Алла Бегунова - Тайна генерала Багратиона
— Друг мой, — сказал Петр Иванович, — право, не знаю, как он станет формировать армию вторжения.
— Не сомневайся, — граф снова налил водки себе и ему, опрокинул содержимое бокала в рот и закусил маринованным патиссоном из салата. — Первыми за ним пойдут поганцы-поляки, затем — покорные идиоты из германских княжеств, глупые итальяшки, голландцы, испанцы и, конечно, мы, несчастные подданные императора Франца Первого.
— Несчастные? — удивился Багратион.
— Ну да. Воевать с корсиканским чудовищем почти десять лет на Рейне, в Северной Италии и Швейцарии, понести тяжелые потери, а потом отдать ему шесть провинций, впустить в Вену, подписать унизительный мирный договор и завершить дело свадьбой! Это ли не издевательство над великой державой?
— Может быть, не было другого выхода? — осторожно задал вопрос генерал от инфантерии.
— Не было другого министра иностранных дел! — отрезал граф.
— Вы сейчас про Меттерниха? — уточнила для себя Екатерина Павловна.
— Конечно. Настоящая сволочь.
— Но он — в Париже.
— А что он там делает? — фельдмаршал поднял на нее абсолютно трезвые глаза. — Договаривается с дьяволом? Торгуется с ним насчет поставок австрийского «пушечного мяса» для новой войны?
— Ты считаешь, война не за горами? — Багратион тоже выпил немного водки.
— Она — на пороге нашего дома, мой любезный друг! — ответил Бельгард.
— Похоже, так и есть. — Петр Иванович посмотрел через дорогу на парк.
Солнце заходило. Вдоль аллей легли серые тени, посетители торопились домой.
— Скажу тебе одно, — Генрих-Иосиф-Иоганн тяжело вздохнул. — Я, как и ты, являюсь шефом пехотного полка. Он называется «Hoch und Deutschmeister». Мои офицеры готовы выйти в отставку, только бы не сражаться против русских.
Незаметно пролетело полтора часа. Разговор складывался чрезвычайно интересно. Никаких наводящих вопросов не требовалось. Президент Гофкригсрата сам рассказывал о ситуации в австрийских вооруженных силах, приводя множество подробностей, называя фамилии командиров, места базирования воинских частей, описывая их материальнотехническое состояние.
Армия императора Франца Первого с трудом, но восстанавливала свою прежнюю боеспособность после удара, нанесенного ей французами в прошлом, 1809 году. В умонастроениях значительной части генералитета и офицерства, естественно, преобладала идея реванша, и граф Бельгард ее поддерживал. Правительству приходилось с этим считаться. Однако франкофилы, возглавляемые графом Меттернихом, не дремали. Им всемерно содействовало посольство Франции. Сколько времени потребуется на то, чтобы превратить австрийцев из ярых противников Наполеона в его союзников на будущей войне, — никому не известно.
В конце концов, Фредерика-Доротея не выдержала. Она предложила княгине Багратион оставить мужчин с их невыносимо скучными рассуждениями о пушках, солдатах, строевых и упряжных лошадях здесь, на галерее. Им подадут кофе и сигары. Дамы же спустятся в оранжерею: графиня хочет показать гостье свой маленький садик.
Это был отличный ход. Ведь Екатерине Павловне для разработки такого ценного знакомства следовало искать контакта не столько с фельдмаршалом, сколько с его супругой. Князь Петр уедет в Россию, это неизбежно. Она скорее всего останется в Вене и должна теперь регулярно получать приглашения от графа и графини Бельгард в их «палаццо» на Ринг-штрассе.
Изящная оранжерея примыкала к дому со стороны двора. От галереи к ней вела довольно крутая лестница, и Фредерика-Доротея советовала спускаться медленно, держась за перила. По пути она рассказывала молодой гостье об устройстве теплицы: калорифер, подогревающий воздух зимой, дорожки, выложенные мраморными плитами, большие глиняные горшки, круглые и квадратные, наполненные черноземом.
Когда они очутились на месте, Екатерина Павловна удивилась. Оранжерея походила на карликовый тропический сад. Этот вид ей придавали пальмы «юкка» с длинными узкими листьями и «драцена», украшенная пучком изгибающихся желто-зеленых листьев на вершине суставчатого ствола. Декоративные банановые деревья высотой чуть более метра красовались пышными желтыми цветами. Но истинным сокровищем графини Бельгард являлись миниатюрные орхидеи — в горшках на подносе с галькой у восточной стены, защищенные от прямых лучей солнца тюлевыми занавесями.
