Николай Костомаров - Кудеяр
Прошел еще год после второго челобитья. Ответа не было. Мысль о побеге неотвязно стала тесниться в голову Кудеяра. Он решился наконец исполнить свое намерение, как только представится удобный случай. К этому его располагало и то, что губернатор, вероятно, понявши, что в Москве не дорожат этим невольником и не думают освобождать его, переменил свое обращение с Кудеяром, держал его наравне с дру-гими рабами; и однажды, находясь в злобном расположении духа, дал Кудеяру собственноручно несколько ударов ни за что ни про что. Губернатору показалось, что Кудеяр в его присутствии держит себя слишком смело и без боязни.
Вдруг, когда Кудеяр, по обыкновению, исполнял на дворе какую-то работу, двое сипаев подозвали его и наложили кандалы с цепью.
Кудеяр не мог выговорить ни слова от изумления. Три года он ходил без цепей. Что же он сделал теперь? Или губернатор — колдун: может узнавать людей, что у человека шевелится в мозгу? Или он в самом деле смекнул, что Кудеяр поддается мысли о побеге.
Сипаи, заковавшие Кудеяра, приказали ему продолжать свое дело. Губернатора не было дома. Кудеяр продолжает работать и видит: губернатор въезжает на двор с другим каким-то господином, богато одетым. Вслед за тем в доме пошла суетня, беготня…
Кудеяр спросил: что это значит?
— Новый паша приехал, — отвечали ему. — Старый немедленно собирается в Стамбул.
«Так вот что, — думает Кудеяр, — он велел меня заковать, чтобы сдать новому… значит, меня опять поведут в верхнюю крепость. Ах я дурак, дурак! Зачем я не убежал? Ну, пусть только оставят здесь ночевать! Я уйду, цепи эти порвать не штука».
В доме суетятся, укладываются в дорогу. Ходит Кудеяр, как шальной, побрякивает цепью; звали его обедать; ему еда на ум нейдет. Вечером, на закате солнца, четверо сипаев взяли его и повели со двора.
Привели Кудеяра в верхнюю крепость, прямо в ту тюрьму, откуда три года тому назад его вывел губернатор, но уже его не посадили в застенок, а сковали с толпою невольников в общей тюрьме. Только в уважение к его силе на нош наложили ему те кандалы, которые были на нем в застенке и с которыми всякий другой не мог бы двигаться с места.
Товарищи все новые… Кудеяр произнес горькое восклицание, и вдруг ему откликнулось несколько голосов: оказалось, тут были его земляки, украинские казаки, даже знакомые. Кудеяр узнал от них много нового и печального. Он узнал, что Вишневецкий, покинувши Московское государство, воротился в свою Украину и с казаками пошел в Молдавию; молдаване сами позвали его на господарство, а потом изменили и подвели турок. Вишневецкий с казаками был взят в плен и отвезен в Царьград. Турский царь приказал привести его перед себя, а Вишневецкий, стоя перед турским царем, обругал Мугаммеда; за это турский царь велел повесить его за ребро на крюк, и висел Вишневецкий, батько казацкий, три дня на крюке, пел псалмы, ругал мусульманскую веру, восхвалял Христа и окончил живот свой святым мучеником. Бывшие с ним атаманы и казаки разосланы в неволю. Жаль было Кудеяру батька Вишневецкого, а пуще всего жаль ему было, что батько умер, не простивши его. «Может быть, — подумал тогда Кудеяр, — оттого и беда меня постигла, что проклятие батька легло на меня!» И в первый раз пожалел Кудеяр, что убил ребенка своей Насти.
Утром погнали невольников на работу, вечером опять загнали в тюрьму. Так прошло около месяца. Один раз, когда невольники работали на стенах крепости, подошел к ним армянин, торговец невольниками, большой знаток достоинств человеческого тела, как мужского, так и женского. При его многолетней опытности он сразу узнавал и определял, куда и насколько годился всякий живой товар. От его зоркого ока не скрылась телесная сила Кудеяра. Купец рассчитал, что если приобресть такой образчик силы, то, наткнувшись на охотника, его можно продать с большим барышом. Купец стал торговать Кудеяра у беглербега. Собственно, беглербег не имел права продавать казенных невольников, но этот беглербег был падок на деньги, и притом не боялся, чтобы злоупотребление открылось, — он согласился.
