Вера Крыжановская - Фараон Мернефта

Они говорили еще несколько времени на эту тему, потом Омифер встал и простился, обещая вскоре опять прийти. Прощаясь со мною, он крепко пожал мне руку.

— Благодарю, Пинехас, — сказал он, — ты обязал меня на всю жизнь. Через несколько дней я избавлю тебя от хлопот и возьму нашу милую больную, но десять верблюдов ты получишь сегодня же вечером. Позволь прибавить к ним, на память обо мне, прекрасную сирийскую лошадь, которую мне привели на днях.

Я поблагодарил его, но, слишком раздраженный, чтоб говорить со Смарагдой, вышел на террасу, откуда стал украдкой наблюдать за молодой женщиной. Погруженная в воспоминания своей беседы с Омифером, она и не заметила даже моего ухода. Облокотившись на подушки, она покачивала хорошенькой головкой, весело улыбаясь своим мечтам, которые, без сомнения, рисовали ей блаженную будущность.

«Погоди, — подумал я, пожирая ее взорами, — тебе можно будет мечтать и в палатке, которую я раскину для тебя в пустыне. Но мечты — призрак, а действительность буду я».

В эту минуту вошел невольник и, почтительно поклонившись, доложил, что приехал благородный Радамес, возничий фараона, и желает видеть свою супругу. Смарагда глухо вскрикнула:

— Нет, нет! Скажи ему, что я не хочу его видеть.

Я не трогался с места, желая знать, что из этого выйдет. Она не успела договорить еще своих слов, как завеса снова поднялась и вошел Радамес.

Он невольно остановился, удивленный и очарованный красотою Смарагды, которую не видал в течение целых недель и, конечно, воображал себе совсем иную. Его холодная, натянутая физиономия распустилась в нежную улыбку.

— Смарагда, милая супруга, — воскликнул он, сбрасывая шлем и плащ и протягивая к ней объятия, — вот и я с тобою. Слава богам, сохранившим тебя для твоего верного Радамеса, который проводил дни и ночи в невыразимом отчаянии.

Смарагда встала и, дрожа, оперлась рукой о стол, стоявший возле кушетки. Ее лицо, за несколько минут пред тем радостное и нежно-мечтательное, совершенно преобразилось. Бледная, злобная, с презрительно сжатыми тубами, она смотрела на своего мужа, и ее пылающие глаза, казалось, готовы были превратить его в пепел.

Протянутые руки Радамеса опустились.

— Память изменяет тебе, мой верный Радамес, — произнесла молодая женщина с уничтожающей насмешкой. — Ты забыл, что, когда я заболела чумой, ты прогнал меня с порога моего дома. Ты отказал дать комнату своей умирающей жене, боясь, чтобы се дыхание не заразило вокруг тебя воздух, и из памяти твоей совершенно изгладилось, что ты распоряжаешься в моем доме и на моих землях. Болезнь моя прошла, и вместе с нею — твоя власть. Когда я возвращусь в свои палаты, то не потерплю, чтобы в них властвовал кто-нибудь, кроме меня самой. Я не могу еще выгнать тебя, но все твои должны сегодня же оставить мой дом. Ты понял меня? — прибавила она грозно. — И знай, что, если ты захочешь последовать за своей матерью и сестрами, я не стану тебя удерживать…

Возничий фараона побелел от ярости.

— Ты забываешь, с кем говоришь! — крикнул он, топнув ногою. — Я твой муж и повелитель, все твое имущество принадлежит мне, и никто из моих не покинет палат, слышишь ли? Мы потягаемся и посмотрим еще, на чьей стороне останется победа. В настоящую же минуту я беру тебя с собой. Уж не думаешь ли ты, что я намерен уступить тебя, столь прекрасную, Омиферу или этому жиду Пинехасу?

Он грубо схватил жену за руку, собираясь тащить ее, но я в один прыжок очутился между ними и, оттолкнув Радамеса, подхватил под руки падавшую с глухим криком Смарагду, которая, еще слабая после болезни, не выдержала такой сцены.

Я уложил ее на кушетку, потрогал ее похолодевшие руки и послушал сердце, которое едва слышно билось.

— Твоя запоздалая любовь и заботы теперь вовсе некстати, — сказал я Радамесу. — Как врач и хозяин этого дома, я прошу тебя немедленно уйти: у жены твоей начинается возврат чумной горячки, а ты, кажется, боишься этой болезни.

Я хотел поскорее избавиться от этого противного человека, который, впрочем, своей грубостью облегчил мне возможность удержать у себя Смарагду до самой решительной минуты.

Я не ошибся в расчете на эффект моих слов: храбрый воин мигом улепетнул, не бросив ни единого взгляда на молодую жену, лежавшую в обмороке. Я от души рассмеялся и, увидев, что он забыл свой шлем и плащ, отослал их к нему с невольником, который догнал нежного супруга Смарагды в тот момент, когда он садился в колесницу.

Я хлопотал еще около своей больной, стараясь привести ее в чувство, когда пришел Энох и объявил, что должен передать мне немедленно весьма важные вести. Открыв глаза, молодая женщина стала жаловаться на чрезвычайную слабость. Я усыпил ее пассами и, посадив около нее невольницу, пошел с Энохом в смежный дом, где он жил.

— Пинехас, — начал он, удостоверившись, что никто не мог нас подслушать, — дело вот в чем: я должен сообщить тебе о важных подготовляющихся событиях. Мезу получил повеление от Иеговы умертвить всех первенцев Египта, начиная с наследника фараона до сына последнего парахита. Бог направит руку тех из наших братьев, которые будут орудиями праведной кары этого отверженного народа за его послушание и упорство. Но чтобы беспрепятственно совершить избиение в царском дворце, пророк подкупил двух офицеров гвардии — Радамеса, возничего фараона, и Сетнехта, который состоит при особе Сети, наследника престола. В ночь с пятого на шестой день, считая от сегодняшнего, оба они будут дежурными во дворце. Итак, к этому сроку все мы должны быть готовы отправиться в путь. Нынче вечером у Авраама будет собрание всех начальствующих старейшин колен Израилевых и помощников пророка. Приходи и ты непременно: Мезу сообщит нам последние свои распоряжения и передаст всем повеления Иеговы.

Я вернулся домой, поглощенный не особенно приятными мыслями. Если б не моя безумная страсть к Смарагде, я охотно отступился бы от всего этого дела, которое с каждым днем становилось все мрачнее и опаснее.

Если, подобно всем предыдущим бедствиям, предположенное избиение не достигнет цели и откроется, что я, египтянин, замешан в заговоре евреев, то, наверное, мне предстояло заживо сгнить в рудниках или эфиопских каменоломнях. Но не зашел ли я слишком далеко, чтобы отступать? Я бросил взгляд на спящую Смарагду, и это возвратило мне всю прежнюю решимость.

Как только наступила ночь, я отправился в дом Авраама.

Я знал этого богатого еврея, которого встречал у Эноха: то был человек жестокий и алчный, питавший к египтянам фанатическую ненависть. Обладая громадными стадами, он имел в своем распоряжении целую армию и пользовался значительным влиянием между старейшинами.

Когда я пришел, все уже находились в сборе, а немного спустя появился Мезу с Аароном и Иисусом Навином.

Суровое лицо пророка было бледно, и грозные тучи омрачали его чело. Остановившись посреди собрания, он скрестил руки на своей широкой груди.

— Старейшины и начальники народа Израильского! — начал он. — Преступное упорство фараона и всех египтян, сопротивление их воле Иеговы истощили Его долготерпение.

Слушайте страшное повеление, которое Он изрекает вам теперь моими устами. В ночь с пятого на шестой день, считая от сегодняшнего, все первородные сыновья египтян должны умереть. Отцы семейств, изберите между сынами вашими наиболее достойных быть исполнителями воли Предвечного. Взяв с собой нож и кубок, они должны проникнуть в жилища египтян. Божий ангел-истребитель направит их руку и осенит своим крылом.

Поразив врага, они соберут в кубок часть его крови и, возвратившись в дом свой, помажут двери его ею, в знамение того, что совершили дело, возложенное на них Господом, и заслужили свое освобождение.

Семьи израильтян должны к этому часу покончить все свои дорожные сборы и приготовить незаквашенное хлебное тесто. Когда будет принесен кубок с кровью, глава каждой семьи смешает ее с приготовленным тестом, съест частицу последнего и раздаст таковые же всем своим домашним. Остаток следует тщательно хранить и употреблять однажды в год, в воспоминание вашего чудесного избавления от египетского рабства.

Это должно быть передаваемо каждым отцом старшему сыну, из рода в род, пока существует народ Израильский, ибо вот что изрек Иегова: «Я хочу показать всем народам, что Израиль есть сын Мой и что Я избрал его из среды всех племен земных. Я воздам за кровь его младенцев, избитых фараоном. Одного из них Я спас, чтобы он стал избавителем Израиля, и возвестил ему, что, пока сыны его будут есть кровь врагов своих, они не перестанут властвовать над ними и питаться плодами их трудов, подобно тому как египтяне питались плодами земли, которые в поте лица добывал для них народ Мой».

— Но, — прибавил Мезу, выпрямившись во весь рост и возвышая свой могучий голос, — трижды проклят тот, кто изменит клятве ненарушимого молчания о таинстве, учрежденном Самим Предвечным. Он погибнет ужасною смертью, а потомство его будет уничтожено еще худшими язвами, нежели те, которыми Господь поразил эту страну нечестивых, ибо Иегова бесконечно милосерд к верным, но неумолим в Своем гневе к ослушникам и возвещает вам всем: «Око за око, зуб за зуб».