Всеволод Липатов - Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея
Историк Евгений Вершинин указывает ещё одну причину упразднения Мангазейского городка, которую совершенно пропустили другие исследователи. Он отмечает, что «не отмена казённых поставок хлеба через Обскую губу привела к окончательному упадку Старой Мангазеи, а наоборот: рискованные и дорогостоящие плавания кочей стали совершенно неоправданными вследствие угасания заполярного города».113
Но последний и сокрушительный удар по легендарным кочам нанёс Пётр I. Реформируя флот, он почему-то запретил строить эти надёжные, проверенные временем и суровыми водами рек и морей, суда. Чем они ему помешали, не совсем ясно. Но этот реформатор многое в стране хотел переиначить на европейский лад, даже невзирая на то, что опыт русских корабелов был ничуть не хуже заграничных коллег, а кочи доказали свои превосходные мореходные качества веками беспорочной службы. Опыт их строительства быстро забылся. Поэтому как выглядели кочи, сейчас можно узнать лишь по рисункам, да по описаниям современников. Кое-что уже в XX веке нашли археологи. Так что можно восстановить их облик, и даже достаточно достоверно.
Человек ещё раз удручённо покачал головой, сожалея, не столько о том, что такое уникальное судно безвозвратно кануло в лету и утеряны технологии его строительства. А о том, что от воли и желания одного человека как раз и может исчезнуть весь многовековой опыт предшественников. А потомкам остаётся лишь потом досадливо вопрошать – почему так произошло? И упрямо восстанавливать утраченные секреты.
К тому же история коча оказалась неразрывно связана с историей Мангазеи. Странные связи порой можно увидеть, если внимательно и непредвзято посмотреть на прошедшие события. Исчез с рек и морей коч, исчезла и Мангазея.
Или в её упразднении и поспешного переселения людей, тоже было несколько причины?
Здесь есть какая-то загадка, которая манит к себе, не даёт многим спокойно жить вот уже на протяжении нескольких веков. Наверное, поэтому исследователи вновь и вновь возвращаются к истории последних лет существования Мангазеи Златокипящей.
Одним из важнейших факторов ликвидации заполярного поселения, расположенного на берегу реки Таз, стала хищническая добыча пушного зверя. Пушная лихорадка привлекала сюда всё новых и новых охотников и купцов, надеющихся сколотить себе здесь капиталец. Из таможенных документов видно, мангазейский пушной промысел продолжал играть большую роль в государственных доходах. Но, несмотря на безбрежные таёжные просторы, охотничьих мест на всех стало не хватать. Об этой причине, приведшей к упадку значения Мангазеи, пишет Пётр Буцинский:
«Еще в 1627 году мангазейские торговые и промышленные люди разных городов били челом государю, что в Мангазее соболи и бобры „опромышлялись“, и они начали ходить в верхние места Тунгуски, где соболи добры и всякого зверя много».114 Таким образом, важной причиной он называет оскудение пушного промысла.
Здесь ещё надо отметить, что продвижение промышленных людей на восток шло полным ходом, открывались всё новые и новые места для промыслов в верхней части Нижней и Средней Тунгусок, хотя они находились слишком далеко от Мангазеи. И люди со временем стали селиться в Туруханске, или как его тогда называли – Новой Мангазее, который был построен практически одновременной с самой Мангазеей и долгое время являлся его городом-спутником, как бы сейчас сказали. Но по всяким надобностям им приходилось ездить в город, так как Мангазея семьдесят лет была административным центром края. Эти поездки были сопряжены с большими трудностями: длинная дорога, занимавшая около трёх недель, приводила к разрывам торговых связей между ними. Необходимо ещё учесть, что вокруг расстилались земли тунгусов, народа жестокого, смело нападавшего и убивавшего пришлых. И что немаловажно, путь из Новой Мангазеи в центр России был гораздо удобней и безопасней.
