Филиппа Грегори - Дочь кардинала
– Замолчи! – восклицает Изабелла. – Ты опять за свое!
– Я не могу в это поверить, – признаюсь я ей. – И не могу понять. Мне приходится повторять это себе снова и снова, чтобы заставить себя принять происходящее.
– Ну, тогда подожди немного, и ты сможешь проверить на своем муже, понравится ли ему просыпаться под шепот сумасшедшей, – жестоко заявляет она. – А я наконец смогу утром поспать.
Это заявление заставляет меня замолчать. Изабелла прекрасно знала, что делает и как я на это отреагирую. Я вижу своего жениха каждый день, когда он приходит к матери после полудня и когда мы вместе отправляемся на ужин. Он берет мать под руку, а я иду за ними следом. Она ведет себя как королева, а я – всего лишь будущая принцесса. Он старше меня на целых три года и, наверное, именно поэтому ведет себя так, словно едва меня замечает. Должно быть, он относился к моему отцу с тем же ужасом и ненавистью, с которыми мы были приучены относиться к его матери. Возможно, в этом и кроется причина его холодности по отношению ко мне. Может быть, поэтому я чувствую, что мы все еще чужие друг другу, почти враги.
Он унаследовал черты матери: светлые, почти медного оттенка волосы, ее круглое лицо и маленький рот с вечно недовольно поджатыми губами. Он грациозен и силен и был взращен для того, чтобы скакать верхом и сражаться. Говорят, что он хорош в бою, поэтому я знаю, что он смел. Он был в битвах с раннего детства, и там его сердце могло ожесточиться, поэтому едва ли стоило ожидать от него нежности к девушке, особенно к дочери его бывшего врага. Ходили слухи, что в возрасте семи лет он велел отрубить головы йоркским рыцарям, защищавшим его отца, хотя они доблестно защищали спящего короля во время битвы, и пока никто не отрицал их правдивости. Хотя, возможно, я и сама в этом виновата, потому что так и не спросила у приближенных его матери, правда ли, что такой маленький мальчик был способен на такой жесткий поступок, да и вообще, имело ли место подобное событие: чтобы мальчик беззаботно отдал приказ о казни? Я не смею спросить его мать, правда ли она предложила своему семилетнему сыну выбирать вид казни для двух достойных рыцарей. Я вообще ни о чем ее не спрашиваю.
Его лицо всегда настороженно, а глаза полуприкрыты и не видны из-за ресниц. Он почти не смотрит на меня, все время отводя взгляд в сторону. Когда к нему кто-то обращается, он никогда не смотрит в глаза собеседнику, словно не доверяет себе, а опускает взгляд книзу. Только на свою мать он смотрит, и только она может заставить его улыбнуться. Словно в целом мире он доверяет только ей одной.
– Он вырос с осознанием того, что у него отобрали трон. Нашлись даже те, кто отказывал ему в праве наследия после спящего короля, утверждая, что он не его сын, – как-то сказала мне Изабелла. – Поговаривали, что он сын герцога Сомерсета, королевского фаворита.
– Так говорил наш дед, – напомнила я ей тогда. – И делал он это специально, чтобы опорочить королеву. Она сама мне так сказала и добавила, что именно поэтому она насадила его отрубленную голову на копье на одной из стен Йорка. Она считает, что в жизни королеве приходится постоянно сталкиваться с клеветой и что у нее нет других защитников, кроме себя самой. Она говорит…
– «Она говорит, она говорит…» Кто-нибудь, кроме нее, здесь вообще может хоть что-нибудь сказать? Ты все время о ней говоришь, но ведь она же снилась тебе в ночных кошмарах, когда ты была совсем маленькой! – напоминает мне Изабелла. – Ты еще просыпалась с криком, что к нам пробралась волчица и спряталась в сундуке у изножья нашей кровати. Ты тогда еще просила меня укутать тебя потеплее да обнять покрепче, чтобы она до тебя не добралась. И теперь ты цитируешь каждое ее слово, собираешься выйти замуж за ее сына и совсем забыла обо мне.
– Кажется, он совсем не хочет на мне жениться! – в отчаянии выпаливаю я.
Она пожимает плечами. В эти дни Изабеллу вообще мало что интересует.
– Может, он и не хочет. Может, ему приходится исполнять то, что ему велят, как и нам всем. Может, у вас все сложится гораздо лучше, чем у нас.
Иногда он наблюдает за мной, когда я танцую с остальными придворными дамами, но в его взгляде нет восхищения, даже нет простого тепла. Он смотрит так, словно пытается меня оценить или понять. Он смотрит на меня как на задачу, которую он хочет решить. Фрейлины королевы говорят мне, что я красива: маленькая королева, статуэтка. Они хвалят мои вьющиеся каштановые локоны, голубизну моих глаз, девичью фигуру и нежный румянец кожи, но он никогда не говорит мне ничего подобного или чего-то, позволившего бы мне думать, что я ему нравлюсь.