— Какая прелесть! — воскликнула княгиня Багратион, рассматривая необычные белые, розовые, желтые, красные, коричневато-зеленые соцветия на невысоких стеблях с широкими, крупными листьями. — Никогда не думала, что орхидеи можно выращивать дома!
— Да, это непросто, — скромно призналась Фредерика-Доротея. — Нужен опыт и знания.
— А вы могли бы научить меня, дорогая? — обратила к ней умоляющий взор Екатерина Павловна и от полноты чувств даже коснулась руки собеседницы, ведь, по правде говоря, лучшего повода для новых встреч и не придумаешь.
— Начать можно легких в уходе сортов, — ответила графиня, польщенная столь искренним восторгом перед ее ботаническими достижениями. — Вот, например, «Cymbidium». У него короткий период покоя зимой. Или «Coelogyne crista» и «Odontoyglossum grande». Они обычно тоже хорошо удаются молодым цветоводам.
— Я буду стараться! — пылко заверила ее княгиня. — Орхидеи — моя давняя, но неосуществленная мечта!
Благожелательность Фредерики-Доротеи распространилась так далеко, что она подарила гостье для начала ее коллекции один из трех своих «Cymbidium», хотя орхидеи — цветы совсем недешевые, ибо на выращивание каждого куста уходит около пяти лет.
Прижимая к боку горшочек с желтыми лепестками на толстой зеленой ножке, радостная Екатерина Павловна вихрем взлетела вверх по лестнице на галерею.
Тому, кто пятый месяц жил и развивался в ее чреве, столь резкие движения не понравились. Он напомнил о своем существовании и отозвался на них внезапным поворотом. От острой мгновенной боли лицо красавицы побелело. Едва не выпустив горшочек из рук, княгиня Багратион прислонилась к стене.
Встревоженный генерал от инфантерии поспешил к супруге. Взяв себя в руки, она улыбнулась ему и сказала, что, кажется, подвернула ногу на высокой ступеньке.
Глава пятая. На водах
Князь Багратион ехал из Вены на юг, в город Баден.
Во время военных походов Петр Иванович побывал в разных странах и повидал множество европейских городков, население которых не превышало семи-восьми тысяч человек. Обычно они имели одну главную улицу, вымощенную камнем и ведущую к площади с ратушей и церковью. Дома на ней стояли небольшие, простой архитектуры, одно — и двухэтажные, с красно-коричневыми черепичными крышами и длинными дымовыми трубами на них. За домами располагались сады и огороды.
Когда в такой город входили войска, его сонная, замедленная жизнь словно бы взрывалась. По мостовой начинали разгуливать толпы мужчин в одинаковой одежде, разъезжать конные патрули с саблями, стучать колесами обозные фуры и артиллерийские запряжки. Это сильно пугало обывателей. Они закрывали окна ставнями не только ночью, но и днем, запирали ворота и старались не выходить на улицы, особенно — женщины. Часто их опасения бывали не напрасны.
Вот и сейчас воображение рисовало ему картину среднеевропейского захолустья, удручающую своим однообразием и скукой. Конечно, днем можно проводить время в водной лечебнице. Но что делать вечером? Посещение трактиров и ресторанов его не привлекало, хотя там под влиянием винных паров легко завязывались знакомства и начинались беседы. А он знал примерно полтысячи немецких слов, причем из военного лексикона.
Князь мог все объяснить про атаку на фланг неприятеля, но описать закат солнца — нет. Герр Хюбнер немало потрудился над его произношением, объясняя правила грамматики. Однако слишком мало для изучения языка — год в военном училище. По молодости лет князь не думал об этом. Зато потом, бывая в разных странах, он вспоминал детское свое времяпрепровождение в Кизляре как потерянное. Но кто тогда мог бы предсказать бедному грузинскому дворянину столь блестящую будущность? Кто разгадал бы его выдающиеся способности к военному делу?
Генералу от инфантерии следовало пока забыть о принадлежности к Российской императорской армии. Они с Древичем, спрятав мундиры в сундук, переоделись в батистовые рубахи с белыми шейными платками, шелковые цветные жилеты и суконные фраки. Вместо форменных треуголок взяли с собой черные фетровые цилиндры. Следуя общеевропейской моде, Багратион надеялся стать незаметным среди людей, отдыхающих на водах.
Это оказалось нетрудно. В начале XIX века Баден уже слыл международным курортом. На летний сезон, длившийся с мая по октябрь, сюда приезжали страждущие из ближайших стран: Франции, Швейцарии, Италии, Бельгии. В июне обычно прибывала многочисленная семья императора Франца Первого с придворными, и светская жизнь в городке становилась очень насыщенной: постоянные концерты, балы, приемы, выставки.
