Юрий Торубаров - Далекий след императора
— Луки к бою! — крикнул Камбила, видя бездействие предводителя. — Гоните лошадей в лес, — командовал он.
Погонщики, получив чёткую команду, стали поспешно разворачивать коней.
В это время они увидели, как на них скачет отряд всадников. Камбила встал на колено и вскинул лук. Первый из неизвестных воинов, взмахнув руками, повалился на землю. Затем упало ещё несколько человек. Но это не остановило нападавших. Завязалась рубка. На Камбила, его приняли за предводителя, — сразу навалилось несколько человек, ослабив свой натиск. Конрад, воспользовавшись этой обстановкой, бросился наутёк к лесу. Что было бы с Камбилом, трудно сказать, если бы не его оруженосец. Зная, кому он обязан своей жизнью, подхватив чей-то оброненный меч, он тигром бросился на нападавших в защиту своего спасителя. Внезапное его нападение ошарашило врага. Они вынуждены были бросить Камбилу и защищать свои жизни. Вдвоём они быстро разделались с врагами. Но увидев, что им на подмогу скачут ещё воины, они решили больше не рисковать и, посмотрев друг на друга, со всех ног бросились за своими в лес. Они мчались по лесу, уходя от преследователей, пока кони не стати выбиваться из сил. Благо и нападавшие перестали их преследовать. Конрад, пришедший в себя, дал команду к остановке. Послав людей в разные стороны на разведку, остальным приказа! готовить обед. Проткнув ножом дымящийся кусок оленятины, он, нюхая и рассматривая его со всех сторон, проговорил:
— А ловко я увёл вас от врага!
Камбила и оруженосец переглянулись. Конрад и вида не подал, что заметил их взгляды. Камбила решил немного съязвить.
— Вы так быстро уходили, чуть меня не забыли. Если бы не мой оруженосец... — он выразительно посмотрел на Конрада.
От его взгляда рыцарь чуть не подавился и долго откашливался. Когда тот отдышался, Камбила весьма демонстративно спросил у оруженосца:
— Как тэбя звать?
Говорил он по-русски, тем самым подчёркивая большую заслугу пленника, его смелый поступок и освоение языка.
— Егор, — ответил пленник.
— Вот тэбэ моя рук... будэм... э... друзя.
Конрад понял, что этим Камбила поставил его вровень со собой. Отдав должное рыцарю, он правильно оценил его поступок.
— Да... как тебя звать?
— Егор, — ответил за него Камбила.
— Так вот, Егор, ты показал свою преданность. А я думал, ты уйдёшь с ними.
Услышав это, Камбила не всё понял и переспросил у рыцаря, что тот сказал. Он пояснил ему по-немецки.
— Это были русские? — спросил Камбила.
Тот кивнул. Конрад не ошибся. Витовтович командовал русскими.
— Вот видишь, каким порядочным человеком оказался Егор, — заметил Камбила и спросил: — Но как они здесь оказались? Ведь ты сказал, что мы почти дома.
— Я сам об этом думаю, — ответил Конрад.
Если бы воины Конрада взяли «языка» из людей Витовтовича, тогда бы они узнали, что их родичи-тевтонцы пошей на Изборск. Жители города, узнав об опасности, послали гонца в Псков «со многою тугою и печалию».
Олгерд, узнав, с какой силой те подступили к городу, идти на Изборск против немецкой силы отказался, заявив послам, чтобы «сидели в городе и не сдавались. А они вам ничего не сделают, если у вас не будет крамолы. А если идти нам на их великую силу, то сколько придётся положить воинов? А какая будет от этого польза?».
Олгерд оказался прав. Немцы вдруг прекратили осаду и ушли к себе. Это событие поразило псковичан, и они стали уговаривать Олгерда креститься и сесть у них на княжение. На что тот ответил:
— Я уже крещён, я христианин, в другой раз креститься не хочу и садиться у вас на княжение не хочу. Если хотите, — добавил он, увидев, как опечалились псковичане, — я могу оставить сына Андрея.
— Только пусть крестится, — в один голос заявили они.
Олгерд дал согласие кивком головы. Вот иногда как добиваются славы и победы.
Глава 13
Трудно сказать, что заставило новгородцев напасть на Московию. Их не напугали провальные походы литовцев на Можайск, немцев — на Изборск, когда те сделали попытку поживиться за счёт некогда грозных соседей. Вероятнее всею, как и те, думали, что уход Калиты ослабил Московию. И вот новгородские молодцы, сбившись в солидную дружину, захватили Устюжну, пограбили, пожгли жителей и двинулись на Белозерск. Захватили и его.
