От «Варяга» до истории учебника - Алексей Николаевич Кукушкин
Если допустить, что Германская империя до 1870 г. не представляла никакой угрозы, потому что такой империи не существовало в природе, что объединение «железом и кровью» не больше чем идеологический миф, что Пруссия всего, лишь была освобождена русским оружием от власти французов — в этом случае, все становится на свои места.
Германскую империю не проспали, ее не брали в расчет. И болезнь Наполеона, которой пытаются объяснить его потакание аппетитам Пруссии, совершенно не причем. Доминируя в Европе, Наполеон, несмотря на все свои недомогания, чувствовал себя в политическом отношении более чем уверенно и мог опасаться только России.
После освобождения Германии, немецкими по крови русскими монархами немцам будет высочайше позволено заиметь свою собственную государственность. Это и есть предполагаемое создание германской империи.
Так получилось, что русские солдаты, думавшие в свое время умиротворить Европу, проложили путь для воинствующих европейских национализмов, гревшихся под крылом французского орла».
Теория более чем спорна, и доказательств мало, но я принял ее, как рабочую модель для попадания моего главного героя Кондрата Пчелкина в Испанию:
«Поместье, которое «серый кардинал» Испанской империи, купил себе на врученные русским адмиралом деньги, находилось на невысокой скале. С него открывался прекрасный вид на воды Бискайского залива, воздух был свеж и чист и пах всегда морем, как и любил дон Кондратиас — под этим именем все в округе знали и ценили, приветствовали, когда видели на утренней пробежке, воспринимая это не иначе, как чудачество, но, что от этих русских возьмёшь? Да, именно так, наш герой выходец из центральной части среднерусской равнины, из села где-то под Мологой. Он и сам плохо помнил его название, оно ничем не примечалось на фоне остальных деревень, но было уютное, тихое и живописное. Народ жил здесь работящий, занимался животноводством и выращиванием хлеба. Отец пошёл рыбачить и не вернулся, а мать поехала с караваном по Тихвинской водной системе в столичный город Санкт-Петербург для того, чтобы наняться прачкой либо служанкой в какой-либо дом.
Кондрат был мальчик любознательный — пострел, как его любил называть дед Ефим, который тоже преставился, тяжела была жизнь в деревне. И мальчик пока мать ждала где-то очередного приема увлекся сперва собачкой, затем лошадью, затем на шпили Питерские засмотрелся. Потерялся, наткнувшись на какого-то военного, которому никак не смог объяснить, где его мать, и всего лишь твердил, что прибыл с караваном на барже, хочу домой и все в таком духе, и воровать ничего не собирался.
Военный оказался не военным, а моряком. Взяв Кондрата к себе в эскадру Дмитрия Николаевича Сенявина, приходившую в Кронштадт пополнить запасы воды и провизии, постепенно дослужившись до ординарца самого адмирала русской эскадры, уходящей сегодня из морской гавани Санкт-Петербурга в океанские просторы. Раздумывал он быстро, да и думать особо не приходилось, ибо рассудил так: «Останусь при матери, буду ей обузой в незнакомом месте, ей и самой очень тяжело сейчас, а уйду в плавание человеком стану, приеду с деньгами и помогу ей, купим домик или комнату, есть будем вдоволь да платок красивый ей куплю».
Вероятно, данная мысль была ниспослана ему свыше, так как обернулась совершенным благом для Кондрата. Стал он сперва, совсем сухопутный пацан выполнять всю грязную работу на корабле, драить полы, натирать медяшки, повару помогать, матросам и боцманам, не чурался никакой работы, но и себя в обиду не давал. Морской воздух и корабельная еда, которая хоть и не была вкусной, но регулярной, сделали свое дело, и молодой паренек постепенно возмужал, окреп, не боялся на реях работать и в вороньем гнезде сидеть. Стал Кондрат к моменту прибытия эскадры русских кораблей на красивую Адриатику в i861 году, а летоисчисление было у него в чести, обожал он полюбопытствовать, что где и когда происходило, крепким отроком способным не только приносить пороховые заряды в бою, но и в абордажной схватке ружья перезаряжать, да матросикам подавать.
Помнил пострел, момент прибытия на остров Корфу, где коренное не богато одетое население радушно встречало русскую эскадру. Как начинал учить он язык греков, в плавании на линейном корабле «Рафаил» офицеры понатаскали его даже в английском и французском языке, который он своей светлой головой схватывал еще и еще, как голодный еду, и по прибытию на живописный средиземноморский остров с дружелюбным православным народом, смог даже с некоторыми образованными людьми общаться и упражняться, многое узнав о жизни и обычаях такого далекого территориально, но в тоже время такого близкого культурно народа.
После дней отдыха, когда офицеры регулярно уезжали на берег, для увеселений, шла обычная судовая жизнь. Но вот на корабле объявили 2 марта i861 года идем на взятие крепости Бокка-ди-Каттаро, крепость захваченную французами. Не было права у тринадцатилетнего отрока спрашивать, что и как. В бою подтаскивал боеприпасы, и фашины кидал в ров. Пули свистели над головой, и падали рядом сраженные ими боевые товарищи.
Тогда и заметил его сам адмирал Сенявин Дмитрий Николаевич, который руководил сражением, увидел его удачливость, да ловкость и взял себе в посыльные. Все было в этот год: удачная атака на итальянскую коммуну Брено, чтобы выбить оттуда французов, неудачная атака Рагузы, слишком сильно укрепились в ней войска противника, а дома все каменные, под красивыми черепичными крышами. На холме возвышался форт, и парусные корабли, несмотря на использование тороидальных орудий ничего не смогли с ним поделать, то ли мало кораблей было в подчинении адмирала, то ли республика строила свои укрепления в расчете на такое возможное воздействие».
Уже в начале повествования рассказывается о не легкой судьбе молодого мальчика, попавшего на эскадру знаменитого имперского флотоводца. Упоминается об альтернативном летоисчислении и использовании тороидального оружия. Много разговоров поставлено мною между молодым парнем и всезнающим адмиралом. Разговоры касались не только распределения грузов на корабле, но и вопросов мироустройства. Вот один из эпизодов:
«В конце сентября Сенявин, сидя в своей каюте, подозвал к себе пятнадцатилетнего Кондрата и сказал:
— Настала пора прощаться, ты достаточно подготовлен для того, чтобы представлять мои интересы в соседней Испании, куда и направишься на верфь Эль-Ферроля. Приобретете со стариком Волком нормальный дом с хозяйством, а я улажу все дела в России и приеду к Вам, года за два, наверное, управлюсь.
— Все понятно, и за те девять месяцев, что мы здесь находимся, я
