Антанас Венуолис - Перепутья
Со стен замка снова бабахнули по толпе из пушки, но опять промахнулись, только разбили повозку на берегу Нерис и испугали лошадь. Подняв хвост и задрав голову, фыркая и путаясь в вожжах, лошадь понеслась по берегу, а ее испуг передавался и другим коням.
— Ребята, отойдите от стен замка, вот тараны везут!.. Отойдите. Сейчас у всех будет работка! — И мелкий боярин верхом на коне, размахивая копьем, оттолкнул воинов подальше. Наконец привезли один таран, второй, потом еще. Установив эти машины подальше от стен, принялись налаживать их, подтягивать, подправлять… Но штурм замка все еще не начинали.
Пеших и конных вокруг Кривого замка собиралось все больше и больше. Появилось несколько башен прикрытия; наконец установили налаженные тараны и из катапульты выпустили несколько камней по стене замка. Привезли пушку и тоже принялись стрелять по замку. Его защитники не отвечали. Вдруг над замком поднялся столб дыма, раздался крик. Осаждающие тут же подхватили этот крик. Немногим раньше никто всерьез и не помышлял идти на штурм Кривого замка, но теперь, когда там поднялся столб дыма и возникла всеобщая паника, все бросились к стенам. Тем временем привезли еще несколько таранов из других частей войска, чаще начали стрелять из пушки, и со всех сторон стали подниматься на стены жемайтийцы боярина Книстаутаса.
— Что они делают, князь, что они делают: они напрасно тратят силы, — приглядевшись к штурму замка, сказал Витаутасу маршалок и нахмурившись спросил: — Кто отдал такой приказ?
— Я, — коротко ответил Витаутас, не отрывая взгляд от замка.
— Это противоречит решению нашего совета, — наступал маршалок.
Тем временем защитники замка бревном сбросили со стены нескольких воинов. Недовольный маршалок снова обратился к Витаутасу:
— Образумьте их, князь, ведь это банда дикарей.
Витаутас притворился, что он ничего не расслышал; сложив руки на груди, он стоял на краю обрыва так, что все остальные рыцари и вельможи находились позади него и не могли заглянуть ему в лицо. Маршалок ордена начал было что-то говорить ему, зашел с одной стороны, потом с другой, но Витаутас, казалось, не только не видел его, но и не слышал. Не отрывая взгляда от замка, он следил за происходящим и словно ждал чего-то.
— Баублис, все на стены! Отвлеките их от тушения пожара, — вдруг, обернувшись назад, приказал князь своему боярину. Баублис, поклонившись князю и вельможам, ловко прыгнул в седло и помчался к замку.
Прошло совсем немного времени, и на стены замка со всех сторон стали подниматься люди. Штурмующие и защитники схватились не на шутку. Одни воины летели вниз, просто сброшенные со стены, другие валились, облитые кипятком, расплавленной смолой, и, упав на землю, звали на помощь, корчились, извивались и, ошпаренные, умирали в страшных муках. Никто не обращал на них внимания. Те раненые, у которых были еще силы, сами отползали подальше от стен, пока их не относили или не растаптывали. В такой жаркой схватке только родственники и друзья спасали своих. Но чем больше штурмующих поднималось на стены замка, тем больше его защитников вынуждено было отвлекаться от тушения пожара. Дым, поднимающийся над замком, с каждой минутой становился все гуще, и было видно, как распространяется огонь.
— Кершис, Пильца и ты, Кинсгайла, немедленно приготовьтесь штурмовать ворота замка, — снова, обернувшись к своим боярам, приказал Витаутас, и снова несколько бояр поспешно скатились с горы.
Когда дым начал окутывать уже и стены Кривого замка, ворота вдруг распахнулись и из замка хлынули конные и пешие. Жемайтийцы этого не ждали. Передние части гарнизона замка отбросили от стены, смяли всадников белорусского боярина Пильцы из Матаковцев, а также воинов Кершиса и Кинсгайлы, которые стояли ближе к воротам, и, чтобы очистить дорогу для рвущихся вслед за ними, бросились одни налево, другие — направо. Жемайтийцы растерялись. Удивились, не ожидавшие такой внезапной вылазки, и чужеземные рыцари. Те, которые уже поднимались на стены, быстро скатились вниз и поспешили спасать тараны и пушку. Этой суматохой воспользовался староста замка, брат Ягайлы, отважный князь Казимир Каригайла 36. Он понял, что замок был подожжен изнутри его же людьми, сторонниками Витаутаса. Понял, что его гарнизон ненадежен и что он может опираться только на польские отряды, присланные Ягайлой. Поэтому князь решил оставить горящий замок и любой ценой прорваться. Кривой замок не был связан с другими замками подземными ходами, поэтому князь мог рассчитывать только на собственные силы. Прежде всего он пожертвовал литовцами, как верными, так и ненадежными: первыми вытолкнул их из замка, первыми бросил в огонь.
