Владимир Успенский - На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове
- Все, друг, после боя подавай заявление!
- Я тоже подам, - сказал Пантелеймон Тихий, очень внимательно слушавший их разговор. - Не свалит меня нынче беляк, тоже попрошу, чтобы в партию записали. Определяться надо и мне, и брательнику.
Леснов не успел ответить: стремительно нараставший вой снарядов заставил всех прижаться к земле. Два разрыва вскинулись в саду, еще два начисто снесли небольшую хатенку.
- Нас нащупывают, - откашливаясь, прохрипел Черемошин.
- Ты слышал меня, комиссар? - спросил Пантелеймон Тихий.
- А как же, как же... Очень мне приятны такие слова. Завтра обсудим. Или даже сегодня вечером...
- Сегодня не получится. Здесь до ночи работы хватит.
Второй номер пулеметчиков, малорослый, похожий на мальчишку боец, завозился в ямке, оглядываясь:
- Патроны в санях... Испужается лошадь, сорвется...
- Сколько там? - поинтересовался Леснов.
- Два ящика.
- Как, Черемошин?
- Тащи сюда, только поосторожней, - ответил Нил. Боец побежал согнувшись, огибая деревья. Он еще не скрылся из глаз, как вновь засвистели снаряды. Грохот заложил уши. Посыпалось земляное крошево, ветки. Снова рвануло. Затем в наступившей тишине Роман с трудом различил голос Черемошина, догадался, о чем он говорит: из балки опять высыпали пластуны. Но теперь не в полный рост, а осторожно, перебежками.
С этой секунды время для Леонова словно бы остановилось. Не было больше ни треска выстрелов, ни разрывов, ни дыма, ни криков. Вроде один на один остался с теми черными, настойчивыми, опасными, которые приближались к нему, стараясь убить его. Ловил на мушку ускользающую фигуру, нажимал спусковой крючок, передергивал затвор, опять целился. И так много раз, бесконечно. Судя по тому, как опустел подсумок, расстрелял половину запаса, сто пятьдесят патронов. Сколько же на это ушло времени?
Отложив, наконец, винтовку с горячим стволом, он удивленно поглядел вокруг. Будто в незнакомое место попал, так все изменилось. Солнца почти не было видно: маленький багровый шарик плыл, ныряя, среди клубов дыма, поднимавшегося над горящими хатами. Деревья искалечены, сад изрыт воронками, снег присыпан землей. Маленький боец, второй номер, лежал метрах в семи от Романа, распластав руки, будто сгребая рассыпанные желтые патроны. Боец вроде бы сделался еще меньше, Леонов не сразу понял, что у полузасыпанного трупа оторваны обе ноги.
Роман, ахнув, скорей повернулся к товарищам. У Пантелеймона повязка на лице вся стала черной от грязи и копоти, в прорези маски лихорадочно блестели глаза.
Черемошин ловким, точным движением вынул из пулемета какую-то деталь, протер, поставил обратно. Захлопнув крышку, произнес озабоченно:
- Патронов еще на одну такую атаку.
- Я рассыпанные соберу.
- Погоди, погоди, комиссар. Вон чего там деется!
Вдали, в открытой степи, где виднелись недавно казачьи разъезды, скопилась уже густая масса конницы. Четырьмя большими группами кавалеристы изготавливались к атаке.
- Тыщи полторы, - прошепелявил Пантелеймон Тихий. - Этих удержать некому. Прямо в тыл!
- Не ной! - сердито бросил Черемошин.
- Разве я ною, я прикидываю. Подпол тут есть, возле печки. Патроны кончатся - можно туда нырнуть. Отсидимся до темноты. Как, комиссар?
- Если кончатся, тогда ладно, - не очень уверенно ответил Леснов.
Не дело, конечно, в подвале отсиживаться, но что же еще? Пропадать без всякой пользы?..
Белая кавалерия между тем заколыхалась, двинулась всеми четырьмя группами. Покатилась по равнине, набирая скорость. Холодным блеском сверкнули сотни выхваченных из ножен клинков. Грозный гул, слитый из конского топота и многоголосого людского рева, ударил в уши.
Одновременно с конницей бросились в третью атаку пластуны. Леснов опять стрелял по ним, видел только их, но всем существом своим улавливал гул приближавшейся лавы, понимая, что это конец.
6
Поднявшись на водокачку, Ворошилов и Буденный в бинокли наблюдали за развитием событий. Деникинцы упорно, настойчиво пробивались к станции Меловатка, оттесняя спешенные эскадроны. Там была скована боем вся 4-я кавалерийская дивизия Городовикова, все его резервы, большая часть подошедшей пехоты. Воспользовавшись этим, белые сосредоточили на флангах свою конницу. Замысел их был прост и надежен: замкнуть кольцо, одним ударом покончить с вырвавшимися вперед красными полками. Семен Михайлович и Климент Ефремович сразу поняли эту угрозу, едва первые казачьи сотни появились в степи.
