Александр Чаковский - Военный корреспондент

Он встал с топчана и потянулся, широко раскинув руки. Он был очень высок. У него была чёрная, неровно подстриженная борода. Трудно было определить, сколько ему лет, хотя мне показалось, что он молод.

Никто не ответил. Только ветер свистел. Врач подошёл к печке, опустился на корточки и стал помешивать угли.

– Я думаю, надо поужинать, – сказал врач. – А вы как?

Это относилось ко мне. Я заявил, что есть не хочу.

– Бросьте, бросьте, – ворчливо отозвался врач. – Корреспонденты всегда хотят есть. Я ведь и на Большой земле работал. Будем кашу варить. Орёл! – крикнул он фельдшеру.

Но с нар раздавалось тихое сопение.

– Спит, – заметил врач. – Ну и пусть спит. Сейчас приготовим воду.

Он взял котелок и нырнул под мокрый полог, прикрывавший вход. Через минуту он вернулся с котелком, наполненным снегом.

– Во как живём! Как на льдине! – Ему, видно, нравилось это сравнение. – Чтобы получить полкотелка воды, – деловито пояснил врач, ставя котелок на печь, – надо три раза наполнить его снегом. Вода будет препаршивая, предупреждаю, но другой нет.

Он поднял с пола лучинку и стал помешивать ею снег в котелке.

– Гигиена! – улыбнулся я.

– Такого слова не существует, – убеждённо ответил врач.

Он начинал мне нравиться. У него были деловитость и какое-то благодушно-ироническое отношение к тому, что он делал. Он производил впечатление «лёгкого» человека.

– Есть много способов приготовления пшённой каши из концентрата, – рассуждал он, помешивая снег лучинкой. – Можно дождаться, пока закипит вода, можно заранее положить концентрат в воду. Но, откровенно говоря, это дела не меняет. Существенные изменения в анамнезе наступают лишь в результате прибавления к каше масла и поджаренного лука. К сожалению, мы не располагаем сейчас ни тем, ни другим.

Я смотрел в котелок. Внезапно жидкая кашица снега подёрнулась корочкой и тут же превратилась в воду.

– Ну вот, – сказал врач, снимая с печки котелок, – теперь его надо снова наполнить снегом. – И врач опять нырнул под полог.

Это было очень смешно и напоминало старую сказку о том, как ели кисель и бегали в погреб за молоком. Ложка киселя, ложка молока. Почему было не принести снег в ведре и потом постепенно подкладывать его в котелок?..

– Не унимается! – сказал врач, пролезая в палатку. От котелка шёл пар. Он снова поставил его на печку. – Так и хлещет! Ну, дела сегодня будут.

Он опустился на корточки и стал помешивать в котелке. Его волосы были запорошены снегом.

– Ещё один раз, – сообщил врач, – и воды будет достаточно.

Я посоветовал ему насчёт ведра. Врач посмотрел на ведро, висящее на крюке, потом на меня и ответил:

– Пожалуй.

Потом он встал и подсел на топчан, рядом со мной.

– Скажите, – спросил врач, – лётчику тому здорово досталось?

– В ногу, – ответил я. – Он сначала не почувствовал. А потом я заметил кровь; он говорит, что не больно.

– Так всегда сгоряча бывает, – объяснил врач. – Но, видно, счастливо отделался.

– «Мессеров» было три, – вспомнил я, – а он один. По-моему, он напрасно полез в драку.

– Как напрасно? – удивился врач. – А самолёт с людьми и грузом?

– Он был уже над лесом. Цель была достигнута. Лётчику надо было уходить.

– Ну, это вы бросьте, – недовольно проговорил врач. – А вдруг они погнались бы за самолётом? Нет, ни один советский лётчик так не поступит. Ну вот, теперь последний заход. – Он схватил котелок и нырнул под полог.

Фельдшер на топчане мирно посапывал. Я посмотрел на часы. Час ночи. Через шесть часов наступит утро, и я смогу двинуться обратно.

– Прямо невозможно держать в руках металлическое, – заметил врач, появляясь. – Вмиг пальцы отморозишь. Вот холодина-то! – Он рывком поставил котелок на огонь. – Теперь всё. Закипит – и можно класть.

Я почувствовал, что хочу спать. Врач подошёл к полочке и взял оттуда концентрат. Потом подумал и взял второй.

– Сварим два, – обратился он ко мне. – Кутить так кутить!

– Давайте я тоже буду что-нибудь делать, – предложил я.

– Вы будете есть, – ответил он. – Вот смотрите за водой. Скажите, когда закипит.

Глупо было приставать к нему. Как будто требовался штат поваров, чтобы сварить кашу. Но мне было неприятно сидеть сложа руки. Врач высыпал из мешка несколько сухарей и крошки.

– Это вместо хлеба. Надеюсь, у вас зубы не вставные?

Он стал ломать куски. Я видел, что они твёрже камня.

– Замёрзли, – пояснил врач. – Впрочем, предпочитаю сухари мёрзлому хлебу.

