Том Холланд - Том Холланд
Но при всем этом способности его к мести еще не были исчерпаны до конца. Как с гордостью указывал Сулла в своем письме Сенату, всего за три года он отвоевал все отторгнутые Митридатом территории. Греция и Азия вновь признали первенство Рима. Так, во всяком случае, излагал дело Сулла. На самом деле он более не являлся представителем Республики. Оставленное им в Риме правительство пало. Сам Сулла был приговорен к смерти in absentia, собственность его разграблена, семья вынуждена бежать. На всем разгромленном востоке не было и одного человека, который мог усомниться в реакции Суллы на подобные оскорбления. Укротив Грецию, он был готов вернуться домой. По-прежнему веря в свою удачу и покровительство Венеры, Сулла приготовился посадить свое войско на корабли и обратить отмщение против родного города.
Риму вновь оставалось только дожидаться его возвращения и трепетать.
Глава 4
Возвращение коренного римлянина
Sulla redux — Сулла вернувшийся
Шестого июля 83 г. до Р.Х. в самое большое и самое священное здание Рима ударила молния. Древний храм Юпитера высился на вершине Капитолийского холма. Там, под крытым золотом потолком, среди трофейных изваяний и статуй находилось святилище хранителя Рима. Некогда, во времена царей, рывшие ямы для фундамента храма работники нашли в земле человеческую голову. Призванные для истолкования чуда авгуры объяснили, что оно предвещает Риму будущность главы мира. Кто же мог усомниться тогда в том, что именно Юпитер возвел Республику к величию? Нечего удивляться тому, что Сенат каждый год проводил свое первое собрание в святилище. Там римская власть приобщалась к божественному.
Но теперь Юпитер решил уничтожить свой храм молнией. Знак не сулил ничего хорошего. Чтобы понять это, не нужно было обращаться к Книгам Сивиллы, — что было само по себе неплохо, ибо они посреди общего пламени также возносились к небесам. Но какова была причина божьего гнева? На глазах собравшейся посмотреть на несчастье толпы пламя метало искры, а дым тянулся через Форум. Здесь располагалось сердце Рима, начинаясь от Капитолия, холма Богов, и кончаясь на Палатине, холме власти. Форум наряду с Цирком представлял собой открытое пространство внутри городских стен, где римские граждане могли беспрепятственно общаться. В недавние времена Форум сделался более помпезным, его очистили от рыночных торговцев, которых заменили на лавки роскоши, — и все же он, как ничто иное в городе, символизировал единство римского народа. Так было во все времена. Некогда находившееся на месте Форма болото осушили, чтобы создать место встречи для ссорящихся между собой обитателей соседних холмов. В таковом качестве Форум представлял собой то самое место, на котором римляне научились улаживать свои дела, как подобает гражданам. Подобно самому городу, Форум представлял собой нагромождение несозвучных между собой монументов, равным образом исторический музей Республики и ось повседневной жизни города. Юристы излагали там свои дела, банкиры взимали ссуды, девственные весталки хранили огонь своей богини… туда приходил всякий — чтобы поговорить, чтобы его заметили. В то же время на Форуме властвовала политика. Толпа, собравшаяся понаблюдать за гибелью храма Юпитера, более привыкла собираться у подножия Капитолия. Там находился Комиций (Comitium), где граждане собирались, чтобы послушать ораторов, обращавшихся к ним с Ростры (Rostra), изогнутого помоста для выступления, сделанного из носовой части давным-давно захваченного корабля. К Комицию примыкала Курия, в которой происходили собрания Сената, а чуть к югу от него размещался храм Кастора и Поллукса, перед которым трибуны собирали народ для обсуждения законов и голосования по ним. Вдоль этой оси сооружений и открытых пространств простирался великий театр политической жизни Римской Республики, наиболее яркое воплощение свобод и ценностей его граждан. Еще более зловещим казалось то, что бушевавший над Капитолием огонь окрашивал расположенный внизу Форум багрянцем: алым цветом Марса, бога войны и кровопролития.
Впоследствии Сулла говорил, что Беллона, женский эквивалент Марса, заранее предупреждала его о катастрофе. Вскоре после высадки в Италии один из его слуг впал в пророческий транс, открывший, что если победа не придет к Сулле немедленно, то Капитолий будет разрушен огнем. Суеверная природа Суллы не мешала ему быть мастером пропаганды, и история эта, вне сомнения, старательно повторяемая, самым удобным образом послужила для очернения дела его соперников. Конечно же, она напоминала публике о том, что Сулла, прежде чем отправляться в Грецию, отвел консула Цинну на Капитолий и заставил его поклясться в том, что он не причинит вреда Сулле во время его отсутствия. Цинна почти немедленно отрекся от своей клятвы. Вне сомнения, Сулла воспринял пожар на Капитолии как данный богом знак. Отныне, планируя свои репрессалии, он мог указать, что боги также требуют отмщения.
