Саша Бер - Кровь первая. Она
— Нет. Мы с братом, — при этом махнув рукой куда-то в сторону ватажного круга.
— А эти с чего, как свиньи нажрались?
В ответ младший только пожал плечами.
Проснулась она утром. Было уже светло. Лежала Зорька на своём лежаке полностью одетая и даже вся при золоте. Было очень нехорошо. Болело, не пойми, что, вернее сказать всё. С огромным трудом села, опустив ноги на солому и только тут поняла, что ещё пьяная до сих пор. В грудях что-то мешалось, сдавливало. Приложила руку, нащупала какой-то комок. Нехотя сунула туда руку и вынула свёрток белой материи. Поначалу просто сидела и тупо смотрела на него, пытаясь сообразить, что это такое. Соображать не получалось, притом совсем. Развернула, с усилием фокусируя взгляд. Улыбнулась. В тряпице лежали благодарственные лепёшки, приготовленные мужу. Медленно, мелко трясущимися руками, старательно завернула обратно. Попыталась подняться на ноги. С грохотом плюхнулась обратно. Грохнуло в голове, да так, что Зорька скривилась и зажмурилась. Тут она поняла, что очень хочет пить. Это была первая ясная мысль, которая тут же овладела и её разумом, и её телом. Такое единение не только позволило Зорьке подняться на ноги, но и целенаправленно двинуться к выходу из кибитки, где стоял жбан холодного, вкусного ягодного напитка. Но только выползя за занавеску, замерла как вкопанная, резко забыв куда и зачем шла. На своём лежаке, прямо перед ней сидел очень сердитый муж. Сидел мрачнее тучи, уткнувшись взглядом в пол и поигрывая в руках тяжеленой конской плёткой. Зорька сразу поняла, что её сейчас будут бить, но почему-то нисколько этого не напугалась и приняла подобное как за должное. Молодуху за её недолгую жизнь били довольно часто. Это не было связано с её каким-то особенным шкодливым характером, втягивающим Зорькину жопу в различные приключения, детей пороли всех без исключения. Принято так было в воспитании подрастающего поколения. Ну может Зорьке, в виде того же исключения, доставалось чуть больше. Мама порола за её закидоны, за ослушание, соседские бабы лупили на пойманном безобразии в качестве воспитания, даже один раз матёрая лично приложилась к её седалищу, зажав девичью голову меж ног, правда Зорька уже не помнила за что. Так что несмотря на то, что она выросла до звания жены, а вскоре даже станет сама мамой, Зорька не забыла, как жопу дерут. Но мысль эта пролетела как стрела. Вжик, и нету, а свёрток в руках заставил сразу же подумать о другом. Она со всего маха брякнулась на колени, сильно ударившись о пол, даже через настеленную солому и низко опустив голову, протянула на обеих руках свёрток, жалобно при этом проблеяв:
— Благодарствую тебе, муж мой.
Атаман, всё утро, накачавший себя на воспитательное избиение отбившейся от рук жены, подобным её поведением был просто обескуражен. Он искоса глянул на скрюченную на полу жену и недовольно буркнул:
— Что это?
— Благодарственная тебе, — тихо пропищала она, не поднимая головы.
Он взял свёрток. Развернул. Достал оттуда лепёшки, зачем-то понюхал их. Хмыкнул, ничего не понимая. Есть не стал.
— С чего это вы вчера нажрались? — спросил он грозно, но уже без особой злости, примеряясь плёткой к её округлой спине, в ожидании ответа и пока не решаясь её применить.
— Я с радости. Хабарка с горя, — всё так же тихо попискивая ответила она не разгибаясь.
— Эко вас разбросало в разные то стороны, — буркнул он уже с насмешкой, — объясни толком.
Только сейчас Зорька подняла на него до сих пор ещё пьяные глаза и в полном недоумении выпалила, указывая рукой на тряпицу с лепёшками:
— Так Положение же.
Ардни перестал поигрывать плетью и ничего не понимая уставился на лепёшки, как будто держал в руке не съестной продукт, а невиданную зверушку. Зорька не унималась:
— Вчера Положение было и тебе муж мой благодарность.
При этих словах она расплылась в широкой и благодаря пьяному лицу, придурковатой улыбке. При виде этого зрелища атаман вскипел мгновенно. Он понял, что из него хотят сделать дурака. Он отшвырнул свёрток на лежак, соскочил, наливаясь яростью и со всего маха хлестанул её плетью вдоль хребта, заорав:
— Толком объясняй, я сказал.
Зорька взвизгнула. Сжалась в клубок, закрывая голову руками. Вдоль всего позвоночника жгла острая боль. Слёзы брызнули из глаз. За горло схватил комок обиды, сквозь который она быстро заговорила:
— Я беременная. У меня будет ребёночек.
