Николай Ключарев - Железная роза
Когда Ястребов вышел на площадку за литейным двором, люди молча расступились перед ним.
Не в первый раз умирали на заводе. Не первый раз видели люди мертвых. Но такого, чтоб гибли у домны, здесь еще не бывало. Потому так тихо было в толпе, окружившей лежавшего на рогожке покойника.
— Почему работу бросили? — Голос Мотри звучал недобро. — Мертвяка не видели? Марш по местам!
В толпе глухо зароптали.
— А ну, расходись, собаки!
И вдруг в тишине звонко прозвучал чей-то голос:
— Сам собака!
Мотря сначала опешил, но тишина и неподвижность толпы ободрили его.
— Кто сказал?
Ответом было молчание.
— Смутьяны! На каторгу захотели?
— А здесь чем лучше?
— Бунтовать? Я вам… — но Мотря не успел закончить свою угрозу. Тяжелый удар кулака в переносье свалил его с ног. Началась свалка.
— Стойте, богохульники! Не след около покойника бесчинствовать! — Старший Ястребов с укоризной смотрел на возбужденных людей. Воспользовавшись заминкой, Мотря бросился бежать.
Люди еще не успели разойтись, как в толпу врезались рунты. Размахивая плетями, они начали хватать первых попавшихся под руку. Очутившийся рядом с Павлом Ястребовым Лука толкнул его в бок:
— Идем скорей, а то за твое хорошее тебя же и отдубасят!
Смотреть на расправу пригнали всех живших в поселке. Заводской кат — здоровенный мужик из беглых, добровольно принявший на себя эту должность, криво усмехаясь, размачивал в колоде сыромятные ремни. Помяв плеть руками, он взмахнул ею и хрипло крикнул:
— Давай, подводи!
Бабы тихо завыли.
Первым наказывали горнового. Молча лег он на скамью. Дико оскалившись, кат полоснул по обнаженной спине. Цевкой брызнула кровь. Остервенясь, кат бил изо всей силы. Стиснув кулаки, мастеровые молча смотрели, как истязают их товарищей. Остановить бы, прекратить это мучительство, да нет силы такой. Сила — у барина.
Рощина на площади не было. Целыми днями не отходил он от убитой горем Наташи, стараясь утешить ее. С помощью Луки он выдолбил из сосны домовину для покойника, вытесал крест. И вот на погосте, рядом с могилкой Анны, появился еще один свежий холмик.
Похоронив отца Наташи и проводив девушку домой, Василий направился ночевать к Луке. Старый плотинный долго кряхтел, разуваясь у порога, затем сказал:
— Теперь тебе, парень, быстрей жениться надо, не то худо будет. Одна девка осталась.
— У барина разрешенье просить надо. До покрова-то далеко.
— Это верно. А и оттягивать это дело нельзя. Яков Капитонов теперь пуще прежнего будет ее добиваться.
— Убью я его, жирного борова.
— Это дело не хитрое. Ты жить сумей.
Лука помолчал и вдруг, что-то вспомнив, стал снова обуваться.
— Ты куда, старый, на ночь глядя? — спросила старуха.
— Слышь, Василий, пошли-ка к Ястребову.
— Зачем?
— Раз говорю, значит, надо.
Недоумевая, Рощин вышел вслед за плотинным.
Павел лежал дома, лечил ожоги. Любаша с озабоченным лицом хлопотала около него. Увидев входящих, она дружелюбно поздоровалась с ними.
— Вот и хорошо, что зашли. А то никто и не проведает.
Подсев поближе к Ястребову, Лука начал что-то шептать ему на ухо. Вначале Павел было нахмурился, потом лицо его посветлело, он ласково взглянул на сидевшего чуть поодаль Рощина и позвал:
— Вася, подь-ка сюда!
Наученный Ястребовым Васька на другой день направился в Большой дом. Лакеи, вначале гнавшие его из всех дверей, не выдержали натиска. Один из них отправился доложить о необычном посетителе дворецкому. Тот спустился вниз.
— Чего тебе, варнак?
— Барина повидать надо, Андрея Родионовича.
— Эк, соскучился он по тебе.
— Дело к нему есть.
— Сказывай мне.
— Только ему могу сказать.
— У него другого дела нет, вас, чумазых, слушать.
Васька осмелел.
— Попробуй-ка не доложи. Твоя спина в ответе будет.
Дворецкий опасливо поглядел на Рощина: «Черт его знает, может, всамделе, что серьезное?» — и отправился в барские покои. Вернувшись, коротко сказал:
— Пойдем. Ноги только хорошенько вытри.
Выслушав Рощина с глазу на глаз, Баташев вскочил с кресла.
— Не врешь?
— Правду молвлю.
— Сейчас показать сможешь?
— Попробую.
