Давид Малкин - Король Давид
Рядом с Бнаей крушили растерявшихся иноземцев Герои. Кузнец Иоэль, страшный, как рассвирепевшая медведица, подхватил с земли железный щит филистимского командира и крутился с ним, снося всё подряд. Из-за большой плотности строя филистимляне не могли использовать ни копья, ни луки и только старались сохранить колонну. Иоэль отбросил железный щит и взялся за свой молот. Несколько филистимлян, мешая друг другу, прыгали вокруг кузнеца с мечами, а он, ревя и ухая, пробивался туда, где рубились его товарищи. Филистимляне в последних рядах колонны недоумевали, почему остановился строй, чья сила в том и была, что он никогда не останавливался.
Стоявшие в первой шеренге король Давид, Иоав бен-Цруя и остальные командиры догадались, что в глубине филистимского войска что-то случилось. Сбились с такта и переминались с ноги на ногу флейтисты, топтались на месте, оглядываясь, высокие воины, нёсшие вымпелы.
Давид выхватил меч и поднял его над головой. Иоав бен-Цруя трижды протрубил в шофар. Земля застонала от топота тысяч босых ног.
Авишай бен-Цруя и Элиэзер бен-Додо вывели свои отряды из-под скалы и обрушили их на левый фланг филистимской пехоты. Они видели, как рубятся в середине колонны Бная бен-Иояда и его бойцы, и кричали им, что идут на помощь.
Правитель Ашдода наблюдал за боем со спины мула. Он отнёсся к внезапному нападению сидевших в засаде иврим спокойно: с этим отрядом справиться не трудно. Правда, сражение уже пошло не так, как было задумано. Иврим, проникшие в ряды тяжёлой пехоты, оказались неплохими бойцами – наверное, это и были их знаменитые Герои. Они не старались пробить бронзовыми мечами железные доспехи врагов, а ударами палиц, а то и просто кулаками опрокидывали неповоротливых пехотинцев на землю и втыкали им ножи в открывшееся горло. Сами же они потерь не несли.
Правитель Ашдода приказал немедленно сомкнуть строй и перебить всех проникших внутрь врагов. Он сосредоточил внимание на армии иврим, поражаясь тому, как правильно она ведёт сражение. Иврим наступали теперь на центр колонны, не давая ей перестроиться для контратаки.
Правитель Ашдода опасался только одного – перехода его армии к обороне, которая никогда не была сильной стороной филистимлян. Но именно так и произошло. Командиры посылали за подкреплениями в Гат, не зная, что у Ахиша больше нет солдат. Пользуясь преимуществом в оружие и доспехах, филистимляне рассчитывали продержаться до подхода свежих сил, но когда к полудню подкрепления не подошли, ашдодцы первыми не выдержали натиска лучников из Гивы и побежали, вовлекая в панику остальных.
Почти вся тяжеловооружённая пехота басилевса полегла в этот день в долине. Боевых колесниц, которых так опасался Давид, филистимляне с собой не взяли. В их лагере иврим нашли повозки и в загонах – быков: враг готовился не к войне, а к вывозу добра из Ивуса. Теперь филистимляне расплачивались за алчность и могли рассчитывать только на свои искусные ноги.
И поразил Давид филистимлян, и сказал: «Вот сокрушил Бог врагов рукою моею, как сильным потоком вод».
В палатке Совета ждали Давида. Когда он вошёл, первым к нему обратился Ахитофель Мудрейший.
– Подарить Ахишу Гат – твоё королевское право. Я бы уничтожил Филистию раз и навсегда.
– Ахитофель прав, – горячился Иоав бен-Цруя. – Сам знаешь, как редко я с ним соглашаюсь, но вспомни, что сделал Ахиш с нашим королём Шаулем. Когда в Яффо мне показали святилище Дагона, где выставлялись на посмешище головы Шауля и его сыновей, я приказал сжечь святилище со всем, что в нём находилось.
Давид оправдывался:
– Господь велит платить за добро добром. Когда я бежал от Шауля, Ахиш дал мне Циклаг. Именно там все мы стали такими, какие мы теперь.
– Твоя королевская воля одаривать врага, – повторил Ахитофель. – Но ведь он с тебя за Циклаг потребовал участия во всех его войнах и каждый год – большой дани. Теперь всё должно быть наоборот.
– Именно на таких условиях я оставлю Гат за Ахишем, – подтвердил Давид и внезапно спросил: – Ахитофель, ты скучаешь по своему дому в Гило?
– Редко. А ты?
– Соскучился по Городу Давида, – удивлённо признался Давид.– Очень хочу домой.
– Тогда в чём дело? Прикажи, и завтра мы двинемся обратно.
– Так я и сделаю. Хочу увидеть, что там без нас построили. Устроим праздник.
