Евгений Салиас - Петербургское действо
— Я и не собиралась было выходить, да несчастье случилось.
— Что такое?
— Да вотъ… бѣдный этотъ бѣлячекъ ножку сломалъ, показала она на пѣтуха, который въ рукахъ бабы какъ-то глупо вытягивалъ шею и таращилъ желтые глаза.
Шепелевъ разсмѣялся, глядя на княжну и пѣтуха. Птичница и казачокъ тоже усмѣхались за спиной барышни.
— Чему-жъ вы это, Дмитрій Дмитричъ? укоризненно выговорила Василекъ.
— Вы сказываете, несчастіе…
— Что-жъ, для него разумѣется несчастіе. Тоже созданье Божье и чувствуетъ…
— Что онъ чувствуетъ?.. Его и рѣжутъ когда на жаркое, такъ онъ кричитъ не отъ боли, а отъ того, что за голову ухватили. Посмотрите, нѣшто видно по его дурацкимъ глазамъ, что у него нога сломана?
— Что не видать ничего по глазамъ, такъ стало и нѣтъ ничего внутри? странно спросила княжна.
— Вѣстимо нѣтъ, смѣялся Шепелевъ.
— Ну, ужь вы… махнула она рукой. — Входите-ко. Свѣжо. Нашихъ дома нѣтъ. Со мной одной посидите, дѣлать нечего.
— Очень радъ. Я съ вами бесѣдовать люблю, отозвался Шепелевъ.
Они вошли въ домъ.
— Это сказать такъ легко, снова заговорила княжна, поднимаясь по лѣстницѣ. — Въ душѣ его, т. е. въ немъ-то самомъ, внутри его, Богъ вѣсть что. Хоть и птица онъ, малая и глупая, а, поди, страждетъ не хуже человѣка. Мало-ль чего, Дмитрій Дмитричъ, не видно по глазамъ, а внутри болитъ, да ноетъ, Да щемитъ тяжко… И княжна вдругъ прибавила веселѣе:- Ну, да вѣдь, вы, съ сестрой, люди молодые, горя и болѣзней не видѣли, такъ какъ же вамъ и судить, коли не по наружности человѣческой.
Княжна Василекъ причисляла себя къ старымъ людямъ, испытавшимъ… И дѣйствительно, болѣзнь, ее изуродовавшая, и горе по безвозвратно утраченной красотѣ — это жгучее горе, въ которомъ какъ въ горнилѣ перегорѣло все ея нравственное существо — сдѣлали изъ нея уже чрезъ годъ послѣ болѣзни — далеко не ту дѣвушку, прежнюю хохотунью и затѣйницу.
Они вошли въ прихожую. Княжна попросила молодого человѣка пройти въ гостинную, а сама хотѣла остаться на минуту въ передней съ людьми.
— Я сейчасъ приду…
— Да что-жъ вы хотите дѣлать тутъ?
— Пѣтуху ногу перевязать…. Анисья не съумѣетъ…. Я сейчасъ.
Шепелевъ разсмѣялся опять.
— Да вы лучше велѣли бы поскорѣе его зарѣзать. онъ еще годится.
— И вы тоже съ тѣмъ же… Вотъ какъ и они всѣ.
— Вотъ такъ-то и я сказываю боярышнѣ, вмѣшалась баба птичница. — Вязаньемъ ничего тутъ не сдѣлаешь. Въ одинъ день такъ похудаетъ, что кушать его господамъ нельзя будетъ. A коли сейчасъ его зарѣзать, то ничего.
— Ну, ну, вздоръ все… закропоталась княжна. — Говорятъ тебѣ, не зарѣжу… Поди принеси тряпочекъ, палочекъ и нитокъ…
— Такъ ужь и я лучше вамъ помогу, сказалъ смѣясь Шепелевъ и остался въ прихожей.
Чрезъ минуту принесли тряпокъ и нитокъ изъ дѣвичьей. Трофимъ, насмѣшливо ухмыляясь и встряхивая головой, сталъ строгатъ можемъ изъ дощечки два крошечныхъ лубка.
