Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Тем временем Прияна опустилась на колени перед разбросанные по кровавому полотну серебром и заговорила:
Правду мне поведай, норна,
Что спрошу я, отвечай.
Пламя волн[796] взамен дарю я,
Лед ладони принимай.
Сына конунга получишь,
Что прекрасней в мире нет,
Земли все его в придачу,
Если верный дашь ответ.
Приоткрой мне правду, Дева,
И ни словом не солги,
Иль в огонь тебя я брошу,
В жарком пламени гори![797]
При словах «сына конунга получишь» Прияна бросила взгляд на Торлейва, сидевшего сбоку от нее в нескольких шагах. Он невольно дрогнул: мелькнула мысль, что и его привели сюда как жертву вроде того петуха! Она ведь сказала: «Ты нам пригодишься»! Но как лестно было думать, что «прекрасней в мире нет», – это о нем. Торлейв надеялся, что Прияна все же не собирается отдавать его норнам, а предпочтет оставить себе.
Она замолчала, и наступила тишина, только огонь потрескивал, пожирая петушиную тушу. Потом раздался голос Агнера:
– Приветствую тебя возле нашего огня, уважаемая госпожа! Подойди поближе, погрейся. Ведь там, откуда ты прибыла, изрядно холодно, как я слышал.
Агнер и Прияна смотрели куда-то в темноту позади расстеленного рушника. Торлейв ничего там не видел, но их взоры были устремлены на что-то определенное. Торлейв сидел к ним боком, лицом к огню, и ему видны были глаза Прияны – черные в темноте, прикованные к чему-то, ему недоступному.
Погрейся, сказал Агнер. Торлейв не видел гостя, но и на него вдруг повеяло холодом со стороны полотна, будто тот превратился в полосу свежего снега. Как хорошо, что тканина с брызгами жертвенной крови и рассыпанным серебром лежит между живыми людьми и тем, кто пришел! Захотелось отойти подальше, но Торлейв даже не думал шевельнуться, а сидел, как Агнер, скрестив ноги, и дыша медленно и осторожно. Глядел он то в огонь, то на Прияну, и лишь изредка бросал косой взгляд в темноту за полотном, дабы убедиться, что невидимое нечто остается там, за преградой.
– Приветствую тебя, госпожа… королева… – заговорила Прияна; Торлейв слышал ее голос, медленный и невыразительный, будто она говорит во сне. – Благодарю тебя, что ты откликнулась. Меня заботит судьба моего сына. Ответь мне… Получит ли он назад те владения, которые у него были отняты? Те владения на севере, Хольмгард и Гарды, которые отданы другому сыну моего мужа?
Агнер обнаружил гостью первым. И лишь после того как он заговорил, у Прияны тоже прояснилось в глазах и она увидела – на самой грани темноты, там, куда лишь чуть дотягивались последние капли света от огня, стояла невысокая, как ребенок, черная с ног до головы женщина без лица. Никто не мог бы узнать ее, да у нее и не было облика, вся она состояла из мрака пустоты. Это была сущность темнее самой темноты, но тем не менее Прияна знала: это она. Старая королева Рагнора, Рагнвёр, дочь Харальда Прекрасноволосого, конунга норвежцев, ее бабка по отцу. Та, что погибла ужасной смерть, удавленная мертвецом и уволоченная им за собой в могилу. Ее тело так и нашли: она сидела на коленях у мертвеца, похороненного несколько дней назад, в его богато устроенной срубной могиле. Прияне тогда было всего восемь лет; она не видела этого, но так много об этом слышала, что жуткое зрелище с детства ясно стояло перед глазами.
«Все владения твоего мужа будут в руках одного из его сыновей, – ответил ей голос. – Но принесет его к власти река из крови – крови его братьев. Отец пролил ее первым и тем дал начало реке. А у чего было начало, у того будет и конец – как смерть Бальдра дала начало концу мира».
Голос исходил прямо из пустоты, заменявшей лицо гостье из Хель. Он был не женский и не мужской, не громкий и не тихий, не злой и не добрый. Он был темным и холодным, как мутная вода.
– Но это будет… – Голос Прияны задрожал. – Кто будет этот сын?
«Тот, кто окажется сильнее. Тот, за кем будет могущественная поддержка».
Прияна помолчала: поняла, что более ясного ответа не дождется. А скорее, гостья и сама его не знала: это будущее еще не спрядено. Победа еще таится в облачной кудели норн, будущим воинам только предстоит обрести силу. Удачный жребий только один, и он ждет счастливой руки.
– Позволь задать тебе еще вопрос, госпожа, – вежливо сказал Агнер, видя, что Прияна, потрясенная, не может собраться с мыслями. – Своей ли волей Святослав конунг сотворил эти дела – убийство брата, дележ владений, – или его толкнула на это воля Одина?
«Своей ли волей Локи сгубил Бальдра? Известно только, что не своей рукой. Воля – одного, рука – другого, а Локи лишь посредник между волей и рукой. Но его-то и считают главным виновником, вот незадача!»
– Ждет ли моего мужа наказание за убийство брата? – прерывистым голосом спросила Прияна.
«Известно, что Локи избежал немедленного наказания за смерть Бальдра – кара обрушилась на того, кто пустил стрелу, на слепого Хёда. Но в конце времен Локи ответит сразу за все, ответит за смерть обоих братьев. В темной подземной пещере будет висеть он, а змея над ним будет испускать жгучий яд, а жена его будет держать над ним чашу, сделанную из собственного его черепа… И сдается мне, эту жену я вижу сейчас перед собой».
– Можно ли как-то выкупить его вину? – спросил Агнер, видя, что помертвевшая Прияна утратила дар речи.
«Можно выкупить время. Как Локи кровью Хёда выкупил немного времени для себя. Тебе под силу выкупить еще… хм, лет восемь или девять. Для богов этот срок – ничто, но в земной жизни можно успеть дать сыновьям подрасти. Если для тебя это важно, поищи другую жертву взамен. Вот все, что мне позволено тебе передать».
– Благодарим тебя, уважаемая госпожа, что посетила нас и
