Всеволод Каринберг - Чёрные паруса Анархии
- Если раньше можно было вызвать наглеца на дуэль и убить его на равных, то буржуи бьют в спину из-за угла, подло, используя свое право круговой поруки в подлом обществе.
- А что их так завело?
- Хозяин, получив военный заказ на пуговицы для солдатских кальсонов, установив новую машину, уволил больше половины рабочих, не заплатив даже зарплату, ссылаясь на свои затраты.
- Если уж нанял рабочих, то плати — вознаграждение за труд святое.
- Несправедливость в социуме имеет природу нравственного, но ждать, пока предел терпения выльется в порыв бунта, пока созреет возмущение — порой чересчур долго. Покорность подвешена к страху атомизированной, разобщенной толпы. Нужен всего лишь толчок извне, достаточно безумного, но не равнодушного вождя, чтобы толпа превратилась из аморфного — в настоящий отряд восставших. Поднять их над своими мелкими интересами, показать их общий интерес, превратив в общее желания действовать — тогда только можно выстроить в боевую колонну и дать направление бунта.
Бакунин сразу разобрался в причинах возмущения, и, выделив в толпе рабочих наиболее эмоциональных, уже потом обращался только к ним, позволяя толпе присоединяться к энергии слов, брошенных в подготовленные, созревшие головы.
И начал он с рассказа о 21 ноября 1831. После того, как лионские фабриканты снизили заработную плату ткачей шелка до голодного минимума — 15 су (это полтора доллара) в день за 15-16 часов работы — и не согласились пойти на компромисс, рабочие спустились из предместья Круа-Русс с черным знаменем, на котором была начертана надпись: "Жить работая или умереть сражаясь". Между войсками и демонстрантами произошли столкновения. После двухдневного боя Национальная гвардия отказалась действовать против восставших, и трехтысячный гарнизон покинул город. Волнения сразу утихли, префект был уволен.
Бакунин не стал рассказывать все до конца, так как 3 декабря в город вошли герцог Орлеанский и маршал Сульт с 36 тысячью солдат. Были проведены массовые аресты и разоружение рабочих.
- Никогда и ничего не просите у упырей, будьте выше их. И если получаете подачку за труд, то не ждите от них милосердия. Свободным делает право на справедливость, на то, что сделали своими руками.
- Что делать?
- Блокируйте машины на своих рабочих местах.
- Нас не допускают на территорию фабрики. Хозяева наняли агентов, и у хозяев есть другие производства. Поставляют свежие устрицы в рестораны Фриско. Надо идти просить справедливости у мэра Фриско.
- И еще имеют консервный завод — послышался надтреснувший от известковой пыли голос седого старика.
- Завод работает?
- Да.
- Тогда сделайте, чтобы и он остановился. Ты, крикун, поведешь часть своих товарищей на консервный завод. А, вон тот, здоровячек, — обратился Бакунин к высокому парню в залатанной рабочей блузе, — организуй осаду вашей пуговичной фабрики, чтобы, не могли хозяева нанять чужих. Соберите деньги и в рыбной гавани обратитесь к Метьюзу, он за деньги остановит разгрузку с баркасов рыбы и раковин. И стойте насмерть, не выпуская агентов с территории.
- Койеты не пройдут! — закричала толпа.
Стоявшие за воротами охранники, раньше лениво, с усмешечкой жевавшие табак, испуганно смотрели на сдвинувшихся в их сторону рабочих.
Путь освободился, и колеса экипажа закрутились снова, приближая друзей к зеленеющим холмам на горизонте. Солнце светило на сочную траву, дилижанс нырял в узорную тень дубов, подбегавших к полотну дороги. Пасущиеся лошади поднимали морды от травы, ржанием приветствую своих собратьев, запряженных в упряжку цугом.
Сменяли друг друга беленькие пуэбло в окружении яблоневых садов в расселинах холмов, правильные ряды виноградников по склонам. Трасса уходила выше в лес, напоенный запахами кипариса и хвои. На одном из отворотов дороги показался пост со шлагбаумом, перекрывающим частную дорогу в Баварский лес. Пайк заплатил несколько монет и, получив две ленты для себя и Бакунина, повязал их на рукава. Шлагбаум поднялся, экипаж продолжил путь вдоль берега горной реки, направляясь в ее верховья.
Дорога дальняя, и солнце замелькало по высоким вершинам елей по другую сторону долины реки, причудливо извивающейся среди заметно подросших склонов гор.