Схватив серебряный колокольчик, Андрей Родионович резко позвонил.
— Лошадь быстро! Под седлом. Да Ястребов Ефимка чтоб был готов сей минут. Со мной отправится.
Васька уверенно повел Баташева и сопровождавшего его Ефима по дороге на рамень, где Павел Ястребов и Лука жгли когда-то уголь. Убедившись в том, что работный не обманул его, действительно указал новое рудное место, Баташев сказал:
— Вижу, верный ты холоп мне. Сказывай, чего в награду хочешь?
— Не холоп я, вольный.
— Работный хозяину все одно холоп. Чего тебе: денег дать?
— Жениться разрешите. И чтоб Яков Капитоныч невесту не притеснял.
— Вон оно что. Невеста крепостная?
— Из приписных. Без отца, без матери.
— За такое дело приданым ее награжу. Женись!
XVI
Открытие новых рудных мест было весьма кстати. И Берг‑, и Адмиралтейств-коллегии требовали выполнения все новых и новых заказов, а справиться с ними можно было только при условии расширения заводов. К тому же, Андрей Родионович предвидел, что в дальнейшем заказы еще более увеличатся. На это намекал в своих письмах и Иван. Война с турками, о которой полгода назад шептались лишь по уголкам, стала решенным делом.
В первое время после восшествия Екатерины на престол в придворных кругах было немало разных толков. Иные ждали больших перемен вплоть до отмены крепостного права, другие дальновидно утверждали, что все останется незыблемым. И точно: поиграв в вольнодумство, императрица вскорости забросила сочинения Дидро и дала всем понять, что твердо стоит на позициях самодержавия.
Продолжая вести обширную переписку со своими европейскими корреспондентами, среди которых, как и раньше, первейшим был Вольтер, она отписывала им, что никаких ограничений власти своей не желает: «Российская империя столь обширна, что, кроме государя самодержавного, всякая иная форма правления ей просто вред».
Во утверждение самодержавия и задумано было расширить владения империи. Куда направить мощь русского оружия, Екатерине было ясно. Вековой спор на Балтике подходил к концу, вопрос же о выходе в Черное и Средиземное моря все еще оставался нерешенным. На войну с турками толкали и события в Польше.
И вот тысячи плотников застучали топорами на возрожденных в Новопавловске, Таврове и Хоперске петровских верфях. Под руководством вице-адмирала Сенявина спешно сооружались по изготовленным в Адмиралтейств-коллегии особым чертежам парусно-гребные суда с малой осадкой, способные пройти через донские гирла к Тагань-рогу, а оттуда Азовским морем в Черное. Построенные суда спускались в низовья Дона, в крепости святого Дмитрия Ростовского, и здесь оснащались. А берега Европы уже огибали две эскадры Балтийского флота. По замыслу командовавшего ими Алексея Орлова должны были они войти в Эгейское море и, проникнув в Дарданеллы, создать угрозу турецкой столице.
Но и турки не дремали. Осенью 1768 года войска союзного им крымского хана Гирея вторглись на Украину, уведя в плен несколько тысяч мирных жителей. Война началась.
В одном из своих писем находившемуся послом в Англии Ивану Чернышеву Екатерина писала по этому поводу: «И вот разбудили спавшего кота, и вот кошка бросилась на мышей, и вот смотрите, что вы увидите, и вот о нас заговорят, и вот мы зададим такого звону, какого от нас не ожидали…»
Но за игриво-хвастливым тоном письма скрывались тревожные мысли: несмотря на усилия императорского двора, Россия была мало подготовлена к ведению крупных военных действий. Находившиеся на юге под командованием Голицына русские войска, столкнувшись с неприятелем, вынуждены были отступить за Днестр, так как пушек у них не хватало.
Ивана Родионовича срочно вызвали в Питер. Принял его президент Военной коллегии Захар Чернышев.
Вызывая к себе заводчиков, Чернышев внимательно расспрашивал их о положении дел на заводах, о том, сколько и какого припасу они могут дать для армии и флота. Беседа с Баташевым его особенно заинтересовала. Богатство рудных мест, расположенных вдвое ближе к театру военных действий, чем Урал, давало большую выгоду. И Чернышев представил императрице доклад о баташевских заводах, написанный в самых благожелательных тонах. Ознакомившись с ним, Екатерина распорядилась оказывать братьям в развитии заводского дела всяческую помощь. Отписывая об этом брату на Выксунь, Иван Родионович советовал не медлить, можно быстрее возводить новый завод, увеличивать выплавку чугуна, выделку железа, а главное — литье пушек и ядер на старых заводах. «Не можно упускать то, что само дается в руки», — писал он. Действительно, война разыгрывалась все сильнее, требовала все больше различного воинского припаса, и ни Военная коллегия, ни Адмиралтейство расходов не жалели.
