Оливия Кулидж - Римляне
– Послушай меня, – начал Юстус, воспользовавшись удобным случаем, – никто не захочет ходить к цирюльнику, который нападает на людей с ножницами. Но разве цирюльник старается умерить свой пыл? Посмотри на этого человека и на этого… Они не брились уже больше недели! А все почему? Цирюльник их распугал.
– Это я отпугиваю людей? – Цирюльник, которого лишили возможности подраться, набросился на Юстуса, чьи громкие замечания вызвали улыбки на лицах прохожих. – Я тебе покажу! Я тебе нос отрежу!
Цирюльник схватил бритву, но Юстус уже вскочил и сбросил на пол простыню:
– Брить не надо. Я просил только постричь. Вот тебе медная монета за труды. Не трать на меня время, посмотри, сколько вокруг волосатых лиц. Вот хотя бы этот. Только посмотри на него! Кто-нибудь скажет мне, есть у этого человека лицо или нет? Э, нет, хочешь улизнуть? Не выйдет! Вот так-то лучше. Ведите его сюда. Отнесись ко всему со смирением. Да есть у него лицо, друзья мои? Ну, теперь вы видели! Тебе нечего бояться, приятель. Скоро все узреют твой лик. – Бережно развернув простыню, Юстус обернул ее вокруг шеи своей жертвы и усадил на стул усмехающегося и покорного бородача.
– Старина Юстус! Все тот же!
– Кто это? – Юстус уставился на крупного мужчину с волосатой грудью и окладистой бородой. – Твой голос мне знаком, но из-за этой густой растительности… Неужели это Деметрий? Ты следующий! Флакий, подвинься! Отлично, друзья мои. Усадите его. Будешь следующим.
Прежде чем осчастливленный цирюльник полностью отдался своему деликатному ремеслу – бритью без использования масла и мыла, прежде чем успел кого-нибудь порезать и воспользоваться мягкой тканью для остановки крови, Юстус заполнил скамьи рабочими, которые не очень охотно, но в общем со смехом принимались удерживать от бегства новичков. Бедный Флакий, которого почти вытеснили, сделал незаметное движение к дверям. Однако Юстус остановил его.
– Бесплатное бритье для моего друга, – царственно заявил он. – Имей терпение и подожди до конца.
– Что, заработал деньжонок, Юстус? – наклонился к нему Деметрий, которому не терпелось поболтать.
– Мог бы, – с холодным величием ответил Юстус, – но он умер.
– Этого и следовало ожидать! – захохотал Деметрий, ткнув соседа локтем под ребра. – Ай да Юстус! Всегда говорит, что заработает завтра, а не сегодня. А все почему? Он слишком благороден, чтобы шить обувь.
– Обувь может шить каждый, – хмуро ответил Юстус, – я же сумею ее продать.
– Но он умер! – Деметрий снова захохотал.
Остальные жертвы Юстуса с радостью приняли участие в общем веселье.
– Кто умер? – Цирюльник опустил руку с бритвой и обернулся, крепко держа свою жертву за нос, чтобы она не убежала.
Деметрий отер глаза ладонью:
– Да скворец Юстуса! Он учил эту птичку говорить каждому покупателю: «Удачи!» Юстус сказал, чтобы разбогатеть, ему теперь нужно много башмаков на продажу. Он хотел, чтобы я их для него шил!
– И я бы их продал, – упорствовал Юстус, – я так упорно занимался с этой птицей. Это стало моим любимым занятием. Я мог бы продать все твои башмаки, и тебе не пришлось бы больше тратиться на своего раба и лавку. Ты бы стал богачом!
– Но скворец-то умер! – Деметрий никак не мог успокоиться.
– Знаете, – извиняющимся тоном произнес Флакий, когда до него дошел смысл разговора, – думаю, я нужен Присцилле в лавке. Она не любит одна снимать мерки.
– А как же бесплатное бритье? – Юстус схватил Флакия за руку. – Смотри, цирюльник уже побрил одну щеку и никаких царапин. Какой мастер! А ты будешь бриться бесплатно. Неужели не можешь подождать?
Флакий покачал головой:
– Боюсь, Присцилле не понравится, если я заброшу лавку и буду шить для тебя обувь.
Юстус легко вздохнул, смиряясь. Он давно понял, что все неприятности от его бесчисленных идей. Иногда ему хотелось не иметь ни одной. Ему пришлось попотеть, чтобы ввести Флакия в курс дела и осторожно подготовить его к блестящей сделке. Почему ему пришло в голову предоставить цирюльнику целую скамью клиентов и предложить Флакию бесплатное бритье? И почему ему под руку попался Деметрий? Он не должен был связываться с Деметрием, который обязательно все испортит. Что ему теперь делать?
– Ну так я пойду, Юстус, если ты не против, – повторил Флакий.
