэвид, и Джиму было их жаль, хотя и знаком-то он с ними был разве что вприглядку. Они казались гораздо младше его самого, хотя в действительности были старше — оба больше чем на год.
Джим не отрываясь смотрел на котелок мертвой англичанки и на ее теннисные туфли. У большинства заключенных обувь была много лучшего качества, чем у японских солдат, и он уже давно обратил внимание на то, что когда из ворот фильтрационного центра вывозили трупы, ноги у них были босые. Но едва он только бочком протиснулся в комнату, из дворика возле билетной кассы раздался резкий свисток, а за ним череда отрывистых, лающих криков. Сержант Учида старательно вводил себя в очередной пароксизм, без которого, казалось, он был не в состоянии отдать даже самого элементарного распоряжения. Японские солдаты в марлевых повязках начали выгонять из спальных помещений всех, кто еще мог передвигать ноги. Снаружи, перед воротами кинотеатра, остановился грузовик, и на дороге перед ним уже столпились заключенные.
Всякая мысль относительно принадлежавших покойнице теннисных туфель тут же улетучилась у Джима из головы. Наконец-то можно будет уехать в какой-нибудь лагерь в пригородах Шанхая. Протиснувшись мимо Пола и Дэвида, Джим нырнул в зазор между охранниками и побежал по ступенькам вверх. Он встал в очередь вместе с другими заключенными; мистер Партридж взял с собой чемодан жены, так, словно пытался увезти с собой куда-то на другой конец света самую память о ней; еще в очереди стояли оба сына мертвой англичанки, голландка с отцом и старики миссионеры. Бейси маячил где-то позади, уткнув белые щеки в поднятый воротник матросской куртки, стушевавшись настолько, что глаз на нем как-то даже и не останавливался — как будто его вообще здесь не было. Он уже вычеркнул себя из маленького мирка фильтрационного центра, которым дирижировал несколько недель подряд, и теперь, подобно какому-нибудь морскому паразиту, появится из раковины только тогда, когда достигнет более плодородной почвы концентрационных лагерей.
Привезли новую группу узников, двух женщин-аннамиток, горстку британцев и бельгийцев: больных и немощных несли на носилках санитары-китайцы. Приняв во внимание, что у большинства глаза были совершенно желтые, Джим решил, что лишних котелков ждать недолго.
Сержант Учида, с марлевой повязкой на лице, начал отбирать заключенных для отправки в лагеря. Мистеру Партриджу он отрицательно мотнул головой и раздраженно пнул его чемодан. Потом указал на голландку, на ее отца, на Пола с Дэвидом и на две пожилые миссионерские четы.
Джим облизнул пальцы и постарался отереть с лица сажу. Сержант подтолкнул к грузовику Бейси. Даже не оглянувшись на Джима, бывший стюард шагнул вперед, в проход между часовыми; его руки легли на плечи Пола и Дэвида.
Сержант Учида пощупал кончиками пальцев чумазый лоб Джима. Этот мальчишка, который вечно улыбался и кланялся, и в любую минуту был готов сорваться с места, чтобы выполнить какое-нибудь поручение, надоел сержанту хуже горькой редьки, и он явно был рад возможности от него избавиться. Потом он оглянулся на вновь прибывших, которые безучастно смотрели на погасшую печь и на венчик рисовой накипи на ободе котла.
Сержант ухватил Джима сзади за шею. С коротким, приглушенным марлевой повязкой криком, он толкнул его обратно, к печи. Когда Джим поднялся с колен, сержант пнул уставленные рядком мешки с углем и рассыпал брикеты по каменному полу.
Джим выгреб из топки спекшиеся куски угольного шлака. Вновь прибывшие вяло бродили между рядами кинотеатра, рассаживались лицом к экрану, так, словно ждали, что вот-вот им начнут показывать фильм. И Бейси, и голландцы, Пол и Дэвид, и старики миссионеры уже стояли на улице, возле армейского грузовика, и с другой стороны улицы на них глазела толпа кули и крестьянок.