— Да вы только, княжна, разсудите! весело и убѣдительно приставалъ Шепелевъ, насмѣшливо взирая на стряпанье и хлопоты дѣвушки и видя одобреніе своихъ словъ на всѣхъ лицахъ дворни. — Вѣдь вы не знаете какую птицу всякій день рѣжутъ вамъ къ столу… Такъ-ли?
— Такъ, могли, стало-быть, скажете, и этого нынче зарѣзать?..
— Ну да… Вѣдь его же, вылѣченнаго, когда-нибудь вы скушаете.
— A какъ вы полагаете, заговорила княжна:- старый, къ примѣру, человѣкъ, да еще иной разъ злющій, да ехидный. захвораетъ вдругъ… Ему и безъ того житья, къ примѣру, не много мѣсяцевъ осталось. A его же злющаго знахари да лѣкаря лѣчутъ… A онъ тоже, все равно, умереть долженъ скоро.
Шепелевъ не нашелся сразу что отвѣчать и дворня ужь глядѣла иначе на барышню. Лица ихъ говорили:- молодецъ, барышня.
— Да вѣдь то человѣкъ! вдругъ горячо воскликнулъ юноша, — а то пѣтухъ.
— Да мнѣ нешто трудно ему ногу-то перевязать! Ну полно вамъ насмѣшничать. Возьмите-ка лучше вотъ пѣтушка-то, да держите хорошенько, а мы съ Анисьей завяжемъ ему ногу… A вы ступайте по своимъ дѣламъ! приказала княжна людямъ. — Что прилѣзли, рады бездѣльничать?
Шепелевъ взялъ пѣтуха въ руки, повернулъ его и сталъ держать. Люди разошлись, усмѣхаясь.
Чрезъ десять минутъ пѣтуха съ обвязанной отлично ногой пустили на полъ. Княжна нагнулась и глядѣла, какъ онъ пойдетъ. Пѣтухъ ступалъ отлично на сломанную ногу, сдержанную обвязкой, и немедленно захлопавъ крыльями, крикнулъ на весь домъ…
— Вотъ какъ, даже запѣлъ, бѣдный! воскликнула княжна; глаза ея, обращенные на Шепелева, чуть-чуть засіяли тѣмъ свѣтомъ, который бывалъ въ нихъ въ минуты довольства.
— A чрезъ недѣлю или тамъ чрезъ мѣсяцъ, его поваръ зарѣжетъ и отрѣжетъ ему обѣ ноги, и здоровую и больную.
— Ну нѣтъ, теперь незарѣжутъ. И Василекъ налегла на слово: теперь.
— Что-жъ, беречь будете? сказалъ юноша.
— Да.
— Потому, что онъ хуже другихъ, здоровыхъ?
— Я его лѣчила… сказала она едва слышно. Голосъ ея спалъ и перешелъ въ шопотъ потому, что она лгала.
«Ты его лѣчилъ со мной»! говорило въ ней, ей самой не вполнѣ понятное чувство.
Да, этотъ красивый юноша, бывавшій у нихъ часто, какъ нареченный женихъ ея сестры, заставлялъ безсознательно и сладко биться подъ часъ ея сердце. Когда, какъ, почему это случилось, — княжна Василекъ не знала. Она вдругъ недавно подмѣтила въ себѣ это, но не перепуталась, а только спрашивала себя:
«Что это такое? Я будто его больше всѣхъ стала любить. A нешто дѣвицѣ съ мужчиной можно быть пріятелями. Вотъ когда женится, будетъ родней мнѣ, тогда можно будетъ намъ сдружиться, какъ брату съ сестрой. A теперь надо воздерживаться».
Княжна велѣла Трофиму приготовить чай, и сама, нехотя, по чувству долга, прошла на нѣсколько времени въ свою горницу. Остаться сидѣть въ гостинной, съ глазу на глазъ съ молодымъ человѣкомъ въ отсутствіе тетки, было все-таки неловко и нехорошо. Люди могли осудить. Впрочемъ, не успѣла княжна поправить на себѣ косынку, пригладить волосы и перемѣнить теплые башмаки на комнатные, какъ на дворъ въѣхали большія сани.
Затѣмъ раздался въ передней голосъ вернувшейся Пелагеи Михайловны.