Представляете, как народ обрадуется подаркам – у нас ещё не видели такого богатства! Заберём из Филистии оружие, инструмент, уведём кузнецов. Всё железо передадим Иоэлю.
– Рабов стоит продать в Цоре – там сейчас дают хорошую цену, – включился в разговор Адорам.
– Нет, – решил король. – Рабы, и прежде всего каменотёсы, нам самим потребуются на строительстве Города Давида. Там их нужно как можно больше.
Солдаты – теперь у многих из них были мулы – весело возвращались домой. По дороге они подъезжали к обозу, приподнимали полог на повозках, радовались сами и хвастались перед друзьями: посмотри, что я добыл в Филистии!
Рад был и Ахиш, и его приближённые: не пострадала ни одна постройка в Гате, ни один филистимлянин не был уведён на рынок рабов или в рудники.
У долины Источников к обозу присоединились повозки с совсем другим грузом, их сопровождали левиты в траурных одеждах. Из долины всё ещё вывозили убитых иврим, чтобы похоронить их в Городе Давида.
***
Глава 17. Михаль
Ахитофель Мудрейший заехал в Гило. Домашние, предупреждённые о его приезде, ждали в саду за накрытым столом. Ахитофель передал рабу поводья мула, принёс благодарственную жертву за благополучную дорогу, умылся и, выслушивая на ходу слуг, прошёл в сад. Там, кроме жены и дочери, его встретили прибывший из армии на побывку сын Элиам и племянница, красавица Бат-Шева, чья семья жила неподалёку. Элиаму недавно исполнилось двадцать, он служил в отряде Героев и отличился в сражении в долине Великанов.
– Что, Авишай бен-Цруя отпустил домой всех или только тех, кто отращивает бороду? – спросил отец, выразительно посмотрев на подбородок Элиама.
Все засмеялись. Элиам назвал несколько имён своих товарищей, тоже получивших двухдневный отпуск. Ури из Хита среди них не было.
– Не печалься,– погладил племянницу по голове Ахитофель. – Эти вернутся – отпустят следующих.
Он благословил хлеб и вино, семья села за стол, началась трапеза и разговоры. Женщины хотели услышать новости из Города Давида.
– Что там произошло с Михаль, дочерью Шауля, да будет благословенна его память?
– Король прогнал её.
– Я знала, что этим кончится, – сказала жена Ахитофеля, смешивая для него в кубке вино с холодной водой. – Она старше Давида. К тому же прошло десять лет, а время не украшает взрослых людей.
– Вы хотели услышать, что случилось, когда переносили Ковчег Завета[10]? – спросил Ахитофель, придвинув к себе миску с жареными зёрнами. – Сказал Давид всему собранию израилитов: «Если угодно вам и если от Господа это дело, пошлём к братьям нашим во все концы Земли Израиля, к коэнам и левитам, пусть они соберутся у нас, и перенесём Ковчег Бога нашего к себе». И решило всё собрание сделать так, ибо правильно было дело это в глазах всего народа.
И собрал Давид всех израилитов, чтобы перенести Ковчег Божий.
Восемнадцатилетний Уза, высокий широкоплечий блондин, самый умелый из молодых возчиков, по поручению Давида отобрал для перевозки двух молодых светлогривых бычков, очень похожих на самого Узу. Деревенский кузнец обратил бычков в волов, чтобы какая-нибудь случайная тёлка не сбила их с дороги. В то утро Уза запряг своих волов в повозку с Ковчегом Завета и медленно вывел на дорогу к Городу Давида. Впереди повозки шёл, держа вожжи, Ахио – младший брат Узы. Сам же Уза, красный от всеобщего внимания, шагал рядом с Ковчегом, не отрывая от него взгляда.
Едва повозка появилась на дороге, воздух взорвался от ликующего рёва. Из наделов Йеѓуды и Биньямина пришли встречать Ковчег все, от мала до велика. Люди стояли вдоль пути и махали руками, благословляя и приветствуя процессию. Вокруг самой повозки пели и кричали, гремели всем, что издавало звук, даже посудой и оружием – лишь бы громче! Перепуганные жители кнаанских селений прятались по домам, покрепче запирая двери.
– Молодые люди, как безумные, плясали с факелами у самых воловьих морд, – рассказывал Ахитофель. – Предчувствие беды кольнуло мне сердце, я крикнул Давиду:
«Прикажи им отойти от Ковчега!», но разве там можно было что-нибудь расслышать!
Дорога поднималась к Городу Давида. Толпа ревела, все тянулись к Ковчегу, стараясь разглядеть обиталище Духа Божьего, и никто не обращал внимания на безумные глаза волов. У селения Горэн-Нахон дорога пошла на подъём, Ковчег накренился и рухнул на поднявшего к нему руки Узу.