Деметрий в восторге хлопнул себя по ляжкам:
– Повезло старине Флакию! Возвращайся домой к жене, пока Юстус не лишил тебя заработка. Не слушай его, а то пожалеешь. Смотри, я опять сижу на этой скамье, а ведь брился только на прошлой неделе. Не будь дураком!
– Просто эта птица была уже старой, – сурово заметил Юстус. – Я куплю другую и начну сначала. Я положу начало новой моде.
– Возможно, дня на два, – покачал головой Деметрий, – возможно, люди толпами будут к тебе стекаться, и даже, может быть, ты продашь несколько пар башмаков, а потом в городе появится новая сенсация, и о тебе позабудут. Ты прогоришь. Все это полная чепуха.
Юстус нахмурился. Осознавая все слабые стороны своего плана, он полагался на свежие идеи, которые всегда приходили к нему, когда он не работал. Юстус не стал больше ничего объяснять ограниченным людям, а просто сказал:
– Дайте мне покупателей, и я продам обувь. Не беспокойтесь об этом.
– Слушай, – произнес Деметрий, – если ты заработаешь десять золотых монет благодаря своей птичке, я сам буду работать на тебя. А если нет, – тогда ты навсегда оставишь меня в покое. Я устал от твоих выходок.
– Десять золотых монет! – Юстус с досады сжал губы. Это больше, чем он зарабатывал за целый год, к тому же у него не было времени самому шить обувь и продавать ее и даже обучать птицу. Но когда Юстус уже собирался возразить, ему в голову вдруг пришла такая простая, такая замечательная мысль, не имеющая никакого отношения к рутинной работе сапожника, что он так и остался сидеть с открытым ртом.
– Ну что, замолчал? – хмыкнул Деметрий.
Но вот Юстус снова заговорил.
– Десять золотых монет, – хрипло произнес он, – очень хорошо. – Юстус испытал непреодолимое желание произвести впечатление, сказав «сотню», но предпочел промолчать. Губы Юстуса непроизвольно сложились в улыбку, и он весь просиял. – Десять золотых монет! – Юстус небрежно махнул рукой. – Всего-навсего! – Он откинул голову и выпятил грудь, чувствуя себя могущественным и всесильным, сквозь прищуренные глаза улыбаясь этим дуракам на скамье. Юстус сам испугался своей гениальности. Он облизнул губы и постарался сдержать свое нетерпение. – Брейтесь, друзья, и трудитесь! – Юстус ушел легкой походкой, небрежно помахивая руками и насвистывая.
Деметрий робко поглядел ему вслед. Потом пожал плечами и произнес, обращаясь к приятелям на скамье:
– Вы слышали? Десять золотых монет, а он просто свистит! Что это значит?
Юстус, не теряя времени, принялся за работу. Нелегко научить скворца четко произносить слова, к тому же некоторым это вовсе не дано. Юстус бы предпочел маленького зеленого попугайчика из тех, что купцы привозят из Индии, а знатные дамы держат дома, но не мог себе этого позволить. Скворцов можно было свободно поймать, а клетки из ивовых прутьев – дешево приобрести. Лавка Юстуса, как любая другая маленькая лавчонка, располагалась наполовину на первом этаже дома и наполовину на улице. Юстус жил наверху, в маленькой сводчатой мансарде, в которую вела старая лестница с прибитыми как попало ступенями, разваливающаяся на куски. В своей крохотной темной комнатушке он начал собирать птичьи клетки, которых накопилось со временем так много, что даже жена Юстуса, побаивающаяся его, запротестовала.
– У нас уже совсем не осталось места, – пожаловалась она, – не знаю, что делать.
– Есть ведь куда положить матрац! – рявкнул Юстус. – Чего тебе еще? Ешь внизу, женщина! Я не хочу, чтобы ты тут болтала. Птицы могут запомнить слова.
– Но мы не можем питаться одним хлебом! – заплакала женщина. – А в таверны ты не ходишь.
– У нас есть оливки. И сыр. Хоть раз в жизни поешь сырой капусты, это пойдет на пользу твоему лицу! Меня весь день не будет в лавке. Я занят.
Семья жила впроголодь, потому что Юстус почти не работал. Позже он получил немного денег, продав не подающих надежды птиц в качестве домашних животных или на суп. Жизнь была тяжела, но они кое-как сводили концы с концами. Юстус много узнал о птицах, и, хотя никогда не любил их, у него появилась надежда. Занимаясь с птицами больше, чем он занимался в своей лавке, Юстус приобрел полдюжины самых способных скворцов, которых не смел продавать, чтобы они не выдали его секрета. Наконец он заставил жену два месяца хранить молчание, потому что один скворец повторил ее любимую фразу «О боже!».
Это была лучшая птица Юстуса. Он был взбешен. Скворец, который умеет говорить «О боже!», никуда не годится. Юстус надеялся, что со временем птица позабудет слово, так оно и вышло. Юстус свернул шеи остальным скворцам и занялся оставшейся птицей.