Я не разбирался в этих тонкостях. К тому же вода закипела. Размельчив концентрат, я высыпал его в котелок. Вода кипела, и пшено немедленно стало подниматься на поверхность. Вода была мутной.

– Теперь надо потерпеть минут пятнадцать, – сказал врач. – Есть сильно хотите?

Я ответил, что хочу.

– Правильно. Раз корреспондент, – значит, хотите. Орла будем будить? – спросил он, кивая на нары. – Пожалуй, не будем. Собственно, ему повезло больше, чем нам. Лучше хорошо выспаться, чем быть сытым.

Я сомневался в правильности этого афоризма. В палатке запахло варёным пшеном. Это был очень приятный запах. Я никогда не замечал раньше, что пшено пахнет.

– Поедим и заляжем, – объявил врач, потягиваясь. – Сказать вам откровенно, я уже третьи сутки не могу выспаться.

Мне было непонятно, что это за работа у медиков на льду, из-за которой нужно не спать по суткам. Я сказал ему об этом.

– Ну, работа разная бывает, – ответил он и, зачерпнув лучинкой кашу, попробовал.

– Готово? – спросил я. Мне очень хотелось есть.

– Готово, – ответил он. – Масло и жареный лук подразумеваются. Возьмите котелок и слейте воду.

Я вышел из палатки. Буран едва не сшиб меня с ног. У меня захватило дыхание, и в лицо врезались сотни игл. Я стал осторожно сливать воду. Где-то неподалёку я снова услышал звук буксующей машины и подумал, что шофёру сейчас несладко.

Затем я вернулся в палатку. Мокрый полог хлестнул меня по лицу, когда я пролезал. Врач поставил на топчан две жестяные тарелки. Он потирал руки и, видимо, был доволен.

– Ну вот, и всё в порядке, – объявил врач.

– У кого-то неподалёку не всё в порядке, – ответил я.

– А что такое?

– Где-то машина буксует. Вот, видно, достаётся шофёру!

– Машина? – переспросил врач. Мне показалось, что он помрачнел. – Ну, давайте быстрее.

– Куда торопиться? – спросил я.

Врач ничего не ответил и стал накладывать кашу на тарелки. Когда я приготовился опустить ложку в дымящуюся кашу, снаружи послышался скрип шагов.

– Так, – сказал врач и отложил ложку.

Полог откинулся, и в палатку пролез человек. На нём был промасленный, когда-то белый полушубок, подпоясанный ремнём. Пот грязными струйками стекал с его лба на лицо. Ушанка была сдвинута на затылок, и виднелись слежавшиеся на лбу волосы.

Он стоял у входа в палатку, и возле его валенок от тающего снега сейчас же образовалась лужа. Он смотрел своими воспалёнными глазами на нас и, как мне казалось, никого не видел.

Наконец он спросил хрипло и невнятно:

– Здесь… чего?

Я сразу понял, что это шофёр с той машины.

– Санчасть, – ответил врач.

– Медики… – хрипло сказал шофёр. – А мне бы толкнуть… машину толкнуть… Самую малость. – Он говорил, ни к кому не обращаясь.

Он всё ещё стоял у входа, но я видел, как под влиянием света и тепла его взгляд проясняется. Потом шофёр сделал шаг к печке и протянул над ней руки. Я вздрогнул, увидя их. Кисти были ало-фиолетовые, распухшие, как бочки. Волдыри на них были видны даже издалека.

– Опустите руки и идите сюда, – резко сказал врач.

Затем он повернулся и потормошил спящего на нарах фельдшера.

– Подъём! – скомандовал он.

Шофёр стоял у печки, не двигаясь и не опуская рук.

– Вы что, оглохли, что ли? – закричал врач. – Опустите руки! – Он подошёл к шофёру и оттащил его от печки. – Вы что, не видите, что у вас с руками?

Шофёр поднёс руки к глазам.

– Малость поморозил, – ответил он.

– Снимайте полушубок, – приказал врач.

– Да ничего я не буду снимать, – с внезапной злобой сказал шофёр и упрямо мотнул головой. – У меня машина там, гружёная. И человек у груза. Мне толкнуть надо.

– Снимите полушубок! – закричал врач. – Смирнов, помоги ему снять полушубок.

Фельдшер подошёл к шофёру и взялся за его ремень. Но шофёр резко повернулся и хотел нырнуть под полог.

– Держите его, дурака! – закричал врач, и Смирнов ухватил шофёра за полу полушубка. – Ты же без рук останешься! Понимаешь ты это? Гангрену хочешь?

Шофёр больше не сопротивлялся. Смирнов стал расстёгивать на нём полушубок.

– Вот что, – буркнул шофёр, – если смазать или перевязать, то давайте, только побыстрее. Мне ещё людей надо найти, машину толкнуть.

– Ты никуда не поедешь, – сказал врач, перебирая на полке какие-то склянки. – Тебя сейчас положат в постель.