Слухи об этих трудностях достигали Руси, поэтому охотников ехать сюда находилось всё меньше и меньше. В архивах сохранилось несколько таможенных книг, за 1645 – 1653 годов, которые вели таможенные головы, из них ясно видно, что в мангазейских промыслах и торговле начался упадок, так как «участие промышленных, гулящих, посадских, оброчных людей, и стрельцов в промыслах и торгах уменьшилось».115
Всё это привело к тому, что мангазейский таможенный голова Саблин в 1655 году с грустью отписал в Москву:
«А при мне, государь, холопе твоем, во всех трех городех в приходе в Мангазею на Таз с Руси и из Сибири морем торговых людей было только 4 человека».116 За десять лет до этого, предшественники Саблина М. Шемякин и Д. Кубасов с тревогой писали в Москву, что в 1645 году вообще не пришло ни одного торгового коча, а торговые люди приходили на «государевых кочах».
А ведь до этого через Мангазею иногда проходило более двух тысяч человек в год.117
Сразу становится понятна озабоченность воевод и таможенных голов, ведь драгоценных шкурок добывалось всё меньше и меньше.
Но тот же Саблин пытается объяснить такой неприятный поворот событий тем, что «Енисейский острог распространился и Лена объявилась».118 Говоря иными словами – фактическим центром уезда стало Туруханское зимовье на Енисее. Но, скорее всего это было уже следствие, чем причина.
Ко всем бедам в Мангазее случился очередной пожар, уничтоживший почти весь город. Он тоже внёс свою лепту, так как вокруг городка стало совсем мало строевого леса, его приходилось завозить из Туруханска, а это около восьмидесяти километров. И хотя город за несколько лет всем миром всё же отстроили, но ему уже было далеко до былой славы. А ещё мангазейцы жаловались на такую мелочь, как речной причал. Он был неудобно расположен, на обрывистый берег было трудно затаскивать грузы. А вот в Новой Мангазее такой проблемы не было, указывали воеводы, просящие перевести административный центр в Туруханск.
Была ещё одна причина, незаметная на первый взгляд. Она крылась во взаимоотношениях между пришлыми и аборигенами. Окрестные племена самоедов были очень недовольны тем, что на их исконных охотничьих и рыболовных промыслах появились русские люди. Они всё чаще стали переходить друг другу охотничьи тропы. Эти столкновения иногда заканчивались смертоубийством, потери несли обе стороны. Это обостряло и без того напряжённую обстановку, которая была чревата восстанием окрестных самодийских плёмен, разжигало антирусские настроения. Поэтому царская администрация видела только один выход из создавшегося сложного положения – оставить этот город и укрыться за крепкими стенами Новой Мангазеи, где бы можно было отсидеться до лучших времён.
Внесли свою лепту и жуликоватые купцы. Естественно сбор ясака и выкуп «аманатчиков» тоже не добавляли добросердечных отношений. Всё это привело к тому, что со временем инородцы практически перестали приходить в Мангазею для торговли.
В Кремле забеспокоились, что это приведёт к недобору ясака, а ведь это могло подорвать сами государственные устои. Поэтому был издан указ, запрещающий промышленным людям заниматься добычей пушнины в угодьях самоедов. В спорах между инородцами и пришлыми, местной администрации официально приходилось выступать на стороне коренных жителей. Но это мало помогало. На реках Таз и Нижней Тунгуске начали всё чаще вспыхивать восстания самодийских племён. В ответ из Тобольска отправлялись всё новые воинские отряды, в основном казачьи части, но даже они не могли успокоить недовольных аборигенов. А вот увеличение стрелецкого гарнизона привело к тому, что продовольствия стало катастрофически не хватать.
В литературе нередко можно встретить широко бытующее мнение, что простые русские люди: казаки, стрельцы и купцы во время своего продвижения по Сибири грабили и даже убивали инородцев. На самом деле всё было гораздо сложнее. Конечно, им приходилось защищаться от воинственных кочевников. Но некоторые писатели почему-то забывают, что далеко не все племена кочевников были воинственно настроены против русских и почему-то обрисовывают довольно-таки неприглядную картину. И далеко не все пришлые были бандитами с большой дороги.
На самом деле в истории сохранились и другие взаимоотношения. Один из мангазейских воевод писал в Москву, что «многие русские люди женятся на инородках и поселяются в инородческих юртах». Правда он тут же добавляет, что эти же русские убивают и грабят их. Но как правильно заметил историк Пётр Буцинский, «разве может один человек помыкать целым племенем»?
Скорее всего, воевода просто искал виновных в том, что сбор ясака стал падать и, оправдывая свою бездеятельность и неумение управлять, просил царя издать указ об изгнании этих поселенцев.
