История Германии в ХХ веке. Том II - Ульрих Херберт
Во-вторых, приток беженцев и перемещенных лиц означал, что источник рабочей силы был особенно велик. Это были квалифицированные и мобильные работники, и, что более важно, у них была особенная мотивация и способность к росту. Это относилось и к примерно 2,7 миллиона беженцев из ГДР к 1961 году, среди которых большинство были высококвалифицированные специалисты[5].
В-третьих, новый экономический и валютный порядок, установленный в Бреттон-Вудсе в 1944 году, создал условия для стабильных обменных курсов и в значительной степени либерализованной торговли. С появлением Всемирного банка и Международного валютного фонда (МВФ) возникли два института, обеспечивающие международные расчеты и фиксацию валют в соотношении твердого обменного курса к доллару. Кроме того, Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), подписанное в 1947 году, позволило снизить таможенные тарифы во всем мире. Однако почти ни одна из развитых индустриальных стран не имела свободно конвертируемой валюты. Поскольку уверенности в стабильности валют других стран не было, многие поначалу прибегали к прямому бартеру товаров, аналогичному процедуре клиринга довоенного периода. Разница в объемах торговли, однако, должна была быть оплачена в твердой валюте, в основном в долларах – таким образом не удавалось достичь устойчивого подъема в международных торговых отношениях. Здесь решающий шаг был сделан с созданием Европейского платежного союза. Он функционировал как многосторонний платежный механизм, который урегулировал баланс в торговых отношениях, привел европейские валюты в соответствие друг с другом и постепенно приблизил их к конвертируемости. Вынужденная либерализация мировой торговли, таким образом, принесла пользу всем западноевропейским государствам, но, учитывая чрезвычайный объем экспорта западногерманской экономики, этот фактор был особенно выгоден ФРГ.
Важную роль здесь сыграла реструктуризация внешних долгов Германии в Лондоне в 1953 году. Для погашения требований иностранных кредиторов, особенно американских фирм, которые требовали выплаты коммерческих долгов, накопившихся за предвоенный и послевоенный период, ФРГ должна была выплачивать 567 миллионов марок в год в течение пяти лет, затем 765 миллионов марок в год до 1988 года, всего около 15 миллиардов марок. Это имело огромное значение для западногерманской экономики, поскольку удовлетворение этих требований было связано с восстановлением кредитоспособности Германии. Ввиду благоприятного экономического развития это бремя оказалось легче, чем ожидалось. Это соглашение не только позволило ФРГ вернуться на международные рынки, но и обеспечило полную конвертируемость немецкой марки. В то же время ФРГ тем самым добилась отсрочки всех репарационных требований к Германии до заключения мирного договора в отдаленном будущем[6].
И наконец, в-четвертых, либеральная экономическая политика Эрхарда обеспечила немецким компаниям огромные прибыли. Решающим фактором здесь стало благоприятное налогообложение формирования предпринимательского капитала. Уже при составлении начального баланса летом 1949 года компаниям была предоставлена возможность оценить свои деловые активы настолько высоко, что впоследствии стало возможным начисление крупномасштабной амортизации. Таким образом, доля самофинансирования предприятий и коэффициент чистых инвестиций были выше, чем во всех других европейских странах. Этому также способствовало изменение уровня заработной платы. Хотя номинальная заработная плата выросла в среднем на восемь процентов, высокий рост производительности труда означал, что нормы прибыли были значительно выше, поэтому квота заработной платы оставалось стабильной или даже снижалась[7].
Пятый момент, который необходимо подчеркнуть, – это сцепка государства, экономики, финансового сектора и профсоюзов, которая уже была специфичной в Германской империи и во времена Веймарской республики. С одной стороны, это касалось согласования основных решений в области экономической и социальной политики между государством, предпринимателями и профсоюзами, что нашло особое отражение в системе немецкого «тарифного партнерства». С другой стороны, выплаты пособий были связаны с заработной платой и соответствующими взносами – основной принцип социальной политики Германии, в то время как, например, в Скандинавии или Великобритании единые социальные пособия финансировались за счет налогов. Наконец, центральная роль банков в финансировании корпоративных инвестиций была также важна, тесно связывая промышленность и финансы. Эта система отличалась от принципа привлечения денег путем размещения акций на бирже, которому отдавали предпочтение в англосаксонских странах, ориентацией на долгосрочную перспективу, в то время как акционеры, как правило, надеялись на краткосрочную прибыль. Корпоративный принцип того, что позже стало известно как «рейнский капитализм», имел сильную национальную экономическую составляющую и строился в основном на консенсусе. Особенно хорошо он проявил себя на этапе восстановления с преобладанием национальной экономики. Он столкнулся с трудностями, когда западногерманская экономика, а вместе с ней и крупные компании, начали постепенно выходить на международный рынок[8].
Если рассматривать эти факторы в их взаимосвязи, то интеграция в функционирующую мировую торговлю была, вероятно, самой важной предпосылкой для быстрого подъема западногерманской экономики. Однако это еще раз указывает на политические предпосылки данного процесса: чтобы вновь запустить международные, особенно внутриевропейские экономические отношения и сделать их более динамичными, требовались не только американские гарантии, но, прежде всего, огромные мощности западногерманской промышленности. С другой стороны, промышленный потенциал Германии был бы в значительной степени бесполезен без его встраивания в интегрированную европейскую экономику. «План Маршалла», денежная реформа и создание западногерманского государства, то есть основные этапы интеграции Западной Германии в формирующийся западный лагерь, оказались решающими предпосылками для экономического подъема ФРГ – несомненно, удача, потому что, учитывая начальные условия 1945 года, повторение катастрофы 1919–1923 годов, несомненно, было вполне возможно.
Подъем западногерманской экономики, однако, происходил в условиях, отличающихся от общеевропейских. Ведь если в шести крупнейших западноевропейских странах сектор услуг уже к 1975 году достиг наибольшей доли в валовом национальном продукте – 53 процента (при 41 проценте вторичного сектора), то в ФРГ промышленный сектор в 1975 году все еще значительно (48,8 процента) опережал сферу услуг, которая стала здесь ведущей лишь значительно позже, чем в большинстве других европейских стран. В то же время промышленная структура Западной Германии лишь в меньшей степени характеризовалась крупными компаниями. Две трети работников работали в компаниях с численностью сотрудников менее 500 человек, а большинство из них – с численностью сотрудников менее 100 человек. Компании такого размера были более гибкими и могли быстрее реагировать на изменение потребностей рынка, чем крупные компании с огромными производственными мощностями. В ходе экономического бума 1950‑х и 1960‑х годов продолжилось смещение акцентов, прерванное только во время войны: от угля, стали и железа в сторону инновационных отраслей, таких как машиностроение, электротехника, химическая и пластмассовая промышленность, нефтепереработка и автомобилестроение.