На самом деле отречение Цинны от своих слов было во многом таким же актом самозащиты, как и измены. В том жестоком политическом климате, который оставил после себя Сулла, простое соперничество выродилось в открытые и яростные столкновения. Разногласия по поводу всеобщей страшилки — предоставления италикам права голоса, — выродились в открытое военное столкновение между двумя консулами 87 года. Цинна, изгнанный из Рима Октавием, коллегой по консульству, немедленно стал искать способ возвращения. Первым предпринятым им шагом стало привлечение, с помощью понятных для толпы средств, легиона, по-прежнему стоявшего возле Нолы. В результате второй раз, едва ли более чем за год, он снял осаду и выступил на Рим. Однако Цинну привлекали другие союзники. Самый опасный из них принес с собой не легион, а обаяние имени. Гай Марий вернулся после долгих месяцев африканского изгнания, проведенных среди мрачных руин Карфагена.
Собрав по пути через Италию личное войско из рабов, он соединился с Цинной, а потом повернул на Рим. Город пал мгновенно. Обезумевший от горечи и ярости Марий устроил жестокую чистку среди своих врагов. Отказавшийся бежать Октавий был изрублен прямо в консульском кресле, а голову его доставили Цинне, который триумфально продемонстрировал ее с Ростры. Прочие противники Мария или бежали, или были уничтожены с особенной жестокостью. Ну а пока шайки рабов шныряли по городу, приведшего их старика, наконец, в соответствии с давним предсказанием избрали в консулы седьмой раз. Однако, едва вступив в должность, Марий запил и стал видеть кошмары. По прошествии двух недель его не стало.
Смерть его оставила Цинну единственным и неоспоримым вождем режима. С достойным сильного человека пренебрежением к условностям он три года подряд занимал консульский пост, готовясь к возвращению Суллы. Когда в 84 г. Сулла грозил вторжением в Италию, Цинна решил предупредить его и перенести сражение в Грецию. Однако на сей раз армейская риторика подвела консула. Солдаты его взбунтовались, и в ходе разразившихся волнений Цинна был убит. Большинство римлян, опасавшихся прибытия закаленных войной легионов Суллы, успели поверить в то, что после смерти Цинны возникает последний шанс для наступления мира. Сулла, однако, презрительно отверг все мирные предложения, сделанные нейтральной партией Сената, и отказался даже думать о примирении. Несмотря на гибель Цинны, сторонники Мария держали власть железной хваткой, и обе стороны готовились к войне не на жизнь, а насмерть. Кровная вражда перешла от Мария к его сыну, знаменитому своей внешностью «плейбою», образ жизни которого ничем не уменьшил сыновней ненависти к величайшему врагу отца. И пока пылал храм Юпитера на Капитолии, младший Марий поспешил туда, чтобы вынести не изваяние бога, не пророчества Сивиллы, а храмовые сокровища, которые позволяли ему оплатить больше легионов. Через несколько месяцев его избрали в консулы 82 года. Марию было тогда всего двадцать шесть лет.
Но к этому времени столь благородное презрение к конституции успело сделаться общей нормой. Сенаторы, честолюбию которых много лет преграждал путь Цинна и его марионетки, могли только молча раздуваться от гнева при виде столь молодого человека, прохаживающегося вдоль Форума в окружении телохранителей-ликторов. И все же при всей несомненной непопулярности марианцев, альтернатива не вселяла особого оптимизма. Зловещая слава, память о совершенных им злодеяниях не разлучались с Суллой. Возвращение его не вызвало ликования. Высказанное им намерение восстановить Республику воспринималось в лучшем случае с подозрением. Армии перекрывали ведущие к Риму дороги и не обнаруживали признаков уменьшения численности.
И все же высшие слои Рима воспринимали теперь Суллу в своей среде не как парию — так было во время его первого марша на Рим в 88 году, когда его сопровождал только один офицер. Через пять лет свита его уже «кишела» знатью. У многих из этих людей были личные счеты с марианцами. Выдающееся место среди них занимал представитель одного из самых знатных семейств Рима, Марк Лициний Красс, отец которого возглавлял оппозицию Марию и был казнен за это. В начавшейся чистке погиб и брат Красса; поместья семьи в Италии были захвачены. А владения эти наверняка были обширными: отец Красса сочетал блестящую политическую карьеру с абсолютно не подобающим сенатору интересом к импортно-экспортной торговле. Семейство это не случайно получило прозвище «Богатые». Красе должен был унаследовать от отца понимание того, что богатство является самым надежным основанием для власти. Впоследствии скандальную известность получило его утверждение, гласившее, что человек не может заработать достаточное количество денег, если не имеет средств на содержание собственной армии.[64] Суждение это было основано на полученном в юности опыте. Спасаясь от истребивших его семью убийц, юный Красе был вынужден совершить путешествие в Испанию, из которой отец его, пребывая на посту наместника, извлек невероятный доход. Даже укрывшийся на дальнем берегу изгнанник смог вести там подобающий его положению образ жизни, причем местные жители снабжали его провиантом и достигшими зрелости девицами-рабынями. По прошествии нескольких месяцев столь «аскетического» существования известие о смерти Цинны заставило Красса предъявить свои права на отцовское наследство в полном масштабе. Являясь частным лицом, он предпринял доселе неслыханный шаг и собрал собственное войско — внушительный по тем временам отряд примерно в две с половиной тысячи человек. Далее Красе повел свою рать вокруг Средиземного моря, заключая союзы с другими настроенными против Мария силами, после чего под парусами переплыл в Грецию, где вступил в союз с Суллой, который вполне естественно приветствовал нового союзника с распростертыми объятьями.
