Александр Солженицын - Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1
В толпе толк, что кто-то выстрелил с колокольни Сергиевского собора. Вооружённый патруль пошёл проверять. Поднялся на колокольню – никаких и следов. Заподозрили двух церковных сторожей, не переодетые ли полицейские. Обыскали их – нет.
И ещё – поздно ночью второй раз пришли и бдительно осмотрели храм. И опять ничего не нашли.
* * *По улице подскакивает легковой открытый мотор. В нём – агитатор: смоляная бородка, фанатические глаза, фальцет на срыве. Кверху выкинута рука с кулаком, весь изогнулся. Что-то кричит о недобитой гидре, о змее.
Покричал – махнул шофёру, помчали дальше.
* * *На Петербургской стороне мальчик застрелил проходившую женщину.
* * *Порванные трамвайные провода. Сваленный фонарь. Валяются бумажки, окурки, бутылки. Чей-то потерянный красный бант.
* * *Предлагают спирт, не денатурированный.
– А может, из анатомического музея? На чьих-нибудь внутренностях настоен?…
* * *В разных местах города открываются питательные пункты – бесплатная кормёжка всех солдат, да и студентов. Счастливы кто набредёт, кормятся.
Целый день протаскались солдаты по городу – кто с винтовками, кто отдал или продал. А морозец – и некуда деться вечером, как опять в казармы.
* * *От Литовского замка всё валит чёрный дым. Едкий дым пепелища.
И от дома Фредерикса.
* * *Перед типографиями, где ожидается выпуск газеты, собираются очереди из студентов, обывателей, рабочих, военных.
К вечеру начинают раздавать дополнение к «Известиям Совета Рабочих Депутатов» – манифест большевиков.
* * *К вечеру всё больше громят и частные квартиры. Стучат – и врывается, кажется, вся улица. С винтовками, пулемётные ленты через плечо: «Отсюда стреляли! Прячете офицеров?» Бросаются на обыск. (Не дай Бог у кого – офицерское обмундирование). Барышня-хозяйка стоит в нервной дрожи. Ничего не нашли – «ещё вернёмся!». С гвоздика исчезли часы Лонжин.
Пьяные матросы из гвардейского экипажа, что на Крюковом канале, врываются в квартиры близ Мариинского театра, грабят, забирают военных.
А которые солдаты вежливые и не воруют, те уходя просят у хозяев «на чай» за свой революционный труд.
* * *По мостам, по Невскому – автомобили всё жужжат, всё гудят, всё гоняют. И крики «ура! ура!».
С двух сторон Невы автомобили скрещиваются снопами света, вырывают чёрные толпы в тревожном движении.
* * *Вечером в городской думе в большом Александровском зале – запись студентов, желающих вступить в состав городской милиции. Являться с матрикулами в подтверждение – а идёт и так. В кабинете городского головы дамы и барышни режут на полосы куски белого холста, сшивают в виде нарукавных повязок. Кисточкой, красной краской рисуют буквы «Г. М.» И прикладывается печать городской управы.
* * *Вечером пошёл большими мягкими хлопьями всё убеливающий снег.
Улицы были плохо освещены: много фонарей побито или проводка попорчена. Окна домов все тщательно завешаны. Там и сям – ружейные выстрелы. Чокают пулемёты.
И опять ползёт грузовик с вооружёнными рабочими, с тусклыми жёлтыми фарами, сверху – красный флаг.
А то – прокатил броневик. «Ярославль».
* * *Прошёл слух, что на Варшавском вокзале высаживаются фронтовые части! И – всё вокруг дружно побежало, вооружённые бросали винтовки, смежные кварталы опустели.
А на Балтийском вокзале, рядом – и действительно стали высаживаться: школа прапорщиков из Ораниенбаума и ещё доехавшие пулемётчики. Слух понёсся – и у Таврического передавали: у Балтийского вокзала кровопролитное сражение.
* * *Когда ж удостоверились, что прибывают части, поддерживающие революцию, – думский Комитет послал туда депутатов, встретить войска речами. Автомобиль для этой поездки дал депутатам великий князь Кирилл Владимирович.
Перед войсками после приветствий извинялись о помещениях: Комитет Государственной Думы старался, сколько мог, но не взыщите, что временно придётся потесниться.
Потом депутаты поехали ко дворцу Кирилла. Он встретил их у подъезда и обратился к ним, сопровождающим солдатам и кучке ротозеев:
– Мы все – русские люди, мы все – заодно. Нам надо теперь позаботиться, чтобы не было лишнего беспорядка и кровопролития. Мы все желаем создания настоящего русского правительства.