— Бейси!… — крикнул Джим. — Я и дальше буду на тебя работать!…
Но стюард потерял к нему всякий интерес. Он уже успел подружиться с Полом и Дэвидом и включить их в штат своей свиты. Они помогали ему, когда он, осторожно опираясь на разбитые колени, стал перебираться через задний борт грузовика.
— Бейси!… — отчаянно, на высокой вопросительной ноте крикнул Джим. Он оглянулся на пустой экран, на который уже легли первые тени от шанхайских небоскребов. Японский солдат в марлевой повязке отсчитывал стопку котелков. Санитары-китайцы понесли мимо него на склад носилки с больными, и Джим понял, что большая часть обитателей фильтрационного центра попала сюда потому, что эти люди были или слишком старыми, или вот-вот должны были умереть: от дизентерии, от брюшного тифа или от этой, другой болезни, которой он сам и рядовой Блейк заразились через грязную воду. Он знал как дважды два, что скоро многие из этих людей умрут, и что если он здесь останется, то умрет вместе с ними. Женщина-аннамитка уже взяла из рук солдата стопку котелков. Аннамитки чем-то говорили и указывали пальцами на печь и на мешки с брикетами. Значит, рис и сладкий картофель варить станут именно они, и полного пайка Джиму не видать как своих ушей. Он снова увидит американские самолеты в небе над Шанхаем, а потом умрет.
— Бейси?…
Джим уронил решетчатый печной поддон. Последние из отъезжающих заняли места в кузове грузовика. Японский солдат у заднего борта укладывал голландку на деревянный пол. Бейси уселся меж двух английских мальчиков, извлек откуда-то кусок проволоки и принялся мастерить игрушку. Грузовик завелся, проехал несколько метров и снова встал. Водитель-японец что-то крикнул из окна. Он размахивал холщовым планшетом и стучал кулаком о железную дверцу машины. Охранники, стоявшие на тротуаре, начали кричать в ответ, им явно не терпелось поскорее закрыть ворота фильтрационного центра и тихо-мирно отправиться обратно в караулку. Мотор заглох, и осталась только раздраженная многоголосица солдатской перебранки: охранники спорили с шофером о том, куда ему везти свой груз.
— Вусунг… — Сержант Учида приспустил свою марлевую повязку. Лицо у него начало багроветь, и в уголках рта показались капельки слюны — как будто из раны выдавили гной. Взвинтив себя до подобающей отметки, он деревянной походкой пошел через ворота к шоферу. Тот уже успел выскочить из кабины, не подозревая, какой сейчас на него обрушится шквал. Он вытряхнул из планшета карту, развернул ее в воздухе, разложил на крыле автомобиля и безнадежно пожал плечами, вглядываясь в лабиринт прилегающих к кинотеатру улиц.
Джим пошел к воротам, следом за сержантом Учида. Было ясно, что ни сержант, ни шофер-японец понятия не имеют, где находится этот самый Усун, сельскохозяйственный район, примыкавший к северным окраинам Шанхая возле самого устья Янцзы. Шофер махнул рукой куда-то в сторону Дамбы и Наньдао и залез обратно в кабину. И продолжал сидеть, неподвижно и безучастно, когда сержант Учида, растолкав уставших пререкаться солдат, подошел к кабине и принялся осыпать его оскорблениями.
Стоя бок о бок с солдатами, Джим ждал, когда сержант Учида достигнет наивысшей точки кипения, — тогда ему так или иначе придется принять решение. И точно: сержант обвел взглядом горизонт, загроможденный стоявшими впритык друг к другу доходными домами, и наугад ткнул пальцем в улицу с булыжной мостовой, по центру которой шли рельсы заброшенной трамвайной линии. Впрочем, на водителя его тирада явно не произвела большого впечатления. Он прочистил горло, ленивым жестом завел мотор и выплюнул сгусток мокроты прямо Джиму под ноги.
