Ярослав Зимин - Корабли надежды
— В первой малой крепости с одним унтер-офицером было тридцать шесть рядовых, из коих двое убиты и пятнадцать взяты в плен. В Капсале вместе с комендантом и доктором было офицеров шесть, унтер-офицеров и рядовых — шестьдесят девять. Убитыми они потеряли семь человек. Все остальные сдались.
— А сколько раненых у французов?
— Вот сколько раненых, не знаю. Если и есть, то все на ногах стояли, когда сдавались. На носилках, не упомню, чтобы были. Вот здесь, ваше превосходительство, в пакете этом, два флага с крепостей французских. Извольте посмотреть, какие они авантажные! Поболе наших раза в два будут, а сдали их, почитай, без сражения.
— Ну, удружил, — Ушаков обнял и расцеловал посыльного. — Сейчас пойдем отобедаем. Прикажи, — обернулся он к флаг-офицеру Головачеву, — «Панагии» в кильватере следовать. Да, забыл спросить, сколько пушек взяли?
— В малой крепости одиннадцать, а в Капсале — двадцать. Зарядов к ним много. А сколько — не считано еще.
— Вот так, господа офицеры, надо нам и остальные острова брать! Чтобы нашим служителям домой живыми вернуться! Петр Иванович, — Ушаков обернулся к адъютанту, — заготовь рапорт за моей подписью Кадыр-бею о славном деле на Цериго. Похвали Фатих-бея и с французским флагом отвези рапорт ему на «Капитанию». А сейчас, господа, прошу отобедать. Адмиральский час{76} давно настал.
В двух кильватерных колоннах русская и турецкая эскадры, возглавляемые линейными кораблями «Св. Павел» и «Капитания», не заходя в Цериго, на всех парусах шли к следующим островам Архипелага. Там и крепости были посильней, и гарнизоны покрупнее.
Весть о решительной победе над французами на Цериго п о том, что его жителям предоставляется самостоятельность под русским и турецким покровительством, уже облетела острова и бывшие венецианские города на балканском побережье. Эта весть подтвердила заверения прокламаций Ушакова и его писем к островным старшинам, привезенных Вековым, вдохнула надежду на скорое освобождение от гнета французов, побудила население создавать и вооружать отряды самообороны, активно подниматься на борьбу.
К островам Занте и Кефалония 12 и 14 октября 1798 года направились два отряда русских и турецких кораблей. Первым вновь командовал Иван Андреевич Шостак, а вторым — Иван Степанович Поскочин. Они должны были крепости и батареи на островах отобрать у французов на договор или силою оружия. Если там найдутся французские суда, взять их военной добычей, равно и на берегу все, что найдется французам принадлежащее. Суда в гаванях, под каким бы флагом они ни находились, надлежало тщательно осмотреть, документы освидетельствовать и всех, кто будет подозрителен, арестовывать и содержать до подхода эскадры.
Разведке лейтенанта Тизепгаузена не удалось узнать, какие орудия в крепости на острове Занте и насколько будет сильным их огонь. Поэтому Ушаков подробно наставлял Шостака, специально оговорив в ордере, как ему следует вести дело. Свой ордер Ушаков закончил словами, весьма обидевшими самого молодого из его капитанов: «…Чем поспешнее дело, тем неприятелю страшнее, и он, не имея времени осмотреться, придет в замешательство».
В сердцах Шостак, прочитав это наставление, воскликнул:
— Уж совсем меня за мальчишку полагает. Не знаю будто, что и как делать. И когда уж успокоится!
Не имея возможности самому быть всюду, где действует его флот, Ушаков наставлял своих помощников поступать так, как поступал бы он сам. Болел душой за каждый корабль, за каждого служителя, требовал добиваться победы малой кровью, умением, сноровкой. Не всегда наставления тешили самолюбие подчиненных, но дело от этого только выигрывало.
18 октября подобный ордер Ушаков отдал капитану 1-го ранга Сенявину. Ему надлежало со своим кораблем «Св. Петр», фрегатом «Навархия», турецкими линейным кораблем, фрегатом и транспортами с батальоном десанта русских гренадер и турецких солдат овладеть крепостью и островом Св. Мавра.
Сам Ушаков с оставшимися кораблями крейсировал в видимости того острова, который намечалось штурмовать. Он правильно рассчитал, что появление на горизонте крупной эскадры должно было показывать французским гарнизонам всю бессмысленность их сопротивления, а жителей вдохновить на решительные действия совместно с союзными десантами.