Действовали деникинцы уверенно, не таясь, по своему плану. Знали, что у Буденного нет поблизости крупных сил, способных изменить положение. Казалось, впервые за два месяца обстановка полностью благоприятствовала белогвардейцам.
У Климента Ефремовича от волнения горели щеки. Посматривал туда, где редкой цепочкой лежали возле железнодорожного полотна бойцы прикрытия. Мало их. К тому же - молодые пехотинцы. Дрогнут перед казачьей лавой, побегут в панике...
- Семен Михайлович, чего мы ждем?
- Атаки ждем, дышло им в рот! - злой усмешкой искривилось лицо Буденного.
- Начнут сейчас!
- Минут через пятнадцать... Вон еще сотни подтягиваются. Ты, Клим Ефремович, здесь оставайся.
- С какой стати?
- Я за тебя в ответе.
- А я за тебя. Лишний ствол никогда не помеха. Пошли!
- Ну, гляди! - Семен Михайлович первым загрохал вниз по ступеням, придерживая шашку. На водокачке остались только наблюдатели.
За полустанком, скрытые в глубокой выемке, стояли четыре бронепоезда. Паровозы попыхивали белыми султанами, которые сливались с дымом пожарищ. Людей на видно: укрылись за броней, за мешками с песком.
То, что задумал Буденный, было очень рискованно. Какая-нибудь нелепость, случайный снаряд, упавший на железнодорожное полотно, могли сорвать его замысел. Но другого выхода ни он, ни Ворошилов сейчас не видели. «Побеждают решительные!» - рассудил Климент Ефремович, одобрив предложение командарма.
Конечно, члену Реввоенсовета совсем не обязательно было принимать участие в опасной операции. Больше того, он не должен был участвовать в ней. Мог задержаться на водокачке, мог уехать на дрезине в тыл. Но Климент Ефремович, вопреки всем правилам, знал: сейчас он должен находиться вместе с бойцами, рядом с Буденным.
Когда наблюдатель на водокачке взмахнул сразу обеими руками, показав, что белая конница одновременно двинулась с двух сторон, Семен Михайлович отдал короткое распоряжение. Залязгали буфера. Климент Ефремович, стоявший в командирской башне бронепоезда, видел, как тронулся первый состав, потом второй. Медленно поползли мимо телеграфные столбы.
Четыре блиндированных поезда появились на открытом месте как раз в то время, когда казачьи лавы, развив полную скорость, катились к железной дороге, почти не неся потерь от поспешной стрельбы красноармейцев. И вдруг по разгоряченным, уверенным в успехе всадникам с близкого расстояния ударили пятнадцать орудий, хлестнули свинцовыми струями два десятка пулеметов.
Огонь был настолько плотным, что буквально смел первый ряд белогвардейцев, бросил их под ноги тех, кто скакал следом. Образовалась свалка. Падали кони, вылетали из седел всадники. В этой куче вспыхивали разрывы снарядов, не ослабевал пулеметный ливень.
Казаки, сумевшие придержать коней или не попавшие в зону огня, поворачивали назад, неслись во весь опор, нахлестывая своих резвых.
Судьба боя решилась в считанные минуты. Уцелевшие всадники скрылись из виду, оставив в степи груды трупов. А бронепоезда, изредка выбрасывая языки пламени из коротких и тупорылых орудийных стволов, поползли к Меловатке.
Вдоль состава бежал Семен Михайлович. Вскочил на подножку, крикнул возбужденно:
- Вот всыпали - долго чесаться будут! А мы теперь Городовикову поможем... Прямо на станцию, башки белым сымать! Ты согласен?
- Давай! Раз сымать, так сымать! - весело поддержал Ворошилов.
7
- Ваше превосходительство, донесение от генерала Науменко, - доложил адъютант. - Генералу Улагаю и вам.
- Со станции Меловатка?
- К сожалению, нет. Он со своими казаками находится уже на изрядном расстоянии от этого населенного пункта, - адъютант был довольно развязен, но всегда бодр, весел, полон юмора, поэтому Мамонтов прощал ему многое.
- Читайте же!
- Слушаюсь... Командующему конной группой. Настоящим докладываю, что наши наступающие войска были встречены сильным артиллерийско-пулеметным огнем, - у адъютанта бархатистый, хорошо поставленный голос. - Отразив наши атаки, красные сами нанесли несколько последовательных контрударов, отбросив казачьи части на юг и юго-восток. Под нажимом противника отступление переросло в бегство, которое не поддается описанию. Все попытки мои и чинов штаба остановить бегущих не дали положительных результатов, лишь небольшая кучка донцов и мой конвой задерживались на попутных рубежах, все остальное стремилось на юг, бросая обозы, пулеметы, артиллерию. Пока выяснилось, что брошены орудия 12, 8 и 20-й донских батарей. Начальников частей и офицеров почти не встречал, раздавались возгласы, что начальников не видно и что они ускакали вперед.
