Томас Фланаган - Год французов
— Он член Директории провинции Коннахт, а я — нет. А с Дублином как раз Директория и поддерживает связь. И напрасно вы не доверяете Эллиоту.
— Много ли толку от этой Директории? — стараясь не обидеть гостя, сказал Мак-Доннел. — Все знают, что и в Слайго, и в Голуэе есть Объединенные ирландцы. Да и в Мейо отыщутся. Но не верится мне, что хватит их для большого дела. Да будь их числом, как травинок на каслбарских лугах — зеленым-зелено, точно наш национальный флаг, — все одно, это лишь лоскуток, а не весь стяг.
— Верно, пока нас мало, — согласился Мур, — потому-то я с вами разговор и затеял. Эллиот предложил ввести в Директорию и меня, и если присягнете, то и вас, и О’Дауда.
— Не высока ли честь? Вот в Уэксфорде члены Директории за решеткой, суда ждут, а кто уж дождался — на виселице болтается. Нам, мелким помещикам, высоковато так забираться.
Мур несогласно повел головой.
— От вас действий никто и не ждет, пока не подоспеют французы и не поднимется Манстер. Сейчас нужно лишь подготовиться. Таких, как вы да Корни О’Дауд, уважают, люди вас послушают, и присягнут на верность Обществу.
— Кто знает, может, и так, — согласился Мак-Доннел. — Только вот будут ли они сражаться — это вопрос. Да и много ли навоюешь голыми руками? Может, приказать им делать пики?
— Как в Уэксфорде, — ввернул Мур.
— Да не напоминайте мне об Уэксфорде. Сразу руки опускаются.
— Французы придут, не сомневайтесь, — заверил Мур. — Так что стоит постараться. — Он отхлебнул пунша — так и есть, приторный. Но все же через силу сделал еще один глоток.
— Ну, раз придут, это другой оборот. Стране давно нужна хорошая встряска. До дна, Джон, пьем до дна!
— Будет встряска, и еще какая! Стряхнет Ирландия рабство, хватит англичанам нас объедать. Будет народ в Мейо сражаться за это?
Мак-Доннел рассмеялся и разлил остатки пунша.
— Нора, — крикнул он, — неси еще. — Немного выждал и позвал снова. — Пунш у нее уже готов. Главное — его не остудить. В самое пекло я пью сперва ледяное виски, а потом — горячий пунш. В голове сразу проясняется.
— Так будет или нет? — повторил Мур.
— Да ни в Англии, ни в Ирландии таких горячих голов, как у нас, в Мейо, не сыскать, — уверил Мак-Доннел. — Видели б вы, как дрались стенка на стенку Балликасл и Киллала. Раскраивали черепа, точно яйца били. У многих шипастые дубинки в руку толщиной. Двоих убили наповал, причем, заметьте, дрались-то они просто так, за честь своих господ. Господи! Это у Киллалы-то честь!
— Наслышан я об этих побоищах. Бессмысленная жестокость. В Баллинтаббере Джордж их запретил.
— А такому вот драчуну или Избраннику бессмысленной покажется республика. Зато как они ненавидят англичан да протестантов. Вот потому-то и будут они драться.
Девушка внесла новую чашу с пуншем, поставила рядом с пустой. Не успела она выпрямиться, как Мак-Доннел обнял ее за талию, усадил на ручку кресла.
— А у вас, Джон, в Баллинтаббере такие девушки водятся? — Его рука скользнула вверх, к открытой груди в вырезе балахона.
— Займешься такой вот пичужкой, и обо всех делах забудешь.
Девушка прильнула к его плечу и застенчиво улыбнулась Джону.
Мак-Доннел погладил ее по груди и отпустил.
— Ступай, у нас деловой разговор.
Она ушла, а Мак-Доннел все смотрел ей вслед.
— Зато по дому работать не очень горазда. Зовут ее Нора Дуган, племянница Мэлэки Дугана, он арендует землю у Гибсона. На него все крестьяне в Килкуммине равняются. На него да на Ферди О’Доннела. Неплохой парень этот Ферди. Мы с ним даже в каком-то дальнем родстве состоим. Не сомневаюсь, что оба — из заводил Избранников. Да, перекинься эта зараза на Балликасл, придется мне сторону протестантов держать.
— Любопытно, а не из этих ли Избранников предстоит и нам пополнение набирать?
— Я знал, что мы придем к этому, — кивнул Мак-Доннел. Он нагнулся, потянулся к чаше, но отдернул руку.
— Ух ты, горячо! И как только девчонка донесла? Руки у нее, что ли, в перчатках. — Он вытащил из кармана замызганный носовой платок и обернул им ручку чаши. — Мне говорили, что уэксфордских повстанцев тысячи были. Не верится, что все они из Объединенных ирландцев. Может, только присягу приняли, а в душе так бандитами Избранниками и остались. Ведь крестьянин что в Уэксфорде, что в Мейо — разницы никакой. Сомневаюсь я, чтоб такой крестьянин воевал за какую-то республику. Он с пикой в руках пошел на тех, кого ненавидел: на йоменов, ополченцев, судейских чиновников-протестантов.
