Николай Энгельгардт - Павел I. Окровавленный трон
Многое другое, необыкновенное и ужасное, сообщали княжне при вечернем раздевании, шепотом оглядываясь, умоляя не погубить, девушки.
Злой омут затягивал княжну, дышал мраком и ужасом, и спасенья от него не было.
Да, три дома на Невской набережной, соединенные тайными ходами, дверями и лазейками, составляли западню, куда, однако, Павел Петрович доверчиво приезжал почти ежедневно privatomente!
Здесь обитали Парки, выпрядавшие нить его жизни, во власти которых было прервать ее в роковой миг! Эти Парки были юны и прелестны, и одной из них, сама того не зная, являлась княжна Анна, такая же жертва, игрушка в руках коварных интриганов В этих трех соединенных в один домах шла тайная работа, выковывалась огромная сеть, отдельные нити которой протягивались по всей Европе и соединялись в Лондоне. Люди, тайно и явно посещавшие дом князя Лопухина, вели огромную игру, от исхода которой зависели судьбы всей Европы. Постоянно являлись сюда посланцы из европейских столиц, и сам великий банкир Европы рабби Меер Амшель присылал сюда своих поверенных. Иезуиты, масоны якобинцы, в карманах которых звенело английское золото, агенты Наполеона Бонапарта, куртизанки, мальтийские рыцари, евреи-кабалисты и всевозможные всех наций иностранцы появлялись здесь таинственно и незаметно опять исчезали. В разных углах постоянно о чем-то шептались, сговаривались, и все это создавало самую удушливую нравственную атмосферу.
XIII. Гром побед
Весной 1799 г. открылись военные действия. Собственной причины к войне с французами, по-видимому, Россия не имела. Она вступилась за угнетенную Европу, и порабощенную Бонапартом Италию за трон короля сардинского, который скитался изгнанником и молил о помощи императора Павла. Ко двору короля сардинского был аккредитован князь Адам Чарторыйский, выехавший, по высочайшему повелению, отыскивать изгнанника… Император российский, соединясь с Австрией, поднял оружие против республики Французской. Суворов, семидесятилетний старец, послан был исполнителем бескорыстия императора Павла, но после блестящих побед своих в северной Италии столкнулся с своекорыстными видами венского двора. После перехода через Адду 18 апреля Суворов торжественно вступил в Милан. Военные реляции возбудили вдохновение маститого певца Державина и он прославил подвиги фельдмаршала в оде «На победы в Италии» Он назвал Суворова «вождем бурь полночного народа», «девятым валом», «мечом Павла», «щитом царей Европы». Но Италия явилась для Суворова, по его словам, «пургаторием», средним местом между адом, куда толкали его австрийцы, и раем, куда влекло полководца гениальное прозрение. Ад был Швейцария; рай — Франция. «Меч Павла», «вождь бурь полночного народа», «девятый вал» европейского моря, возмущенного до дна великой французской революцией, Суворов принужден был исполнять близорукие предписания австрийского императора, вести мелочную борьбу с австрийским министром бароном Тугутом, терпеть каверзы венского гофкригсрата, выслушивать венских стратегов вроде Вейротера, всяких «проекторов», «элоквентов» и «пустобаев», на основании ученых выкладок науки стратегии в венских кабинетах строивших хитроумные диспозиции, желавших навязать их русскому полководцу и умертвить его гений. Единственный противник Наполеона Бонапарта, гений ему равновеликий, способный положить предел блистательному поприщу первого консула, был семидесятилетний старик, истерзанный огорчениями, утомленный тяжкой борьбой против козней и происков. Суворов исторг из рук французов и занял большую часть крепостей северной Италии, но считал необходимым остаться здесь еще два месяца, дабы упрочить свои завоевания. Он предвидел, что без этого австрийцы не удержат их за собой. Австрийский император предписывал Суворову немедленно идти в Швейцарию. Суворов просил о снабжении русской армии необходимыми запасами, орудиями, лошадьми. Австрийское правительство оставляло его заявления без внимания. Коварные и близорукие союзники считали, что каштан уже вытащен руками глупых русских варваров из полымя и теперь они не нужны, они даже опасны. Вена не понимала, что ей не удержать голыми руками горячий каштан. И посылала в Альпы утомленную, обносившуюся, лишенную запасов русскую армию на гибель. Старик Суворов сделал, что нужно для Вены, — казалось интригану барону Тугуту. Старик Суворов может стать опасен при дальнейших победах. Пусть его побродит в альпийских ущельях. И эрцгерцог Карл выступил из Швейцарии и оставил там Римского-Корсакова с одними русскими войсками. Суворову не оставалось выбора. Но он медлил и писал жалобы Павлу, графу Ростопчину, русскому послу при венском дворе графу Андрею Кирилловичу Разумовскому. «Бога ради, — молил он последнего, — выведите меня из пургатория. Ничто не мило. Стыдно мне бы было, чтоб остатки Италии в сию кампанию не опорожнить от французов. Потом и театр во Франции не был бы тяжел. Мы бы там нашли великую часть к нам благосклонных». «Опорожнить Италию от французов: дать мне полную волю!» «Чтобы мне отнюдь не мешали гофкригсрат и гадкие проекторы». «Иначе: мне здесь дела нет! Домой, домой, домой!»
