Нежный аромат смерти - Александр Николаевич Бубенников
– Много будешь знать, состаришься быстро… А я не хочу, чтобы ты быстро старилась, понимаешь, не хочу и баста… Мне нравится, что у меня молодая, вечно юная темпераментная жена, сильно возбуждающаяся от песен и голоса мужа…
– Не до шуток… Причем здесь киллер Гена?.. Причем тут потерпевшая Мальвина…
– Потому что Мальвина обвинила своего поклонника номер один и поклонника номер два в ее изнасиловании…
– Ужас…
– Еще ужасней, что у поклонника номер один на днях скончалась его супруга, к смерти которой косвенно или прямо причастна любовница поклонника номер один…
– Мальвина?..
– А кто же еще, визионерка Мальвина с соседской бандой визионеров… А полный ужас для всех, особенно, для потенциального киллера Гены, заключается в том, что…
Он сделал глубокую паузу, наигрывая грустную пронзительную мелодию, родившуюся на клумбе, в которую чуть-чуть носом не упал охранник Геннадий… Доиграл припев до конца, словно не расслышав вопрос жен:
– В чем заключается полный ужас, Коль?
Он встряхнул головой, словно пытаясь освободиться о опасного сна-наваждения и выдохнул под гитарные переборы:
– А в том, что визионерка-вокалистка беременна дитем поклонника номер один, и ее с дитем убивать не можно, несмотря на ее априорное и апостериорное коварство визионерки Мальвины Игнатьевны и банды соседей визионеров: приемного отца Игната Демьяновича, старшей сестры Ирины Игнатьевны…
– И ты все это говоришь так спокойно, как будто ничего не хочешь сделать для… – она осеклась. – Как все это перепуталось, завязалось в тугой узел, который не развязать, не разрубить… Но ведь что-то надо делать…
– Заявлять и обвинять в несовершенном преступлении?
– Ну, хотя бы кому-нибудь намекнуть, так, мол, и так…
– А я, что по-твоему делал… Киллера потенциального в цветочный дурман, много сильнее алкогольного и наркотического ввел… Он, считай, в клумбу мертвым свалился… А встал живым и здоровым с моей помощью… Поедет отговаривать шефа-вдовца отговаривать от убийства его руками визионерки беременной… Только как все обернется, пока никому не известно… Вдруг женится вдовец-шеф на беременной визионерке и сделает визионера Игната Демьяновича долларовым миллионером без проблем, о чем тот мечтал… А то и миллиардером-визионером Игнат Демьянович заделается через гору трупов – на горе трупов… Что-то я разговорился, как распелся соловей-менестрель перед любимой кукушкой сегодня, страшно, аж жуть, как завещал нам классик жанра… Сколько отмеришь лет жизни певческого сочинительства мне, грешному барду-менестреля, любимая, оценившая наконец-то своего супруга, даже его вокальные данные…
– Немало, – сказал Лида, – таким ты меня чем-то поражаешь и сражаешь, как в юности… Если захочешь, живи и твори много, если все в охотку…
– Это трудно, но буду стараться… Цветочная магия не должна гробить, наоборот, возбуждать, тонизировать, улучшать качество жизни как творчества…
Глава 14
Через какое-то время в дачный домик наведался Геннадий. Он топтался у калитки, закрытой на замок изнутри. Николай Николаевич так делал всегда, когда оставался ночевать в своем домике, посвящая полночи, а то и всю ночь напролет сочинительству стихов, мелодий, песен. Он интуитивно догадывался, что его вспугнет, если не напугает утренний стук в дверь: как будто за ним пришли темные инфернальные силы, чтобы оторвать его от чудных снов, где он досочинит свои ночные мелодии и стихи. Ведь он, просыпаясь, часто утром бежал первым к цветочным клумбам, по пути срывая какие-то ягоды позднего лета и начальной осени, чтобы, надышавшись цветочным увядающим ароматом, бубнить тут же у клумб «стихи спросонья», напевать «мелодии отлетевших снов».
Но что-то его толкнуло во сне и заставило выбежать на крыльце в то злополучное утро, он был удивлен, увидев у калитки материализовавшийся из росного ниоткуда облик Геннадия, махавшему ему рукой.
– Доброе утро, Геннадий, – выдохнул Николай Николаевич, открывая замок калитки и впуская на свою территорию незваного гостя. Автоматически подумал о том, что такие люди, как Геннадий, предпочитают отвечать кратко, словно экономя слова и эмоции: «Доброе». Не нравились такие ответные приветствия Николаю Николаевичу, но он никогда не снисходил до того, чтобы делать замечания не вежливым, внутри угрюмым и равнодушным собеседникам.
– Здравствуйте, Николай Николаевич.
У него немного отлегло на сердце, когда Геннадий сказал любимое слово барда-менестреля, призывая того здравствовать.
– В чём дело? Чем обязан, Геннадий, за столь ранний визит ко мне?
Николай Николаевич смотрел ему прямо в глаза и видел, какую бурю эмоций на лице вызвал этот вопрос в лоб. От неожиданного прямого вопроса он даже вынужден повернуться спиной к Николаю Николаевичу, чтобы тот не видел, как покраснел, чего-то устыдившись, Геннадий. Наконец, он собрался и быстро проговорил, как протараторил:
– Я хотел переговорить с вами… и с Катей тоже…
– Кати здесь нет… На этот раз я не взял ее с собой… Это что-то изменяет?..
– Тогда я хотел бы с вами поговорить наедине, с глазу на глаз, если это возможно…
– Без проблем. На этот раз я не взял с собой не только, дочку, но и супругу…
– Отлично… Извините, «отлично» вырвалось непроизвольно… Тогда мне хотелось бы начать наш разговор с глазу на глаз… Не для передачи… Прямо в том самом месте в вашем саду… у клумбы… той самой, где я чуть было не отключился… не вырубился…
Николай Николаевич без тени ироничной улыбки грустно и извинительно спросил:
– Что ты тогда почувствовал – просветление, озарение?
– Да.
– Вот видишь, я испытываю то же, когда выхожу в сад к клумбам в предчувствии новых стихов и мелодий…
– Я знаю, Николай Николаевич…
– Откуда ты это знаешь, Геннадий?
– От Мальвины, а еще раньше от Игната Демьяновича…
– Понятно… – Николай Николаевич осторожно подбирал слова. – Ты хочешь ощутить снова прошлые ощущения озарения и просветления, которые случились у тебя тогда… Подобные моим внутренним ощущениям перед сотворением гитарных мелодий и текстов песен – так?..
– Так, в точку… – он замялся и переминался с ноги на ноги, словно хотел поделиться какой-то важной опасной тайной, которую случайно узнал и которая мучила его. – И есть еще вопрос жизни и смерти для меня… Вот почему я к вам прикатил ранним утором, чтобы заручиться вашей поддержкой. – Он дернул щекой и поморщился от внутренней боли. – Вашей поддержкой и Катиной…
– А Катя-то тут причем?
– Я в ней почувствовал родную душу – вот причем… Вопрос жизни и смерти для тебя чужакам не доверишь… Я надеюсь, что вы понимаете, о чем я говорю – вопрос жизни и смерти не прост.
– Пошли к той клумбе, дыши глубже, сосредотачивайся, потом расслабляйся и снова сосредотачивайся…
У клумбы он долго вертел головой, нет ли рядом всеслышащих ушей и всевидящих глаз.
– Вижу, ваших соседей нет, Николай Николаевич… все тихо и