Вечером, по окончании работ, когда невольников уводили в тюрьму, Кудеяра отцепили от прочих, перековали в кандалы, принадлежащие купцу, и купец повел его в свой двор, в сопровождении сипаев. Двор этого купца был окружен внутри с трех сторон каменными амбарами, с небольшими окнами наверху; эти амбары назначались для помещения невольников, которые беспрестанно то прибывали, то убывали, редко проживая более недели. Невольники приковывались к стенам, но довольно просторно, так, что могли удобно спать на грязных кожаных тюфяках. На пищу купец не скупился; как благоразумный и расчетливый торговец, он понимал, что не следует давать товару захудать, потому что тогда придется спустить цену. Купец почти ежедневно ходил на рынок скупать невольников из первых рук, но сам не выводил их туда на продажу; его знали не только в Кафе, но и во всем Крыму; даже в далеких землях он не был безызвестен. У него товар был отличный, оттого и цена была высокая. Мужчины, женщины и дети — все помещались у него вместе; в невольничьем быту приличий не соблюдается.
Беспрестанно приходили в амбар посетители; купец умел завлечь покупателя красноречивым описанием достоинств своего товара, выставлял свою опытность и честность и сбывал товар удачно. Ему помогало то, что он объяснялся на разных языках. Но Кудеяру пришлось посидеть несколько недель. Хозяин ломил за него такую цену, что не находилось охотников купить его. Наконец, явился к нему один из богатейших крымских мурз и стал спрашивать: «Нет ли какого-нибудь силача?» Надобно знать, что у крымских вельмож было в обычае щеголять силачами при своих дворах и держать их для борьбы, которая составляла одно из тогдашних развлечений. Купец показал ему Кудеяра, расхвалил до небес его телесные достоинства и присовокупил, что он очень кроток, тих и послушен.
— Знает он по-татарски? — спросил мурза.
— Знает, знает, — сказал купец.
— Немного, — сказал Кудеяр.
Купец бросил на Кудеяра свирепый взгляд, но покупатель сказал:
— Это еще лучше, лишь бы знал настолько, что мог бы делать то, что ему прикажут. Я нарочно подбираю себе невольников из разного народа, чтобы не очень беседовали между собою.
Кудеяру пришла мысль представиться почти ничего не понимающим по-татарски. «Меня, — думал он, — стеречь не станут, рассудят, что я, не зная языка, не посмею убежать, и рассчитают, что если убегу, то меня сейчас поймают, оттого что видно будет беглого невольника-чужеземца».
Мурза отсчитал купцу горсть золотых монет. Кудеяра отцепили, заковали особо и сдали с рук на руки новому господину.
Мурза в тот же день отправился из Кафы в свое имение на собственных лошадях, в большой арбе, в которой было удобно лежать троим. Кроме невольника-кучера, у него был еще невольник персиянин и наш Кудеяр, сидевший рядом с кучером в оковах.
Когда арбе приходилось спускаться с горы, Кудеяр слез, побрякивая своими цепями; хозяин быстро приподнялся: ему мелькнула мысль, не думает ли невольник убежать, — но Кудеяр схватил за колесо арбу и закричал кучеру: «гайда», а сам сдерживал тяжелую арбу одною рукою, под гору.
Хозяин вытаращил глаза от изумления: «Понимаю, — сказал он сам себе, — отчего купец дорого взял за него». Но тут же хозяин подумал: «А что, если он при такой силе разорвет свои цепи да убежит? Не заковать ли его покрепче, приехавши домой; но тогда что? Он исхудает, потеряет силу… на что он будет годен. Нет, лучше я буду с ним ласков; он полюбит меня, я ему пообещаю свободу за верную службу. Эдак будет лучше».
Мурза стал объяснять Кудеяру, с расстановкой, добавляя свою речь знаками для большей вразумительности, что он через несколько лет отпустит его за верность, а если невольник вздумает бежать, то ему будет смерть; для выражения последней угрозы мурза с суровым взглядом провел Кудеяру пальцем по шее.
Кудеяр поклонился в землю и объяснил знаками, что понимает, но прикинулся, что не может сказать правильно ни одного слова по-татарски.
— А приедем домой, я тебя раскую, — сказал хозяин.
На ночь приехал мурза в поместье своего друга, такого же мурзы, и первым делом было похвастать покупкою. Кудеяра заставили поднять большой камень и бросить вдаль, а потом разломать подкову надвое. Хозяин был в восхищении.
На другой день оба мурзы выехали из поместья, где ночевали. В одну арбу они сели сами, а править лошадьми велели Кудеяру. В другую арбу услали своих невольников.
— Он ничего не понимает, — сказал хозяин Кудеяра, — при нем все можно говорить.
Кудеяр догадался, что у мурз есть какие-то секреты, которые они боялись открывать при людях, знающих татарский язык. Кудеяр тронул лошадей, они пошли живее.
— Каков молодец! — сказал хозяин Кудеяра. — Я его сделаю кучером, и у хана не будет такого кучера.