С колокольным звоном встречала Москва своего нового великого князя Симеона Иоанновича. Густо гудел тверской колокол со Спаса, выделяясь своей мощью, и как бы напоминая о былом величии Московии, когда она безраздельно повелевала княжествами. Лишая своего недавнего врага силы и показывая соседям своё величие и превосходство, повелел Иван Калита снять в Твери главный колокол и перевезти в столицу. Кто мог противиться Калите после такой его выходки? Да никто! Силён и велик был князь.
И вот новый великий князь, Симеон Иоаннович, объявился. Толпы народа замерли. Но он не замечает их. Прямо с коня — и в Архангельский собор. Здесь, у стены, стоит усыпальница некогда великого князя всея Руси Иоанна Данииловича, по прозванию Калита.
Симеон Иоаннович упал перед ним на колени, положив голову на крышку гроба. Долго что-то шептали его губы. Он не оглянулся, когда кто-то рядом опустился на колени. Когда поднялся, увидел перед собой Анастасию, свою полюбившуюся жену. Она видит, как блестят его глаза, и чувствует, как сын жалеет безвременно ушедшего отца. Её горестное лицо лучше всяких слов выражает скорбь и глубокое сочувствие. Он прижат её к себе, и они тихо вывши из церкви.
А дома... Дома в бурном восторге встречают его сыновья. Правой рукой он подхватывает старшенького, Василия. Иногда он зовёт его в шутку Гедимином. И не ошибся. У него резко выделяются Гедиминовы черты: широкий лоб, острый нос, твёрдый взгляд. Все, кто видел великого литовского князя, узнавали в Василии черты деда. Другой его дед посмеивался бывало над малышом, говаривая:
— Быть тебе, Васька, великим князем Руси и Литовии.
А о чём думал литовский дед? Жаль, что мать-история не услышала думы этого великого человека. Левой рукой держит крошку Константина. И как счастлив отец! А вместе с ним и Анастасия.
Вечером, в этот же день, вернувшегося великого князя посетил митрополит Феогност. Они долго о чём-то беседовал. Уходя, митрополит сказал:
— Итак, завтра, в Успенье я озвучу волю Бога нашего Иисуса Христа и благословлю тебя на княжение.
Князь в благодарность низко склонил голову.
И вот, рассекая орущую от счастья толпу, появился великий князь.
— Каков молодец! — восхищались многие.
Он высок, строен, удлинённое лицо выглядит строгим. Подбородок, украшенный аккуратно постриженной бородкой, приподнят, отчего его вид казался гордым. Но от этого он не терял своей привлекательности. Брови по-девичьи дугой. Щёки тщательно выбриты.
— Гордый! — толкает боярин соседа и показывает на торжественно идущего к церкви князя.
Он одет по старинке. На нём синее корзно с красным подбоем. Оно застёгнуто на плече красной запоной с золотым отводом. Под ним — тёмный аксамитовый кафтан. Из-под него виден золотой пояс с четырьмя концами. Золота вообще много: воротники, рукава, подол и края кафтана наведены золотом. На ногах — красные востроносые сапоги. На голове — шапка с красными наушниками и зеленоватым подбоем с горностаевой опушкой. Его одежда удовлетворяет народ.
— По стопам отцовым пойдёт! — заключают они, испуская радостные вздохи.
За ним идут князья: тверской Александр Михайлович, ярославский Василий Давыдович, князь Андрей Фёдорович Пожарский, рязанский Иван Иванович Коротопол, муромский Василий, холмский Всеволод, суздальский Константин Васильевич, Ярослав пронский... воеводы, бояре, купцы, ремесленники... С Пожарским многие милостиво раскланивались, а когда отворачивались, то и плюнуть могли:
— Тоже, полководец сыскался!
А зависть так и лезет из их глаз. А всё та, бескровная победа, даёт о себе знать.
В Успенском соборе Симеона Иоанновича ждал митрополит всея Руси Феогност. Он уже не молод. Седая борода закрывает грудь. Но глаза горят живым огнём. Голос его крепок. Правда, иногда вдруг перехватывает горло. На сей раз слышится его возбуждённый голос.
— Отче наш, иже еси на небесех! Да святится...
Великий князь стоит с опущенной головой, временами осеняя себя крестом.
Но вот молебствие закончено. По случаю начала своего княжения Симеон Иоаннович выставил для народа питие в бочках и еду на длинных столах. Ими заставлена вся кремлёвская площадь. Чтобы не было толкотни и давки, следят княжеские дружинники. Иногда особенно нетерпеливых могут и дубинкой охладить.
А князья, многие бояре, купцы да ремесленники, среди которых колокольных дел мастер Борисенко, золотых — Парамша, иконных — Дионисий, собрались в большой княжеской светлице. Его отец, Калита, был прижимист на это дело, не баловал свою опору. Сын тут вроде не в отца. Хорошо это или плохо? Для кого как. Боярин Василий Кочева, одобрявший Калигу в этих делах, был не очень доволен:
