Павел Дорохов - Колчаковщина

Молча слушавший до сих пор Мурыгин вмешался в разговор.

— То есть, вы хотите сказать, что здесь свои собственные зверства выдают за большевистские.

— Больно в этом признаться, — ответил кооператор, — но кажется мне, что это так и есть.

— Ну и хорошо, что вам это только кажется, — засмеялся другой кооператор, — советую вам не очень вглядываться в фотографии, ведь вас от этого не убудет.

Иван Александрович нервно лохматит волосы.

— Но ведь это, значит, ложь!

— Чудак вы, Иван Александрович, все на правде хотите выехать. Ведь бывает и ложь во спасение.

Ломов заметался по комнате.

— Позвольте, есть же какие-нибудь устои… должна же быть хоть малюсенькая честность.

— Э, бросьте, — раздраженно сказал один из гостей, — какая тут честность, хотя бы и малюсенькая, когда нам на фронте приказывают добивать раненых красноармейцев.

— Так это правда?

Прапорщик молча кивнул.

По уходе гостей Мурыгин спросил:

— Скажите, Иван Александрович, вы были здесь при перевороте?

— Да, был. Я только что приехал тогда, до этого я жил в другом городе.

Ломов назвал город, где до переворота жил Димитрий. Мурыгин припоминающе взглянул на Ломова, — уж не встречал ли он Ивана Александровича раньше.

Нет, как будто такого лица не припоминает.

— Ну что, как здесь прошло?

— Очевидно, так же, как и везде. Сам я, правда, не наблюдал, я не охотник наблюдать такие сцены, но знаю, что расправлялись жестоко… Были массовые расстрелы… Толпа несколько дней громила квартиры комиссаров, убивала не успевших скрыться… Между погибшими я даже знал некоторых.

— Знали?

— Да, знал.

Мурыгин больше не стал спрашивать, довольно было и того, что он от Ивана Александровича узнал.

— А скажите, Иван Александрович, где эта фотография, про которую рассказывали ваши друзья.

— Что, хотите полюбопытствовать?

— Да, я весь город почти исходил, а таких снимков не видал.

Ломов рассказал. В этот же день Мурыгин пошел разыскивать фотографию.

Перед снимками толпился народ. Мурыгин протискался ближе и внимательно стал рассматривать изображенные на снимках изуродованные трупы. Не было никакого сомнения, — это были точь-в-точь такие же снимки, что и в Перми, — пермские снимки Димитрий знал хорошо.

Стал Мурыгин отходить от фотографий, мельком взглянул на другую, стоявшую рядом витрину, где были выставлены самые обыкновенные фотографические карточки, и вдруг так и ринулся вперед.

— Не может быть! Мишка!

На Мурыгина смотрело серьезное лицо сынишки. Приковался взглядом к дорогому лицу и никак не мог оторваться. В груди клокотала буйная радость.

— Мишка, Мишук, ведь твой папулька здесь! Понимаешь, глупый мой мальчишка!

Чтобы не обращать на себя внимание, спрятал радость свою и медленно пошел прочь. Чувствовал, что надо в этом разобраться. Как будто все обстояло просто: захотела Наташа иметь с Миши карточку, может быть, даже надеялась как-нибудь переслать ему, Димитрию; случайно зашла в эту фотографию, карточка вышла удачной, и фотограф поместил ее в витрину. Значит, Наташа с Мишкой здесь, в городе, в этом теперь не остается никаких сомнений. Надо только усилить поиски. Да, да, надо энергичнее приняться за дело. Ведь, найдя Наташу, он найдет и связь с товарищами, наверно, этот самый Семен — большевик, как бы иначе Петрухин дал его адрес!

Мурыгин повернул обратно и не спеша направился в фотографию.

— Скажите, там, в витрине, такой мальчик с серьезным личиком. Нельзя узнать по квитанциям его фамилию?..

Упитанный, хорошо одетый брюнет вежливо предложил стул.

— Чем могу служить? Желаете заказать карточку?

— Нет. Я, видите ли, беженец. Мальчик так похож на сынишку моих родственников, которых я потерял где-то в дороге. Значит, они здесь, в городе. Мне хотелось бы убедиться, узнать фамилию мальчика.

Брюнет задумался.

— Это вы про мальчика с пушистой головой… Так, так, снимались они с месяц, должно быть, назад. Сейчас посмотрим.

Он перелистал квитанционную книгу.

— Да, да… Вот, вот, это самое и есть, — Киселева Н. Ф.

Мурыгин заглянул в книгу, — нет ли адреса. Адреса не было.

— Нет, не они, — вздохнул Мурыгин, поднимаясь со стула. — А какой прекрасный мальчик. Ну, благодарю вас, извините за беспокойство.

— Сделайте одолжение. Будет угодно карточку, пожалуйста, наша фирма вне конкуренции.