Только она успела спросить себя «За что?», как в голове мелькнула мысль, что Ардни может просто не знать их обычаев и она тут же решила исправить свою оплошность:
— У нас баба, как узнает, что забеременела, так на Положение, так седмица у нас называется, будущему отцу ребёнка «благодарность» приносит.
И тут она разревелась. Прямо перед ней зашуршало сено на полу. Она с опаской зыркнула туда и сквозь слёзы рассмотрела валявшуюся на полу тяжёлую плеть. Атаман выронил её из рук, но она поднять голову и посмотреть на него всё же побоялась. Сильные руки схватили её за плечи, подняли с пола и поставили на ноги. Зорька увидела прямо перед собой абсолютно спокойный взгляд атамана, который оценивающе впился в залитые слезами глаза. Наконец он улыбнулся, в очередной раз обозвал её дурой, только на этот раз ласково и крепко обнял, тем самым напомнив о рассечённой спине. Она ойкнула. Ардни тут же раздел её, снял с молодухи все побрякушки, уложил к верху попой на свой лежак. Напоил ягодным отваром, затем ласково лечил мазью рассечённую кожу. Гроза пронеслась. Они уже весело щебетали, как две птахи. Съел её лепёшки, совсем повеселел, а когда узнал, что за горе, с которого напилась Хабарка даже до слёз расхохотался. Горе её заключалось в том, что она очень хотела замуж, притом не сам мужик ей был нужен, как она выражалась «он ей и под титьку не упёрся», а нужна была свадьба, сам процесс. После того как Ардни просмеялся они у него стали обе дурами, на что Зорька лишь похрюкивала и вспрыскивала короткими смешками, повернув голову на бок и смотря на то, как он заливается. Только после каждого вздрагивания её смешок отдавал жгучей болью вдоль позвоночника, но и это ей казалось уже пустяком, вызывающем дополнительный приток весёлости. «Какая же я счастливая дура», подумала тогда Зорька, растягивая губы от уха до уха.
А потом был круг, на который ушёл её атаман. Он был какой-то необычный. Долгий и шумный. Она сидя в кибитке не могла разобрать о чём спорили ближники, круг проходил от неё довольно далеко, но то что они ругались и спорили, она определила абсолютно точно. Зорька почему-то очень переживала за мужа и даже в какой-то момент в голову закралась мысль, что эти мужики ругают атамана из-за неё и почему-то сразу подумалось о плохом. Но он пришёл с круга вполне довольный и её плохие мысли как-то сразу улетучились, она даже не стала расспрашивать, что там было. Порадоваться только вместе с ним не получилось, так как он объявил, что ему надо уехать на несколько дней по делам ватаги и она не на шутку встревожилась. Как он её не успокаивал, что всё будет хорошо, её это нисколько не успокоило, а даже наоборот.
Она не сомкнула глаз всю ночь, лёжа с ним рядом и поглаживая по его рыжей шевелюре. Всё за ночь передумала. Сначала о нём. Потом о себе. Вспомнилась мама, всплакнула. Затем размечталась о будущем, да так размечталась, что до утра так и не сомкнула глаз. А утром он уехал и почти на десять дней она осталась одна. Одна впервые в этой новой своей жизни.
Несмотря на то, что отъезд Ардни сделал её относительно свободной, это свобода превратилась в сущее наказание. Поначалу, она отсыпалась, а потом наступило безделье. Она просто не хотела себя чем-либо занимать, после чего наступила вторая часть безделья — она уже даже и не знала, чем себя можно занять. Зорька шаталась по логову, в лес, что был вокруг её не пускали, за пределы леса, тем более. Хабарка с Онежкой в отличии от неё наоборот были все в делах и заботах и им даже поболтать с Зорькой некогда было. Они были заняты заготовками на зиму из того, что малышня таскала из лесов и лугов. В помощь Зорьку не звали, она не напрашивалась, но в конце концов она всё же к ним пристроилась и с отрешённым от всего видом начала помогать. Затем втянулась. Настроение ей это не подняло, разговоры с бабами не поддерживала, но за делом хоть время полетело быстрее. И то хорошо.
Ардни вернулся какой-то странный. Зорька не могла эту странность объяснить. От расспросов уклонялся, всё отправляя на потом. Поначалу она думала, что он просто устал с дороги. В первую ночь муж был с ней мил, как и прежде бывало и у неё от души как-то отлегло, но на утро он стал совсем замкнутым, хмурым и даже грубым каким-то, как в первый день пребывания её в логове. Она старалась не лезть под руку и не докучать расспросами, хотя чувствовала, что что-то гложет его изнутри, какие-то мысли, ни то не хорошие, ни то не разрешимые. Со временем она совсем перестала его интересовать и это сильно обижало. Она тут извелась без него, а он…