Но и в Вене, и в Петербурге отнюдь не желали как дать Суворову «полную волю», так и отпустить его «домой». Жалобы Суворова на коварство, пакости и глупости венского двора не могли не действовать на государя. Несогласия союзников разгорались. Французские эмигранты вели свои подкопы, хотя перемена Павлом фаворитки и удаление от двора Нелидовой лишили их главной опоры. Людовик XVIII пребывал в Митаве. Принц Конде в звании великого русского приора мальтийского ордена получил чрезвычайное значение. Но именно мальтийский орден, это орудие воздействия на императора, таил в себе гибельные для замыслов эмигрантов свойства. У Павла все сводилось к Мальте. Дайте ему Мальту в руки, и он успокоен. И кто сулил ему Мальту — становился его другом. Мальта! Мальта! Этот остров заслонил в глазах императора весь свет.
Но Мальта была в руках Наполеона Бонапарта, который теперь через иезуита аббата Губера, через коварного нунция Литту и прельщенного им Шуазеля сулил Мальту императору Павлу, если он отзовет Суворова из Италии. Нить этой интриги держал в руках виконт Август Талейран-Перигор, пребывавший в Вене и ведший здесь самый беспечный образ жизни. Успех этой интриги, однако, мог бы исполнить единственное желание Суворова — возвратить его с истомленными победоносными русскими войсками домой и тем избавить от дальнейших состязаний с коварной фортуной. Но венский двор пустил в дело традиционное орудие достижения своих планов. Tu, felix Austria, nube!..
Весной, при открытии Итальянской кампании в армию к Суворову отправился по приказанию государя великий князь Константин Павлович. Российскому императору угодно было, чтобы юный двадцатилетний великий князь участвовал в предстоящих военных действиях в Италии под руководством Суворова. Он и оставался при авангарде князя Багратиона до конца кампании. Поехал же великий князь в армию под именем графа Романова. Но по пути граф Романов заехал в Вену, где был принят с необычайным восторгом. Дело в том, что во время этого заезда был утвержден акт бракосочетания великой княжны Александры Павловны с эрцгерцогом Иосифом, Палатином венгерским. Когда между союзниками возникли несогласия, барон Тугут, опасаясь открытого разрыва с петербургским двором, воспользовался предстоящим бракосочетанием для укрощения гнева изменчивого императора российского.
Эрцгерцог Иосиф, палатин венгерский, был отправлен в Петербург с необычайной торжественностью.
Для сопровождения принца была назначена огромная свита. Во главе ее стоял граф Дидрихштейн, один из самых усердных клиентов барона Тугута. Орудие возымело свое действие. Император Павел занялся приемами и церемониями, аудиенциями и вахт-парадами в присутствии палатина, тем более, что одновременно должно было состояться и бракосочетание Елены Павловны с наследным герцогом мекленбургским Фридрихом. Таким образом при дворе оказались две юные, прелестные и ангельские кроткие царские дочери-невесты и два царственных жениха. Императрица всецело отдалась материнским заботам. Влияние графа Дидрихштейна и австрийской партии стало могущественно. В то же время граф Адам Чарторыйский нашел, наконец, короля сардинского и представил ему верительные грамоты. Бедный Карл Эммануил IV пришел в восторг, видя восстанавливаемый Суворовым престол и принимая посла могущественного российского императора. На радостях не зная, как отблагодарить, он обратился за советом к послу. Коварный поляк посоветовал почтить полководца русского царя наивысшей наградой, уверяя, что император Павел чрезвычайно, конечно, сим будет доволен.
— Дайте Суворову такой орден, — советовал Чарторыйский, — который по статуту дается лишь принцам крови.
