Александр Быков - Чепель. Славное сердце
Оказалось, что князя Гурта попросил через посла князь Мстислав Городненский покараулить в пути в ятвяжских землях его вроде бы знакомца знатного венецианца Максимилиана. А то какие-то разбойники за ним, похоже, шастают. А сам-то не выслал с ним охраны! Вот Гурт и думает: почему? А поскольку знает Мстислава, как человека себе на уме, то решил не простой дозор отрядить, а сам разобраться, что за разбойники такие и что за Максимилиан.
— Как вас увидел, так сразу и понял, что никакие не торговцы. А вы же «секретные», молчите, кто такие, — явно поддразнивал Гурт. — но вот через мечи мы быстрее познакомились, а Вершислав?
— Так оно князь. Но рискованно… не серчай, но вдруг бы я тебя убил?
— Значит, ты бы меня не узнал, не было бы и разговора, — запросто ответил Гурт, — хотя, это наврядли. Я в своей земле — первый меч.
— А если бы ты меня убил?
— Тогда бы я тебя не узнал, и жалеть было бы не о чем… Но мы же друг друга не убили! — и сам смеётся, — Выходит, наши судьбы давно в небесных нитях сплетены. Вижу, человек ты сметливый, и кмети твои, видно, из лучших. По глазам вижу… А скажи мне, Вершислав, вот что: хорош ли князь твой Любомир?
— Хорош. Как же иначе? Разум большой, сердце доброе, рука твёрдая. Правду блюдёт. Справедлив. Терпелив. Гневается… сдержанно. Милосерден — это про него точно сказано. В делах успешен. Горжусь, что при нём служу. Беда вот только, что старого князя мы потеряли и его старшего сына, брата Любомирова. Вот уж годовщина минула.
Гурт внимательно поглядел на Вершко, помолчал.
— Славное сердце, — сказал Гурт негромко, как бы про себя подводя итог.
— … Пожалуй, что и так, — согласился Вершко, немного недопоняв, почему Гурт так сказал.
Гурт снова на него поглядел, улыбнулся широко:
— Молод ты ещё старшина! Но, глядя на тебя, я уже начинаю уважать твоего князя… Времена меняются. Пора разрушить вековые споры между нашими народами… Нужен мир и согласие.
— Добрые слова, князь. Рад знакомству с тобой… Жаль только, Максимилиана упустили, придётся искать долго.
— Вот теперь и ты мне расскажи, кто он таков?
— Он, похоже, шпион, вызнаватель. Смотрим, какую беду он ведёт за собой.
— Что же вы его сразу не схватили?
— По правде сказать, мы его сначала не догнали — под ним скакун аравийский! А после решили поглядеть, кто ещё вместе с ним крамолу замышляет.
— Ну, так не переживай! Я своих кметей сразу же за ним отправил проследить. Вместо вас поехали. Вернутся — расскажут.
Утром прискакал гонец из дозора, отправленного за Максимилианом, рассказал, что тот въехал в Ломжу — ляхитский городок. Остановился в гостях у самого̀ пана Войцемежа, наместника Ломжицкого. Ишь какая шишка — всё по князьям, да по их домам! А на дороге, сообщил гонец, — спокойно.
Стали с Гуртом прощаться. И Гурт говорил:
— По нраву ты мне, Вершислав! Ну да к себе не зову, ты своему князю верен. Больше время не теряй! — и сам смеётся. — Всё, что будем знать про этого Максимилиана, будешь знать и ты. А я обещаю к твоему князю Любомиру в гости наведаться, да, коли он не будет против, грамотами о мире обменяться.
И Вершко с друзьями отправились на Ломжу. По дороге посоветовались и придумали, чтобы Кудеяра под видом разбойного атамана на службу к венецианцу сосватать. Долго ли дело было, коротко ли — поверил Максимилиан, или нет, но видел он только одного Кудеяра и взял его с его якобы разбойной ватажкой к себе на поручения, чтобы раз в неделю-две за делами наведывался и всё выполнял.
Возвращались беловежцы и, вроде, не с пустыми руками, а и не очень довольны. Вступили в шпионскую игру.
Проехали по дороге на Белую Вежу и мимо нашей деревеньки Древляны проезжали. Мальчишки местные бежали по-за деревьями вдоль дороги, кричали: «Наши витязи поехали! В саму Белую Вежу!.. Гляди, гляди — это Брыва-богатырь!.. Гляди — подкова у его коня слетела!» Один из них с зоркими глазами выбежал на дорогу позади всадников и подобрал отпавшую с конского копыта подкову. Вот гордости! Всем другим детям тоже охота за неё подержаться.
Брыва спохватился, когда конь заметно захромал. Хорошо, что деревня рядом, отправились к местному кузнецу. Тот вмиг новую подкову прибил — привычное дело.
Когда мальчик добежал уже домой к нему привязалась младшая сестрёнка: покажи да покажи подкову. Ручёнки протягивает, за рубаху хватает, за рукав тормошит.
— Ну дай, ну дай мне!
— Отчепись, Мара! — отдёрнул руку мальчик.
Девочка надула губки, хмурилась-хмурилась и решила всё-таки, что это обидно.
— А-а-а! Мама, он меня Марой обозвал! — побежала к маме, что в огороде стоя босиком сеяла морковку. Прямо с разбега уткнулась лицом матери в подол. — Он меня Марой обозвал!.. А-а-а!.. я не Мара-а!
Мама Любава, улыбнулась немного.
— Не обижай сестрёнку, сынок! Она же маленькая. Дай ей поиграться. Иди, дедушке скажи, чтобы косу наточил. За хлевом лужок выкосим. Коровке травы наносим, а то она слабая совсем, только что отелилась…
Любава в доме хозяйка. Мужа нет уже год. Вместе со старым князем сгинул. Хотя и не воин был, а припасы подвозил. Отец делается ветхий совсем. Работает всё равно, что может — помогает, а многого уже сделать не может. Матушки давно нет. Братья разъехались «искать птицу-счастья». И детей двое. Всё делать надо и женскую работу и мужскую. Хорошо хоть, что силы есть, крепкая спина да умелые руки…
Глава десятая. Беловежская пуща
Гонцы и купцы приносили плохие вести с заходних земель о новых войнах и народных волнениях. Важные события разворачивались и надвигались и в восходних землях. Поэтому в пятнадцатый день месяца травеня* лета 6575 от С.М. (1066 от Р.Х.) в Белой Веже был затеян сход князей из окру̀жных земель.
Важный гость у князя Любомира — Изяслав Ярославович князь Киевский. Рюрикович. Преемник Ярослава Мудрого. Зрелый он муж — сорока двух лет от роду, против Любомира тридцатилетнего гораздо опытнее. Ждут ещё панов ляховитских — подданных короля польского Болеслава Смелого и даже сам Болеслав обещался подъехать.
Вкрадчиво и мягко говорил Изяслав Любомиру:
— Хорошее княжество у тебя, Любомир. Нет, не завидую, не пойми плохо! Учу себе, запоминаю, значит: Белая Вежа, Белый Исток, Деречин, Добучин, Кобрин, Дрогичин, Бельск, Бранск, Берестье, Белая Подлеска — так? Знаю, что мой отец твоему отцу помогал обустраивать заходние рубежи. Много помню… И река есть Белая. А ты любишь «белое».
— Да, предками завещанное. Белояры — и всё стараемся подобрать белое: и землю белую, и друзей, и дела стараемся вершить белые. Жалею только, что невелика у меня родня поблизости. Ни с кем ещё не успел породниться. Детки маленькие — Витку восемь лет, Долинке всего пять.
— А я к тебе за тем и приехал, князь Любомир, чтобы с добрым человеком подружиться и породниться. О беде твоей, конечно, наслышан. Светлое место на небе твоим отцу и брату!.. Ты, Любомир Годинович, известного почитаемого рода потомок. Наслышан я из уст других и сам видел не раз, что ты слову своему верен, честью своей дорожишь. Наши отцы всегда по-доброму между собой ладили. С тобой бы дружить — хорошее дело.
Хочу тебя спросить, не держишь ли зла на нас Рюриковичей, а пуще на Ярославичей, на меня, на братьев моих?
— За что бы мне зло на тебя держать, Изяслав Ярославович?
— Ну как же, приехали предки мои из-за моря, оседлали русские земли от севера до юга. Сами — чуть ли не иноземцы. Твой род великий, правивший веками, от величия отстранили. Я слыхал немало таких слов и даже книжки такие читал, где нас хают. Как считаешь, князь?
Любомир помолчал, обдумывая слова:
— Нет ничего навеки неизменного. Что Белоярам было предназначено, то, они и прожили и совершили. Ведомо, что кроме Буса*, не назвал народ другого Побуда* из нашего рода. Думаю, что ваш черёд пришёл показать величие Русской земли. А мне, если Бог даст помочь вам в этом, будет отрадно.
— Великие слова! — после небольшого молчания, внимательно вперившись взглядом в Любомира, сказал Изяслав. — Я рад, что их услышал от тебя, князь.
— А о каком Боге ты сейчас говоришь? — вдруг весело, со смехом поднял голову Изяслав. — Я наслышан, что Христа не жалуешь? Да не печалься, Любомир Годинович! — и перешёл почти на шёпот, наклонившись к Любомиру, — я и сам старых богов почитаю, только не напоказ. Но, видишь, какая штука, нельзя объединить разные роды с разными верами на общее дело — у всех свой нрав, свой обычай: один в лес, другой по дрова, а третий — праздновать. Все переспорятся, перелаются, кто важнее, что первее, князя не слушают за своими спорами! Любое общее дело могут погубить. Как тут государство управить? А ты посмотри, что на Заходе делается — одна вера захватывает всех, упорно, шаг за шагом. Если мы здесь такое же своё не учредим — нас поглотят также! Новое оружие появилось на свете, что и не помыслилось раньше. Духовное оружие! Читал я немецких монахов хроники — прямо так и пишут: «духовное оружие».