Дилижанс остановился на просторной площадке, засыпанной хвойной трухой среди гигантских стволов в сыром лесу, состоящем из могучих деревьев. Другие экипажи, освобожденные от лошадей, казались брошенными игрушками в сказочном лесу. По дорожке прошли до белевшего среди сумеречного леса двухэтажного корпуса гостиницы. Другие постройки были разбросаны по большой площади. Застекленная и освещенная изнутри веранда вдоль первого этажа выходила на просторную долину, кольцом огороженную неровной грядой темных гор. В отдалении курились паром горячие источники, к которым разбегались окаймленные цветочными клумбами тщательно проложенные дорожки. Из открытых окон веранды, разделенной перегородками, и занавешенных белой кисеей, слышались негромкие голоса невидимых постояльцев.
- Господа, — сказал молодой метрдотель, когда новые посетители поднялись в просторную гостиную, — вам покажут номер комнаты, переодевайтесь, примите ванную, и мы ждем вас на "пати при свечах" в девятом часу.
Мишель оглядел полутемную гостиную, уставленную мягкими диванами. Громадная люстра свешивалась низко из темноты высокого потолка. Внутренняя, просторная лестница вела на второй этаж ярко освещенного канделябрами коридора. Высокую стену внизу занимал пылающий громадный камин, по сторонам которого возвышались разукрашенные резные тотемные индейские столбы с изображениями хищных животных, можно было узнать медведя, пуму, касатку. А над камином под балками потолка охотничьи трофеи: искусно выделанные головы оленей с ветвистыми рогами, волчьи разинутые пасти и чучела громадных орлов с распростертыми крыльями.
Праздничные столы устроены под навесами вокруг двух круглых просторных бассейнов, расположенных рядом друг с другом. Каменные ступени вели в воду, удивительно, что в одном бассейне была горячая вода из природного источника, в другом — холодная, из другого источника.
К ночи подъехали "артисточки" из города и настоящие индейцы из Сакроменто.
Пайк дал обед, на котором присутствовал губернатор Калифорнии Лиланд Стэнфорд и командир американской военно-морской базы Кэйт Сельфридж. Еще — комендант военного поселения в Президио, что в Сан-Франциско, звали его David Аргуэлло-младший, со стройной и крепко сбитой фигурой, надменным лицом аристократа, из тех, кто был "кабальеро", внук первого главы хунты, владелец тысяч акров земли в независимой, до присоединения к Штатам Калифорнии. И что наиболее важно для Бакунина — крупный чиновник, начальник таможенной службы Сан-Франциско Уолтт Фаруэлл, а также — русский консул Клинковстрем и несколько владельцев газет и журналов. Всего, вместе с Мишелем и Альбертом — тринадцать мужчин.
Подавали тысячу двести устриц, три огромных лосося в 30 фунтов весом каждый, сто двадцать штук дичи, пятнадцать индюшек, сто двадцать цыплят, сто фунтов мясного филе, двенадцать пирамид тортов и пирожных, пятьдесят больших булок хлеба и триста пятьдесят бутылок вина, виски, шерри и сладких ликеров. "Пати" тянулось до утра — с ночными боевыми танцами индейцев под полной луной и "канканом" артисточек, изображающих фей и размахивающих волшебными палочками в руках, украшенными пестрыми лентами, — перемежающихся групповым свальным купанием в обоих бассейнах.
На третий день "вольный каменщик тридцать третьего градуса для Североамериканских штатов" укатил с губернатором Стэнфордом в Монтерей, а Мишель вернулся в Сан-Франциско — больше они никогда не встречались. Приближаясь к заливу, показались скученные, вросшие в землю домики на волнах холмов, словно задники театральных декораций под низким осенним небом, затянутым слоистыми облаками. Пригород вымер, от пуговичной фабрики Окленда остались выломанные ворота и черные обугленные остовы без крыши. Прежде чем мозг, эта проститутка тела, осознал беспокойство, он почувствовал в воздухе стойкий запах свежей гари и рассказал сознанию о событии раньше, чем до него дошел смысл увиденного, дошел грохот выстрела, а спустил курок незаметно для себя, он, Михаил Бакунин.
Мишель раскурил трубку. На губах металлический привкус Смерти и конца Бытия, и колышется страх как волосы на ветру безумной придорожной проститутки, готовой отдаться, понадеявшись на легкий заработок.
Я далек от мысли о том, что все, что необходимо или фатально, есть добро, а также и о том, что выстроено разумно — добро. Взгляд на жизнь, как результат случайной игры земных сил или божественного провидения, чужд творческой динамики воздействия космоса и Солнца на инертный материал Земли. Дети Солнца противостоят злу смерти, потому, что в них бьется пульс Вселенной, великой динамики природы, различные части которой созвучно резонируют одна с другой.