Мур покачал головой.
— Не хотелось бы мне видеть подобное ни здесь, ни в другом уголке Ирландии. Общество первым делом выступает против постыдных религиозных разногласий.
Мак-Доннел, разливая пунш, рассмеялся.
— Господи, да эти разногласия насаждались столетьями. Тут вам работы непочатый край. В восстаниях я плохо разбираюсь, но скажу: каков уж народ есть, такой нам и поднимать. Это сто лет назад лихая голова, вроде Корни О’Дауда, мог вскочить в седло и разом увлечь за собой крестьян. И сейчас главная сила — в крестьянах, а значит, все кончится бандитской резней Избранников.
Мур, поджав полные губы, решительно тряхнул головой.
— Нет, не кончится. Избранников обуздает наше Общество. Французы сюда не затем идут, чтобы помогать деревенским бандитам.
— А что французы?! Да им сто раз наплевать на нас. Они, если и придут, так для того лишь, чтоб покрепче насолить англичанам. Знаете Джон, в душе я, наверное, похож на Избранников, а иначе наши с ними пути-дорожки разошлись бы. Уж больше ста лет эти ублюдки протестанты заправляют у нас, топчут исконно ирландскую землю. Почему они захапали и землю, и власть? Древние старики еще помнят, как сын, приняв протестантство, отбирал землю у отца. И священников наших травили, как волков, за голову каждого власти давали пять фунтов. И проводить приходилось службы тайком, в пещерах, а снаружи караул выставляли. Почему, по-вашему, все йомены в Тайроли — протестанты? Да чтоб держать нас, католиков, в узде, чтоб, не дай бог, мушкеты не попали к нам в руки. Я, конечно, увижусь с Сэмом Купером в Каслбаре на скачках, может, даже стаканчик вместе пропустим или пари заключим, но, коли дойдет до схватки, либо я ему кишки выпущу, либо он мне.
Мур взглянул на него: тот говорил сдержанно, но уверенно и грозно, словно об очевидном, для чего даже голос повышать не стоит. Мур отвернулся — кругом голые, неприглядные стены. На одной несколько аляповатых портретов работы заезжих художников. Основные фамильные черты, переходящие из поколения в поколение, они, однако, передали: крупный, тяжелый подбородок, резко очерченные скулы. С этими чертами от отца к сыну переходила и ненависть к угнетателям. Год 1641-й или 1691-й виделись отчетливее вчерашнего дня, прошлое определяло поведение сегодняшнее, смиряло чувственные порывы. Вот она, история, только без триумфальных арок и площадей, названных в честь ее героев. Это история жизни в смрадных болотах, среди невысоких, но крутобоких холмов, история поражений и лишений, история разграбленных и опустошенных семейных гнезд.
— Что ж, пускай французы высаживаются в Манстере, — сказал Мак-Доннел. — Пускай восстает народ. И если в Мейо не окажется других войск, кроме йоменов, мы, уж будьте спокойны, всыплем им.
— А все эти люди — Блейк, Белью, О’Дауд — надежны? Вы в них уверены, как в себе?
— Уверен, — твердо сказал Мак-Доннел. — Я с ними толковал по-всякому. Мы готовы присягнуть вашему Обществу, а какие в присяге слова — неважно. Наверняка красивые. Только пусть там намотают себе на ус, что в Мейо не очень-то развернешься.
— Мы об этом знаем не хуже вас. — Мур улыбнулся, главное, решиться на первый шаг. — С этого бы разговор и начинали. Выходит, не зря я проездил.
— Давай-ка допьем пунш, — предложил Мак-Доннел. — Много людей вам не собрать, помещиков здесь — раз-два, и обчелся, но кое-кого мы с Корни уговорим.
— А эти двое: Дуган и еще один, как его?
— А, Ферди О’Доннел. Пока подождем с ними, хоть мы все и католики, но я и вы — помещики, а они — крестьяне. Нам, глядишь, еще и Купер подсобит: напустит на бедноту своих йоменов, так крестьяне сами к нам запросятся.
Мур допил пунш с нарочитым удовольствием.
— Да, — задумчиво произнес он, — от Купера этого можно ждать. По лицу не скажешь, что умен, посмотрим, каков в делах. Джордж его презирает.
— Джордж презирает всех нас, — сказал Мак-Доннел. Джон хотел возразить, но тот остановил его, подняв руку, и повторил: — Всех нас. Но его ли в том вина? Взгляните на меня, полжизни прожил, а дальше Дублина не ездил, да и там всего раз десять был. За полгода одну книжку осилил, пустой романчик — я его у Тома Белью нашел. О любви английского лорда к дочери испанского графа, женщина написала. Вы, конечно, таких убогих книг не читаете. Во всей нашей провинции никто лучше меня в лошадях не разбирается, да что толку!