Прислушавшись и узнавъ голосъ тетки, которой она не ждала такъ рано, княжна Василекъ вдругъ тихонько вздохнула, будто украдкой даже отъ себя самой. Она о чемъ-то будто пожалѣла. Неужели о томъ, что ей не удалось побесѣдовать съ юношей наединѣ!?…
XIX
Пелагея Михайловна, какъ всегда, ласково поздоровалась съ молодымъ человѣкомъ и хотя видѣла его дня за три передъ тѣмъ, но снова, какъ всегда, подробно разспросила: что новаго, какъ его здоровье и какъ живется-можется? Впрочемъ, на этотъ разъ ея разспросы оказались ненапрасными. Шепелевъ могъ разсказать ей цѣлую огромную любопытную исторію объ Орловыхъ, Котцау и принцѣ Георгѣ. О буйствѣ, въ которомъ подозрѣвали всѣ братьевъ Орловыхъ, уже зналъ весь Петербургъ, а поэтому знала и Пелагея Михайловна. Впрочемъ, въ нѣсколько дней, вся исторія обогатилась такими подробностями, что Шепелеву пришлось горячо спорить съ Гариной. Такъ, напримѣръ, старая дѣвица слышала изъ вѣрнѣйшаго источника, что буяны обварили голову голштинца кипяткомъ, что у него вылѣзли волосы и лопнули глаза. Хотя Шепелевъ былъ свидѣтелемъ, видѣлъ самъ Котцау и божился Гариной, что все это вздоръ, Пелагея Михайловна повѣрила на половину. Не менѣе исторіи съ Котцау, заинтересовала Пелагею Михайловну исторія съ самимъ Шепелевымъ въ кабинетѣ принца.
A Василекъ, сидѣвшая за самоваромъ и наливавшая теткѣ и гостю чай, слушала повѣствованіе молодого человѣка, боясь проронитъ единое слово. Не спуская съ него своихъ чудныхъ глазъ, княжна чувствовала, какъ сладко замирало въ ней сердце. Она знала, что молодой человѣкъ не способенъ не только солгать или выдумать, но слова лишняго неправды никогда не прибавитъ ни въ чемъ. Выслушавъ весь разсказъ, Пелагея Михайловна прибавила нравоучительно:
— Вотъ, голубчикъ ты мой, кабы зналъ ты по-нѣмецки, такъ, поди, что бы изъ этого могло выйдти. Протекціонъ бы принца получилъ; а то вышла нелѣпица одна.
— Ну нѣтъ, Пелагея Михайловна, — какъ-то даже обидчиво отозвался Шепелевъ:- не знаю я языка ихняго, да и знать не хочу. И прежде я нѣмцевъ не любилъ, а теперь они мнѣ совсѣмъ поганы стали. Всѣ они дармоѣды и нахалы!
— Вотъ ужь правда истинная, шепнула тихонько изъ-за самовара Василекъ.
— Я и сама не больно ихъ жалую, задумчиво произнесла Гарина, глядя передъ собой въ полу-сумракъ горницы. — Да что дѣлать коли безъ нихъ нельзя….
И, допивъ свою чашку, она, по привычкѣ, перевернула ее вверхъ донышкомъ на блюдцѣ, что значило «довольно». Затѣмъ она встала, усѣлась на свое обычное мѣсто, въ большое кресло близъ печки, и взяла въ руки свою постоянную работу крючкомъ.
Василекъ снова стала переспрашивать Шепелева о томъ-же приключеніи съ нимъ и съ какой-то страстью входила она въ малѣйшія подробности. И менѣе важное, касавшееся молодого человѣка, всегда особенно интересовало ее, тѣмъ болѣе такой удивительный съ нимъ случай долженъ былъ взволновать ея кроткую и отзывчивую душу. Чувство обиды и оскорбленія сказалось вновь въ словахъ Шепелева, когда онъ сталъ входить въ подробности своего разговора съ принцемъ, и это чувство мигомъ передалось Васильку. Она также, какъ и молодой человѣкъ, не съ разу могла найдти или уловить въ чемъ заключалась обида. Однако, ея женскій разсудокъ скоро доисвался смысла во всемъ.