Едва выбежав из замка, одни литовцы Каригайлы — сторонники Витаутаса — сразу побросали оружие и сбежали, другие повернули против своих же; однако некоторые, верные князю, схватились с жемайтийцами и не хотели сдаваться живыми. Сзади на них навалились успевшие опомниться бояре Кершис с Кинсгайлой… и полилась рекой литовская кровь. Литовцев было намного меньше, и они быстро рассеялись.
— Napszud, bracia! * — крикнул воинственный Казимир Каригайла и во главе усатых польских офицеров и отважных молодых шляхтичей Ягайлы галопом вылетел из замка.
— Naprzod, bracia, naprzod! — подхватили его клич поляки, и земля задрожала под копытами их коней.
Разогнавшись, они врезались в полки боярина Книстаутаса, которые преградили им дорогу, и схватились мужчина с мужчиной. Но словно о стену ударились литовцы и поляки Каригайлы о жемайтийцев боярина Книстаутаса. В самом начале всех закрывали тучи черной пыли, и ничего нельзя было разглядеть.
Но вскоре литовцы и поляки увидели, что они окружены со всех сторон и что уже нет для них спасения; однако сдаваться они не хотели, а старались любой ценой прорваться вперед, к воротам. Жемайтийцы били их железными палицами сзади, рубили мечами спереди, протыкали копьями сбоку… Однако верные своему государю и своему командиру поляки и литовцы, хотя и таяли, редели их ряды, все же рвались только вперед и вперед. Там, где они прорывались, оставались горы трупов людей и лошадей, раздавались плач и стоны раненых и умирающих. Одни умирающие обращались к Иисусу и Марии, взывали о помощи к святому Иосифу, другие называли имена Перкунаса, Праамжюса, мстительного Пикуолиса. Некоторые крещеные литовцы, увидев, что жемайтийцам сопутствует удача, в свой смертный час взывали к теням предков и тоже называли имена многих богов.
— Сдавайтесь! Все равно вам конец! — крикнул боярин Книстаутас, когда живая стена поляков и литовцев ударилась о его полки и была окружена.
— Naprzod, bracia, naprzod! — со словом "naprzod" опуская меч то в одну, то в другую сторону, ответил ему седой усатый воевода, и там, где сверкал его меч, с треском крошились доспехи, валились с коней всадники, падали пешие. Молодые шляхтичи Ягайлы, казалось, тоже не хотели отставать от своих усатых командиров.
Но отважнее всех, яростнее всех орудовал мечом молодой рыцарь, брат Ягайлы, староста Кривого замка Казимир Каригайла. Над гребнем его шлема развевался пучок перьев дорогих заморских птиц, сверкали на солнце кованые доспехи работы миланских бронников; да к тому же его шлем украшала прицепленная слева изящная перчатка польской красавицы. И он вместе с поляками кричал "naprzod, bracia", отдавая приказы и по-литовски, и все рубил и рубил. Рубил направо, рубил налево, топтал своим конем сбитых пеших и всадников и все рвался вперед, поближе к воротам замка. Когда над его головой поднималась железная палица жемайтийца или со свистом пролетала тоненькая сулица, или когда сверкал перед глазами меч, Казимир Каригайла взывал не к Перкунасу, не к Праамжюсу, не к Иисусу и не к Марии — его губы шептали сладкое имя польской красавицы.
Рубил Казимир Каригайла жемайтийцев так, как его дед Гедиминас и прадед Миндаугас рубили когда-то крестоносцев и меченосцев.
Увидев жемайтийского боярина в дорогих доспехах, Каригайла пришпорил своего коня и в несколько скачков очутился перед равным себе богатырем. Он замахнулся мечом, но тут узнал боярина Книстаутаса и, растерявшись, поднял своего коня на дыбы.
Боярин Книстаутас тоже узнал Каригайлу. Хорошо он знал и его отца, славного князя Альгирдаса. Не раз ходил он с князем Кестутисом помогать ему воевать Псков и Смоленск, ходил походом на далекий Новгород. Князь Альгирдас тоже приходил Кестутису на помощь, когда надо было бить крестоносцев и меченосцев. Вспомнил теперь боярин Книстаутас, как он носил на руках маленького Каригайлу, одногодка его сына Манивидаса.
— Каригайла, сдавайся! — крикнул боярин Книстаутас и тоже поднял на дыбы своего коня.
— Naprzod, bracia! — ответил ему отважный Каригайла и что было силы ударил боярина Книстаутаса мечом по голове.