* * *А пулемётчики под густым снегом пошли пешком к местам расквартирования. Как с позиций (на которых ещё и не были): все в снегу и таща обледенелые пулемёты.
* * *Лояльный обыватель или переодетый офицер думают: ну, ночь наконец! Набегаются, настреляются, накатаются на чужих автомобилях – на ночь разбредутся же по домам и по казармам спать. А ночью – придут же на Петроград военные части, и всё легко возьмут. Достаточно одного крепкого полка.
* * *И правда, к ночи сквер перед Таврическим опять совсем обезлюдел. Стоит несколько мёртвых автомобилей. Под снегом покинуты и охраняющие пушки, никого нет возле них.
* * *Казарма Финляндского батальона наполовину пуста: бородачи-«старики» на местах, пьют чай, спят, не захвачены событиями. А молодёжь ещё не вернулась.
За полночь в ротную канцелярию пришли студенты, просят на помощь солдат: охранять пустые улицы от контрреволюционных сил и от грабителей. Пошли активисты будить бородачей. Те спят или притворяются спящими. Потом долго сидят на нарах, чешут грудь, поясницу. Очень нехотя идут.
А студенты снова приходят и новую партию просят. Так всю ночь.
* * *У одной дамы в доме Лидваля за эту ночь было 10 обысков, каждый раз всё новая партия солдат, требовали вина и еды. Набрав, уходили – но скоро стучали следующие.
А направляла солдат – её бывшая прислуга: не поленилась всю ночь дежурить у дома снаружи. Она на днях была рассчитана и обещала барыне «припомнить».
* * *Командующий Московским военным округом генерал Мрозовский к полудню 28 февраля приказал офицерам гарнизона находиться круглосуточно в казармах при солдатах. Но к вечеру этот приказ был отменён, многие офицеры ушли домой.
А именно к вечеру бунтующая толпа ворвалась в Спасские казармы. Тогда потребовали сотню конных из артиллерийских казарм на Ходынке, чтоб очиститься от толпы.
Но и в расположение артиллерийских казарм проникли поздно вечером городские агитаторы – и там тоже начался бунт. На плаце между жилыми бараками завывала «ура» толпа, среди которой много и пехотных новобранцев, ещё даже не одетых в шинели. Неизвестные забегали в бараки и кричали, чтобы все выходили вон. Уложенные спать солдаты слушали вой – и не снимали сапог. Толпа разгромила цейхауз артиллерийской бригады – и теперь, вооружённая, стреляя в воздух, круче выгоняла спящих из бараков. Старые солдаты удерживали молодых не выбегать, офицерам не удержать бы. Но угрозная стрельба частила – и из одного, другого, третьего барака артиллеристы стали выходить. А ночной мороз был 17°. Дежурный прапорщик Зяблов, спрятав свой револьвер, с одной шашкой пошёл уговаривать толпу. А свои: «Не знаем, зачем нас выгнали», «и рады бы спать, да выгоняют». Заводилы и сами, видно, не знали, что делать дальше. Постепенно всех утишил трескучий мороз, и к двум часам ночи разошлись.
Но пришла новая группа, не такая многочисленная, а буйная, – теперь к каменным зданиям, где были канцелярии батарей, и стали выгонять писарей, ездовых, пугая их расстрелом. Офицеров не трогали, не выгоняли. Командир бригады и старшие офицеры были тут, но не знали, что делать, – беспомощно ждали утра. (На поддержку прибыли конные жандармы – но отправили их обратно, не было бы хуже).
Тут приехал из города автомобиль с двумя офицерами. Они привезли кипу прокламаций за подписью Совета рабочих депутатов. Раздавали. Толпа стала ломиться в караульные помещения, караул отстреливался в воздух. Вломились, стали выпускать арестованных. Двое не шли: «Нам два дня осталось сидеть, а уйдём – опять посадят!» Забивались под койки, освободители их выгоняли.
Командир бригады приказал офицерской группе вынуть из орудий замки.
Утихомирились часам к пяти утра.
222
Пошутил профессор Ломоносов жене, что эти петроградские беспорядки совсем не ко времени начались: во-первых, нарушили ему лечение зубов (к зубному врачу на Пушкинскую в назначенный час не стало возможно проехать); а во-вторых, хотя царский режим и давно пора кончать, это затянувшееся общее бедствие, но, пожалуй, во время войны не самый лучший момент.