Иногда он ездит с нами верхом. В таких случаях он скачет рядом со мной, но даже и тогда не говорит мне ни слова. Он держится верхом хорошо, как Ричард. Я время от времени смотрю на него, и он кажется мне привлекательным. Я пытаюсь ему улыбаться и вести беседу. Мне следует радоваться, что отец выбрал мне мужа, который почти одного возраста со мной и так красив, когда сидит на коне. К тому же он – будущий король Англии. Только вот его холодность кажется мне непреодолимой.
Мы разговариваем каждый день, но эти разговоры малозначительны. Мы всегда находимся под присмотром его матери, и если она не слышит чего-то из моих слов, она тут же подает голос:
– Что это вы там ему шепчете, леди Анна?
И тогда мне приходится повторять слова, которые сами по себе звучат чрезвычайно глупо, например: «Я спрашивала у его высочества, водится ли во рве рыба» или «Я говорила его высочеству, что мне нравится печеная айва».
И когда я говорила что-либо в этом роде, то она улыбалась ему с таким видом, словно ей с трудом верилось, что ему придется мириться с подобным убожеством всю его жизнь. Тогда его лицо смягчается улыбкой, он иногда коротко смеется. Она всегда смотрит на своего сына, как волчица, которой ее называли в народе, смотрит на своего детеныша, со страстным обожанием и так, словно он принадлежит ей полностью и только ей одной. Он смысл всей ее жизни, она готова ради него на все. Меня она просто купила для него, а посредством этой покупки – единственного командора, способного победить короля Эдуарда Йоркского, его бывшего наставника, научившего его всему, что тот знает об искусстве ведения боя. И чтобы вернуться на трон, принцу Эдуарду, ее обожаемому волчонку, придется жениться на этой невыносимо приземленной девчонке. Им приходится мириться с моим существованием, потому что я – это цена, которую они платят за услуги великого полководца, моего отца, а она, королева-волчица, полна решимости сделать из меня подходящую для своего сына пару, чтобы я стала королевой Англии.
Она рассказывает мне о тех битвах, которые ей пришлось вести, чтобы удержать трон за своим мужем и наследие за своим сыном. Она говорит о том, как научилась быть нечувствительной к страданиям и радоваться смерти врагов. Она учит меня тому, что быть королевой – значит видеть в любом препятствии на своем пути очередную жертву, которую надо принести. Иногда судьба распоряжается так, что в поединке может выжить только один из двоих, ты или твой враг или твой ребенок или ребенок твоего врага. И когда тебе приходится выбирать, то ты, разумеется, выберешь свою жизнь, свое будущее и будущее своего ребенка. И ты не постоишь за ценой.
Иногда она смотрит на меня с улыбкой и восклицает:
– Анна Уорик! Малышка Анна Уорик! Кто бы мог подумать, что именно ты станешь женой моего сына, а твой отец – моим союзником!
Эти слова настолько созвучны моим утренним ритуальным словам, что я не выдерживаю и отвечаю:
– Неправда ли, это невероятно! После всего, что случилось между нашими семьями!
И тогда ее глаза мгновенно становятся льдисто-холодными, и она одергивает меня:
– Ты ничего не знаешь о том, что было. Когда я сражалась за свою жизнь, пытаясь не отдать трон в руки заговорщиков, ты была просто ребенком, которого защищал один из предателей. Я не раз видела, как колесо фортуны описывает полный круг от взлета до падения, а ты не видела еще ничего и ничего в этой жизни не знаешь.
Она так резка, что я тут же опускаю голову, и Изабелла, которая сидит рядом со мной, слегка подается в мою сторону, чтобы я чувствовала ее поддержку и не так переживала о том, что мне устроили выволочку на глазах у всех фрейлин, включая мою мать.
Бывает, она зовет меня в свои личные комнаты и учит меня тому, что я, по ее разумению, должна знать и уметь. Однажды, когда я пришла к ней, на столике была разложена карта королевства.
– Вот, – сказала она тогда, расправляя ее одной рукой. – Вот это настоящее сокровище.
Я смотрю на карту. В библиотеке отца в замке Уорик тоже есть карты, и на одной из них изображено королевство Англии, только там карта гораздо меньше и на ней изображены лишь низины вокруг нашего дома. На карте же, которую раскрыла передо мной королева, изображено южное побережье Англии, ближайшее к Франции. На ней были тщательнейшим образом изображены южные порты, а по направлению к северу и западу изображения становились схематичнее и более похожими на наброски. Земля возле портов отмечена как богатая на сельскохозяйственные угодья, способные прокормить флот и сухопутные войска, а у ведущих от заводей и портов рек обозначены глубины устий и отмели.
