Граница - Станислава Радецкая
Здесь бы и ввернуть слова о том, что деньги можно забрать самим, но Лисица не торопился. Пусть девица сама до нее додумается и сама выскажет эту мысль, чтобы загорелась ею и верила, что это ее придумка.
- Как все безвыходно, - шепнул он ей на ухо и опять расстегнул верхние пуговки ее жакета, чтобы потянуть за шнур от корсета и распустить его.
- Ты все об одном маешься, - упрекнула его горбунья, но ей эта игра нравилась, и она опять поддавалась: медленно, неохотно, но поддавалась.
Они расстались в самый темный час ночи, и девица с испугом отвергла его предложение проводить ее. У нее с собой был фонарь со свечой, да не с простой, а из настоящего воска, как у господ, как хвастливо заявила горбунья, потому заблудиться ей не грозит. На прощанье она шепнула, что кое-что придумала, и расскажет об этом при следующей встрече, когда точно решит, как жить дальше. Лисица проводил взглядом свет ее фонаря, вспыхнувший в ночи и мелькавший меж листвы. Жаль, что у него не было ни оружия, ни друзей в этих местах – тогда можно было бы действовать без обмана, в открытую.
Лисица вернулся домой тихо, и никто, кроме глухонемого слуги, с кем он делил кров, не заметил его отсутствия. Два дня прошли, как прежде, в работе и праведных молитвах, до которых богобоязненный хозяин был большой охотник. Анна-Мария ничего не заподозрила и была столь же ласкова, как и прежде.
С горбуньей они встретились на следующую ночь: моросил мелкий дождь, и огонек свечи за выпуклым стеклом отражался от мокрых камней, дробился о капли. Девица волновалась, но на плечах у нее был накинут подаренный платок, и она то и дело дотрагивалась до него, будто он придавал ей уверенности. Она рассказала, что через два дня ее брат намеревался отлучиться со своим отрядом, и он оставит охранять убежище двоих или троих разбойников. Горбунья приготовила варево из растения под названием «сонная одурь», если Лисица верно понял ее слова, и подлила его в кувшин с вином, который подаст им в нужный день. Когда они заснут, она приведет возлюбленного в пещеру, и они выберут достаточно денег и драгоценностей, чтобы хватило на безбедную жизнь, а потом уведут коня и уедут. Такой прыти от маленькой хромоножки Лисица не ожидал и согласился лишь после ее жарких уговоров, изображая из себя колеблющегося праведника.
Она подробно рассказала о месте, где он должен был терпеливо ждать горбунью, и настояла, чтобы он взял два или даже три мешка из-под репы, чтобы забрать с собой как можно больше денег и сокровищ. Лисице лишние деньги были ни к чему, но проучить чернявого вожака разбойников он был не прочь – пусть поищет свои богатства в горах, - и он охотно согласился, будто бы из алчности.
Выпросить выходной у хозяина оказалось гораздо трудней. Тот признавал для слуг лишь святые праздники, похороны и свадьбу, и Лисице пришлось плести, что он дал в этот день перед алтарем обет молчания, и каждый год уходил в лес умерщвлять плоть и укрощать дух. Господин Конрад Дом был поражен таким стремлением к праведности и со слезами на глазах от религиозного пыла признался, что и не подозревал в Иоганне такой самоотверженной готовности уподобить себя святым, особливо если посмотреть на воронье гнездо из кос на его голове да на манеры. Анна-Мария не была столь доверчива и наедине устроила Лисице настоящий допрос, куда он собрался. Ее успокоили только слова, что к вечеру он вернется целым и невредимым, да жаркие поцелуи, и она, в конце концов, расплакалась, обнимая его за шею, что не хочет без него оставаться и боится, что он уйдет. От нее слез Лисица не ожидал и, как мог, шутил, чтобы поднять девице настроение. Расстраивать ее он не хотел и решил, что потом расскажет, что спас осману жизнь. Если, конечно, все пойдет по накатанному.
Ночью, пока растущая луна заглядывала в прорехи на крыше конюшни, ему не спалось. Впервые Лисица задумался о том, что делать с Диджле, когда он вытащит его из плена? Познакомить его с учеными людьми, которые изучают чужеземные сказки и обычаи? Да где этих людей взять!
Снаружи хлопнула оконная ставня, и Лисица явственно услышал тихий голос Анны-Марии, ласково увещевающую младшую сестру лечь в постель и не баловать. Он перевернулся на живот, уткнулся лицом в рукав старого камзола, пахнувшего лавандой, и на душе отчего-то стало тоскливо.
Горбунья не обманула и ждала его на условленном месте. При свете дня она смахивала на испуганную рыбу и при появлении Лисицы совсем заробела и сникла, кутаясь в платок – видно, тоже забыла, как он выглядит при дневном свете. Если выпрямить ей спину да чуть-чуть подправить черты лица: уменьшить рот, убрать одутловатость щек, стереть болезненную красноту – была бы и девица хоть куда. Она осторожно дотронулась до его ладони, и Лисица взглянул на нее.
- Я все сделала, - грубо сказала она, опустив глаза.
Лисица сжал ее пальцы, и девица неловко поднялась на цыпочки, чтобы клюнуть его в щеку быстрым поцелуем. Она решительно потянула его за собой, и они вышли на узкую, вихляющую среди сосен и камней тропку, поднимавшуюся вверх. Горбунья, несмотря на хромоту, ловко семенила впереди, и под ее ногами не хрустнул и сучок, как будто она вовсе не касалась тропы. Она не оборачивалась, пока они не вышли на большую поляну, и здесь приложила палец к губам.
- Не шуми, - чуть громче вздоха произнесла она и подвела Лисицу к старой деревянной двери, окованной порыжевшим железом. Девица схватилась за мокрое от росы кольцо и потянула на себя; дверь с тяжелым вздохом поддалась и пахнуло тяжелым, затхлым запахом земли, еды и нечистот. У двери стоял зажженный фонарь, и горбунья подняла его и уверенно пошла вперед, в извилистые коридоры, которые кто-то закрепил тесаными балками через каждые двадцать