Овладение островом Занте с расположенной на нем крепостью, как и предполагал Ушаков, особого труда не составило. 13 октября при подходе отряда Шостака с десантом русских гренадер и турецких солдат иод командованием лейтенанта Метаксы — переводчика Ушакова при Кадыр-бее — жители острова выделили делегации от всех сословий, которые приплыли на лодках к фрегату и заявили капитан-лейтенанту Шостаку, что русские корабли для них — это корабли надежды, надежды на избавление от ига французов и защиты от турок. Жители острова в своих молитвах давно уже призывают на помощь русских братьев. Все сословия острова, все жители от малого до старого почтительно просят принять их в русское подданство. Все они окажут полное содействие русским и турецким войскам, только бы получить независимость.
Действительно, можно было наблюдать, как при подходе десантных шлюпок, которые из-за мелководья не могли пристать к самому берегу, жители бросились в воду и на руках перенесли русских и турецких солдат на сушу. Так же, на руках, перенесли они легкие пушки, бочонки с порохом, корзины с ядрами и бомбами.
Под радостные крики собравшихся на берегу устроенные французами батареи были сбиты несколькими залпами с фрегата «Счастливый». Солдаты с батарей иод улюлюканье жителей бросились бежать в крепость, едва успев спастись от жестокого самосуда толпы. К концу дня крепость со всех сторон окружили вооруженные отряды жителей острова и десанты союзников. В одиннадцатом часу вечера комендант крепости полковник Люкас, гордо отвергавший днем предложение о сдаче, прислал парламентеров для переговоров, а позже и сам явился в магистрат.
Такая метаморфоза объяснялась тем, что, наблюдая, как вооруженные отряды жителей полностью окружают крепость, и видя, с какой неистовой яростью они грозят истребить всех французов до единого, Люкас понял: начало штурма — смерть для всех находившихся в крепости.
Штурм явно должен был начаться рано утром. Об этом говорила и позиция, занятая кораблями, и доставленные на берег штурмовые лестницы. Он понимал также, что русские, если начнется штурм, не смогут защитить жен и детей офицеров гарнизона от рассвирепевших жителей. Понимали это и все находившиеся в крепости. От криков и плача женщин и детей у него раскалывалась голова. Здравый смысл и инстинкт самосохранения победили его сомнения.
На следующий день крепость сдалась. Ее гарнизон насчитывал 490 человек, в том числе 46 офицеров. Тех из них, с кем были жены и дети, отпустили на честное слово в Анкону{77} с обязательством не воевать до окончания войны против России и Оттоманской Порты, а также против их союзников. Остальных пленных с личным имуществом отправили в Морею — ее лесистые горы виднелись на горизонте. Там они без обид и притеснений под присмотром турецких властей должны были ждать отправки на родину.
Опасения полковника Люкаса не были лишены основания. Русскому отряду с большим трудом удалось отправить пленных на корабли, а затем и в Морею. Разъяренные жители даже пытались их отбить у гренадеров. Ненавистью к французам пылали все сословия. Помимо того что солдаты грабили население, на островах полностью разрушилась торговля, которой жило большинство жителей. Их обнищание пошло особенно быстро после того, как еще до прихода эскадры Ушакова англичане блокировали острова. И еще одно обстоятельство вызвало сильную ненависть к самому Люкасу. Стало известно, что он вел переговоры с доверенными людьми Али-паши о сдаче крепости и острова за крупную сумму в золоте паше Юсуфу — командующему войсками Али-паши, отличавшемуся особой свирепостью даже в то жестокое время.
В тот же день, едва остыв от пережитого, магистрат устроил встречу освободителям. Подошедший катер с Ушаковым и его свитой приветствовался колокольным звоном и ружейной пальбой; встречающие окружили русских плотной толпой и двинулись к магистрату, забыв о высаживавшихся Махмут-эфенди и Кадыр-бее. Лишь несколько человек, специально назначенных для встречи, остались с ними. Ушаков вынужден был вернуться, с трудом пробившись через толпу, и взять Махмут-эфендн и Кадыр-бея под руки.
Такое отношение к русским морякам местных жителей не на шутку встревожило Ушакова: как бы турки не почувствовали ревности к своему союзнику и у них не возникло подозрения, что русские стремятся захватить Ионические острова. Основания для ревности действительно были. Улицы, по которым шла процессия, устилались коврами, почти из каждого окна свешивался русский флаг и только очень редко турецкий. Под ноги русским морякам бросали цветы, женщины и дети целовали им руки.