— Да, да, конечно.

Грустный возвращался Мурыгин к себе. Да, видно, ничего не поделаешь, придется надеяться на случай. Разве справиться все-таки в адресном столе. Ведь если квитанция в фотографии написана на собственное имя Наташи, то значит, она не скрывается, и если прописана, то уж, наверно, под своей настоящей фамилией.

На другой день. Мурыгин отправился в адресный стол. Получил справку — Наталья Федоровна Киселева в городе не значится.

Это Мурыгина, однако, не обескуражило. Конечно, можно было думать, что Наташа уже выехала из города, но могло быть и другое, — что она вовсе и не прописывалась. Второе казалось Мурыгину вернее. Если бы это было не так, тогда справка говорила бы другое — из города выбыла. Ну, ясно, что Наташа не прописывалась, надо только искать и искать.

Мурыгин стал каждый день ходить к фотографии, где была выставлена» Мишина карточка. Проходил мимо, иногда ненадолго останавливался, любовно оглядывал Мишку с ног до головы и со счастливой улыбкой шел дальше.

— Погоди, Мишук, погоди.

Чаще всего выходил в предобеденное время — прежде Наташа именно в эти часы любила гулять с Мишей. Должна же она прийти хоть раз взглянуть на Мишину карточку. Правда, у Наташи имеется, может быть, и несколько штук Мишиных карточек, но захочет же она посмотреть вот именно на ту, что выставлена здесь. Наконец, сам Миша потянет мать смотреть свою карточку. Мише это, конечно, интересно. Ходил Мурыгин больше по противоположной стороне, всякий раз с волнением всматриваясь на другую сторону, если замечал вдали женщину с мальчиком.

— Не Наташа ли с Мишкой?

Как-то, подходя к знакомой фотографии, Мурыгин увидал у самой витрины женщину с мальчиком, которого она держала за руку. С сильно бьющимся сердцем, Мурыгин задержал шаг. Ну да, да, они, — Наташа с Мишкой!

Так и подмыло броситься к жене и сынишке.

— Наташа… Наташа… Мишка, глупыш ты мой маленький!

У Мурыгина закружилась голова. Нет, нет, мимо, нельзя, нельзя. Поднял воротник пальто, быстро прошёл мимо витрины. Дойдя до угла, перешел на другую сторону улицы и тихо направился обратно; Наташа с Мишей отошли от витрины. Шел следом, не спуская с них глаз. Ах, если бы они знали, что он идет в нескольких шагах за ними, всего только через улицу. Как бы обрадовалась Наташа, как бы бросился к нему Мишка! Но нет, нет…

Проводил их до маленького коричневого домика. Посмотрел, как они вошли во двор. Безумно хотелось войти вслед за ними, броситься к Наташе, к Мишке. Нет, нет, надо подождать. Может быть, в доме есть посторонние люди. Мишка маленький, глупый, проболтается, что папа приехал, — по голосу сразу отца узнает. Нет, нет, нельзя. Рисковать Димитрий не имеет права.

Как-то Мурыгин позвал Ивана Александровича к себе в комнату.

— Видите ли, товарищ Ломов, дело какое… Тут мне случайно удалось узнать, что… словом, живет здесь одна женщина с ребенком, муж у которой не то убит, не то в Советской России. Я бы хотел этой женщине помочь. Но мне самому, ну, знаете, по некоторым там соображениям, передать деньги не хотелось бы… Словом, не можете ли вы мне в этом помочь?

Ломов немного подумал.

— Вы хотите, чтобы я передал этой женщине деньги?

— Очень прошу вас об этом, если только можно. Адрес я вам скажу. Зовут ее Наталья Федоровна Киселева.

— Киселева? — удивленно переспросил Ломов.

— Да. Разве вы ее знаете?

— Нет, не знаю, но я, должно быть, знаю ее мужа.

Мурыгин слегка изменил голос.

— Знаете?

— Да. Я с ним, собственно, не знаком и видел его всего раз-два на митингах. Он жил в том городе, где и я жил до переворота. Большевик. Да, действительно, не то погиб, не то пробрался в Советскую Россию, что-то я потом слыхал об этом. Так, так. Должно быть, его жена. Ну, что ж, я с удовольствием передам.

— Только смотрите, Иван Александрович, я не настаиваю, — притворно-равнодушно сказал Мурыгин, — если это действительно жена Киселева, то, может, вам не совсем безопасно брать на себя такое поручение.

Ломов удивился.

— Это почему?

— Ну, может быть, за ней слежка.

Иван Александрович посмотрел на Мурыгина и серьезно сказал:

— Знаете что, я перестал бы себя уважать, если бы еще этого боялся.

— Ну хорошо, спасибо вам, товарищ Ломов!

Мурыгин передал, деньги, сказал адрес, Ломов ушел.